Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов Страница 92

Он раздражённо швырнул листок на стол, чувствуя вспышку злости и беспомощности. Подсознание рычало, словно потревоженный пёс, предупреждая, что ситуация всё быстрее выходит из-под контроля. Необходимость прятаться уже давно тяготила Панова, но теперь к ней примешивалось что-то более тяжёлое и жгучее – страх.

Панов медленно встал и прошёл по полутёмной комнате, пытаясь снять напряжение движением. Остановившись возле окна, он слегка раздвинул плотные шторы. Двор был пуст и тускло освещён мутным жёлтым светом фонаря, лишь изредка мелькали прохожие, спешащие в свои мелкие жизни.

Он тяжело вздохнул, потирая пальцами виски. Слишком многое теперь зависело от Луневой, девушки из две тысячи двадцать пятого года, сознание которой вселилось в тело Маши Вертинской – то самое, что он недавно искалечил и бросил на грани смерти. Теперь приходилось полагаться на этот хрупкий живой сосуд, словно на шаткий мост над пропастью.

– Ну и дрянь, – процедил он сквозь зубы, содрогнувшись от звука собственного голоса в тишине.

Панов отошёл от окна, выдвинул ящик старого стола и достал блокнот, куда записывал детали поручений. Он записал имя Маши, обвёл его кружком и долго смотрел, словно надеясь найти тайный смысл в простых буквах. Имя было обычным, но теперь оно символизировало опасность и неопределённость.

«Я загнан», – подумал Панов, продолжая пристально глядеть на запись. – «Моё спасение зависит от той, кого я едва не убил. Нелепая шутка судьбы!»

Он резко захлопнул блокнот и убрал обратно в ящик. Тревога ползла по телу, словно насекомые, не позволяя расслабиться. Он понимал, что обязан выполнить поручение любой ценой, иначе Тимошин просто перестанет его прикрывать, а значит, его ждёт смерть или, хуже того, камера КГБ.

Панов поднял телефонную трубку, набрал номер и, слушая гудки, нервно постукивал пальцами по столу.

– Алло, – прозвучал сонный женский голос.

– Это Панов. Нам нужно срочно встретиться.

На том конце линии повисла тяжёлая пауза, и ему показалось, что он слышит своё дыхание, эхом отдающееся от стен.

– Вы уверены, что это разумно? – осторожно спросила она.

– Не скажу, что это хорошая идея, – усмехнулся Панов. – Но выбора у нас нет, и вы это знаете.

– Где и когда? – спросила Лунева решительнее. Её внезапная уверенность одновременно успокоила и встревожила его. Слишком быстро она пришла в себя.

– Завтра в полдень. Кафе на Ленинском. Знаешь?

– Знаю, – ответила девушка после короткой паузы. – Буду там.

Панов положил трубку и почувствовал, как напряжение немного отпускает, сменяясь тяжёлой тревогой. Он снова подошёл к окну и внимательно осмотрел двор. Убедившись, что за ним не следят, заставил себя отойти.

Ощущение уязвимости вновь зашевелилось в душе, словно чей-то взгляд следил за каждым его шагом и ждал одного неверного движения, чтобы нанести удар.

«Будь ты проклят, Тимошин», – с глухой злобой подумал Панов, взяв со стула плащ и направляясь к выходу. Теперь нужно было проверить окрестности места встречи, убедиться, что завтра можно прийти без опаски.

Покинув квартиру, Панов осторожно спустился по лестнице, внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Сердце билось учащённо, напоминая, насколько высоки ставки в этой опасной игре.

Он вышел во двор, ещё раз осмотрелся, словно за его короткое отсутствие кто-то мог устроить засаду. Всё было тихо, но это спокойствие казалось фальшивым и хрупким.

Наступило утро. Панов вышел из дома заранее, переодетый, с выбритым подбородком, в чужом пальто и очках в роговой оправе. Он незаметно прошёл к Ленинскому, зашёл в аптеку, заглянул в газетный киоск, обошёл квартал и остановился напротив кафе.

Он несколько раз прошёл мимо, изучая окна, вход, отражения в витринах. Посетители не вызывали подозрений, но тревога не отпускала. Панов чувствовал себя загнанным зверем, которому приходится идти прямо в ловушку.

Перейдя на другую сторону улицы, он притворился, будто закуривает, и внимательно следил за входом в кафе. Если его ловят – это конец. Если нет – игра продолжается.

Мария появилась неожиданно, словно возникла из воздуха. Её фигура мелькнула в дверном проёме кафе, и Панов напрягся, изучая её осторожные движения и нервно сжатые пальцы на сумочке.

Она замерла возле его столика, будто боясь сесть напротив человека, который недавно чуть её не убил. Панов равнодушно наблюдал за ней, оценивая следы пережитого страха.

– Присаживайтесь, – сказал он спокойно и чуть приподнял руку, словно указывая ей место, уготованное самой судьбой.

Мария села напротив и уставилась куда-то мимо, словно за его плечом находилось нечто менее пугающее и куда более притягательное. Она молчала, ожидая его слов, и Панов ощутил лёгкое, едва уловимое наслаждение её беспомощностью.

– Не стану мучить вас ненужными вступлениями, Мария, – тихо начал он, сохраняя намеренную холодность и цинизм. – Вы ведь и сами понимаете, что я здесь не для приятного разговора. Вам предстоит весьма щекотливое поручение, и его провал дорого обойдётся нам обоим.

Лицо Маши дёрнулось, губы чуть дрогнули, словно хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Панов усмехнулся и безжалостно продолжил:

– Вам поручено сблизиться с министром Шокиным. В идеале – соблазнить, войти в доверие, стать его тенью. Вы должны знать всё: с кем он встречается, какие бумаги подписывает, какие идеи продвигает. Когда он полностью окажется под вашим влиянием, вы получите сигнал. Тогда, Мария, вам нужно будет обеспечить ликвидацию одного из ключевых советских институтов, ведущих разработки в области нейробиологии. Если же сближение окажется невозможным – устраните Шокина. На этот случай, – он вынул из внутреннего кармана крошечный пузырёк с мутноватой жидкостью, – у вас будет вот это. Без вкуса, без запаха. Половина – нужная доза, остальное держите про запас. Использовать только в крайнем случае. Главное, чтобы всё выглядело несчастным случаем, вызванным извне.

– Что вы хотите сказать? – голос Марии едва заметно дрогнул, выдав внутреннюю бурю.

– Ровно то, о чём вы подумали, – Панов равнодушно наклонился вперёд, почти коснувшись её лица. – Устраните его. Полагаю, вам не нужно уточнять значение этого слова?

В глазах Марии мелькнуло потрясение, лицо исказилось, обнажая ужас и отвращение. Однако спустя миг она с усилием взяла себя в руки, медленно протянула руку, забрала пузырёк и, не глядя, спрятала его в сумочку. Затем выпрямилась и ровно, хотя и заметно побледнев, произнесла:

– Нет, не нужно. Я всё прекрасно поняла.

Панов внимательно изучал её, пытаясь понять, на что она способна в экстремальной ситуации. Он испытывал удовлетворение, смешанное с отвращением к ней и к себе самому, но лицо его оставалось бесстрастным.

– Вот и прекрасно, Мария, – сказал он ледяным тоном, откидываясь