Евгений Старухин - Рудники

Евгений Старухин

Лесовик-2

Рудники

День первый

Вот и закончился суд надо мной. Не было каких‑то громких заседаний, долгих расследований, разоблачительных речей прокурора и адвоката. Все прошло как‑то буднично и быстро. На все — про — все ушло три дня. С момента моего задержания. Нынче система правосудия не утомляет себя долгими процессами. Это не выгодно государству. Оно же делает деньги на заключенных. Как выяснилось, тяжкие телесные повреждения я нанес той самой кодле, что на меня напала. В том переулке оказалась камера. И на ней почему‑то оказались только кадры, где я бью "бедных детдомовцев". Как и ожидалось, прокурор просил максимум, адвокат, предоставленный мне государством, флегматично попросил о снисхождении ввиду моего несовершеннолетия, и в результате я получил три года вместо шести, которые просил прокурор. К счастью о десяти годах речи даже не было, но три года тоже не сахар, тем более что отбывать их придется на шахтах в Альтмире.

Мда, перспективы все равно не радужные. С сегодняшнего дня приговор вступал в силу. Эти три дня моего заключения тоже шли в зачет срока, но как‑то несильно его уменьшали. Все эти три дня я думал, что привело меня на скамью подсудимых? И пришел к выводу, что чрезвычайная наивность и доверчивость, а также моя глупость и непослушание. Нельзя было верить Димычу, нельзя было верить Насте, и уж тем более нельзя было верить в честность полиции. Ведь дед меня неоднократно предупреждал после просмотров каких‑то фильмов про милиционеров, что нынче полиция не такая. Смотрели ли мы "Место встречи изменить нельзя" или "Анискина", но дед после этого все равно говорил, что веры полиции нынче нет. А я пропускал эти слова мимо ушей видимо. Фильмы оставили больше впечатления, нежели слова деда, а зря. Будь я внимательней или хотя бы вспоминая слова деда почаще, не чувствовал бы себя сейчас таким круглым идиотом. А может быть, дело было в наивной вере в силу и справедливость Большого брата — Государства? Уж очень сильно хотелось верить в эту фразу: "Вор должен сидеть в тюрьме!" Но эти наивность и доверчивость стоили мне свободы, а значит они явно лишние. Надо избавляться от них самым жестоким образом, пока еще не поздно. Хотя куда уж позднее? И так уже срок получил, и срок не маленький.

Судья напоследок стукнул своим молотком и меня вывели из зала. Кстати, никто из тех, кому я отсылал письма, даже не появился. Хотя, о чем это я? У них наверняка на почте тысячи писем. А мой суд состоялся всего на третий день. За эти три дня "Дедушка — знаешь ли" вынес мне все мозги, стращая самыми страшными карами за преступления. Как я его не убил, сам не понимаю! Он затыкался максимум минут на десять. И ведь, что самое интересное, ни разу не повторился. Да, говорил, в основном, одно и то же, но всегда разными словами. И только когда он храпел, я мог спокойно поразмышлять о своей судьбе. Но теперь и этот этап моей жизни подходил к концу.

Охранники в коридоре завели мне руки за спину и нацепили наручники. После чего вывели из здания. Усадили в невзрачный микроавтобус и куда‑то повезли. Через полтора часа автобус остановился. Меня схватили за руки и вытащили из машины. Меня поджидало здание с высоким забором по периметру. На заборе даже была колючая проволока. По углам квадратного периметра стояли вышки для караульных. Самих караульных там, правда, не наблюдалось. На воротах, которые в данный момент отъезжали в сторону, красовалась большая надпись: "ЗАО СИТК". Интересно, что она означает?

Рядом с нами нарисовались два солдата с автоматами наперевес. Серьезно тут у них. Меня затащили в какую‑то комнату, отделанную плиткой, содрали одежду, сняв хотя бы наручники (и на том спасибо!), и окатили водой из брандспойта. Ощущения были далеки от приятных. Обсыпали чем‑то на выходе из этой комнаты и, схватив меня за руки выше локтей, потащили куда‑то по коридору. Приятным это путешествие я назвать никак не могу. Голым, да еще куда‑то по еле освещенному коридору — б — р–р — р.

Наконец‑то меня притащили в зал капсул. Залом был собой здоровенный ангар, в котором стояли стеллажи с капсулами. Капсулы стояли в четыре яруса, вплоть до самого потолка. Сколько здесь рядов, я посчитать не успел, понял только, что очень много. В ряду же стеллажей было что‑то около сотни, а может и больше.

В середине среднего ряда за столом обедал мужчина лет сорока, в очках, всем своим видом показывающий, как же ему все надоело. Под карманом на его белом халате на прищепке висела бирка. На ней все та же непонятная аббревиатура: ЗАО "СИТК". Чуть ниже была написана должность — техник и ФИО — Захарьев Дмитрий Олегович. Опять Дмитрий! Ну, этот хоть Олегович, а не Дмитриевич. И на том — Спасибо! Не люблю я что‑то в последнее время техников по имени Дима! С чего бы это вдруг? Сарказм, пусть и мысленный, немного помог. Стало не так погано на душе.

Один из охранников передал ему мой приговор. Тот пробежался по нему глазами. Хмыкнул, отметив что‑то для себя. Дочитав, он, нехотя, встал и, махнув рукой, приглашая следовать за ним, отправился вглубь зала. У одного из стеллажей он начал колдовать над панелью, результатом колдовства стал выезд нижней капсулы. Выехав к нам, капсула открылась, показывая свое нутро. Мне стало несколько неприятно. Здесь была целая куча трубок. На месте, куда надо ложиться, вообще находилось какое‑то желе.

— А ты думал? Видишь ли, тут тебе выходить из капсулы не придется, а посему тут присутствуют вот эти трубочки, которые будут тебя кормить и каки всякие выводить. Есть еще целая куча датчиков, отвечающих за твое здоровье. Но на фоне этих пяти трубочек, они совсем уж мелочь. А вот это красноватое желе будет массировать твою вялую тушку, пока ты в игрушке трудишься на благо государства. Так что, давай, малой, ложись, не задерживай мою встречу с ужином.

Охранники сняли с меня наручники. Я залез в капсулу. Желе было приятной температуры — не холодной и не горячей, в самый раз как надо. Оно меня обтекло, мягко поддерживая мое тело.

— Расслабься и устраивайся поудобнее.

Я вытянулся, желе хорошо держало.

— Ребят, подержите его, — и, повернувшись ко мне, добавил, — Будет немножко больно. Сейчас я буду вставлять тебе два катетера. Извини за эту процедуру, она очень неприятная, но без нее не обойтись. Ну, а чтобы ты вдруг не стал вырываться, эти ребята и будут тебя придерживать.

С этими словами он приступил к действиям. Было неприятно, противно, даже больно. Но по сравнению с клыками кабана, пропарывающими брюшину, это казалось детским лепетом. Когда катетеры заняли положенные им места, последовало втыкание двух капельниц в вены. Это промелькнуло вообще незаметно. Оставалась еще одна трубка.