Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов Страница 95

Мария почти не слушала его, в ушах шумела кровь, а взгляд застыл на бокале. Каждое произнесённое слово отзывалось мучительной пульсацией.

– Вы не думали, как сократить бюрократию? – спросил он с лёгкой улыбкой, не подозревая о надвигающейся катастрофе.

Она усилием заставила себя ответить ровно:

– Наверное, стоит уменьшить число согласований. Это сэкономило бы время.

Министр удовлетворённо кивнул и сделал ещё один глоток. Затем откинулся на кресло и задумчиво посмотрел в темнеющее окно:

– Именно так. Подготовьте предложения к следующему заседанию. Я полагаюсь на вас, Мария.

Она молча кивнула, чувствуя, как немеет лицо. Она ждала, когда яд подействует, и от этой мысли её охватывал липкий страх.

Неожиданно министр нахмурился, словно ощутил тревогу. Он коснулся лба и слегка покачал головой:

– Что-то… странное, – произнёс он, пытаясь улыбнуться. – Видимо, усталость. Простите.

Она промолчала, только кивнула, боясь выдать себя. Её сердце замерло, когда рука министра дрогнула, едва удерживая бокал. Его взгляд быстро затуманился.

– Мария… – прошептал он растерянно и беспомощно.

Она непроизвольно отступила назад. Министр попытался подняться, ноги не слушались. Он хватался за сердце, в глазах застыл неподдельный ужас.

– Мне… плохо… – едва выдавил он и осел на пол, опрокинув бокал с вином.

Мария застыла на месте. Разум кричал, что нужно позвать помощь, но тело не слушалось.

Александр Иванович смотрел снизу вверх, пытаясь что-то сказать, но лишь хрип доносился до неё, заставляя внутренне содрогаться от бессилия. Его взгляд становился пустым и стеклянным.

Мария осознала с чудовищной ясностью, что совершила непоправимое. Чувство вины захлестнуло её так, что она едва не упала рядом с ним на пол.

Она не могла отвести глаз от человека, который ещё недавно был живым, полным сил, а теперь угасал перед ней, судорожно сжимая грудь руками. В голове пульсировала единственная невыносимая мысль: «Что же я наделала?..»

Тело охватила дрожь, ноги подкосились, и Мария тяжело опустилась на пол, в отчаянии глядя на то, что только что совершила.

Александр Иванович ещё раз взглянул на неё, и в его глазах промелькнуло осознание. Но спустя мгновение они окончательно помутнели; тело перестало шевелиться, и лишь дыхание стало тяжёлым, прерывистым и мучительным.

Мария застыла, осознавая, что её жизнь только что разделилась на «до» и «после». На душе оседал невыносимый груз осознания, что теперь она убийца. Эта мысль вонзалась в сознание, оставляя внутри лишь ледяной, парализующий ужас.

В комнате воцарилась густая тишина, пропитанная невидимыми нитями, что намертво связывали её с лежащим на полу человеком. Тишину нарушало лишь её собственное дыхание – прерывистое, испуганное, отдающееся эхом в её же сознании.

Мария медленно опустилась на пол, не сводя глаз с Александра Ивановича. Он уже не двигался, лишь тяжело дышал, и этот звук казался ей страшнее любого крика. Она знала, что должна немедленно вызвать помощь, спасти его, но тело было сковано ступором. Теперь она осталась наедине с кошмаром, созданным собственными руками.

Время замерло, заставляя каждую секунду длиться мучительно долго, напоминая о том, как быстро можно отнять жизнь и как бесконечно долго после этого ждать искупления, если оно вообще возможно. Мария смотрела на умирающего человека, видя в нём не только жертву, но и того, кому она лгала, кого предала и кто теперь уходил по её вине.

Сознание отчаянно сопротивлялось произошедшему, судорожно ища оправдания, которые звучали так жалко и слабо, что становилось только больнее. Слова Панова звучали как приговор, жестокий и неотвратимый: «Если не сможешь соблазнить – устрани». Теперь это был её личный приговор.

Мария резко вскочила на ноги, пытаясь вырваться из липкой реальности. Она беспорядочно заметалась по комнате, глухо всхлипывая, словно зверь в ловушке. Но выхода не было. Она зашла слишком далеко, и теперь единственным спасением была возможность сбежать из этого мира, в котором она не могла оставаться.

Её взгляд упёрся в небольшое зеркало на стене, и Мария замерла, не узнавая собственного отражения. Из зеркала смотрело чужое лицо – бледное, обезображенное страхом, с глазами, наполненными таким отчаянием, что Мария с трудом поняла, что смотрит на себя саму. Сердце стучало так, словно стремилось покинуть грудную клетку, чтобы больше не принадлежать этому человеку.

Она прошептала, обращаясь к своему отражению:

– Что я наделала…

Эти слова прозвучали невыносимо тяжело, как признание, которого она боялась больше всего. Собственное отражение казалось ей немым обвинением, и она резко отвернулась, не в силах больше смотреть в эти глаза.

Оставалось сделать только одно. В её сознании всплыла инструкция Панова – последнее спасение от ужаса, который она создала. Ключевая фраза, способная вернуть её обратно в двадцать пятый год, в своё настоящее тело, была последним мостом между прошлым и будущим. Её научили произносить эти слова в момент безысходности, когда нет другого выхода. Теперь настал именно такой миг.

С трудом, словно преодолевая сопротивление собственного сердца, она тихо прошептала:

– Пусть всё это закончится сейчас…

Комнату вновь охватила тишина, новая и странная. Её голос прозвучал как далёкое эхо, постепенно растворяясь в воздухе. Она почувствовала, как сознание начинает ускользать из цепких объятий реальности. Тело стало невесомым, словно отдаляясь от комнаты, министра, от совершённого преступления.

Чувство вины и отчаяния начало медленно отступать, хотя она знала, что в глубине её души это останется навсегда. Мария закрыла глаза, доверившись этой невесомости, надеясь, что там, куда она направляется, будет иначе.

Сознание медленно всплывало из темноты, словно она поднималась со дна глубокого озера. Сначала пришла острая боль в висках, затем постепенно вернулось ощущение тела – тяжёлого и почти чужого. С трудом она открыла глаза, ослеплённая ярким, искусственным светом.

Перед ней постепенно прояснилась картина: стерильное помещение, прозрачные стенки капсулы, ровный гул медицинских приборов, экраны с мерцающими линиями и цифрами, фиксирующими её возвращение.

За стеклянным куполом виднелись фигуры людей в белых халатах, занятых манипуляциями с приборами. Один из сотрудников, заметив её движение, застыл на месте, затем быстро подошёл ближе, пристально вглядываясь в её лицо.

– Она пришла в себя, – голос прозвучал приглушённо сквозь толстое стекло капсулы. – Сообщите остальным, двадцать третья восстановилась.

Эти слова были сказаны сухо, механически, будто речь шла о чём-то привычном и неважном. Но для Марии они стали болезненным ударом: понимание, что она вернулась в своё тело, накрыло её с сокрушительной силой, заставив сердце сжаться от стыда и отчаяния.

Двое сотрудников в защитной форме осторожно приблизились к капсуле. Один нажал несколько клавиш на панели