Юлия Бражкина - Сон длиною в жизнь (СИ) Страница 10

   - Мама, она права. Я больше не нуждаюсь в ней. Психотерапевт мне не поможет, как же ты не понимаешь!

   Она меня как будто не слышала! Мама, наконец, нашла свой телефон и стала поспешно набирать номер. Я начала злиться на нее. Вся та сдержанность, которая копилась внутри меня, стала бушевать, бурлить, отчаянно вырываться наружу! Я судорожно дрожала, пытаясь побороть ее, но было слишком поздно. Не владев собой, я резко подкатила к ней в плотную и, выхватив из ее рук телефон, разбила его об первую попавшую стену.

   - Послушай же меня, наконец!

   Я хотела, чтобы она меня выслушала. Мне столько хотелось ей сказать, и я надеялась, что она поймет меня. Но я ничего не сказала. Потому что с этим броском пробило и мою голову. Головная боль возросла в несколько раз, и была просто невыносима. Мой выплеск эмоций, который я вложила в этот бросок, возвратился ко мне бумерангом, и ударил в самый центр.

   Я упала с коляски, хватаясь за голову. Боль настолько была нестерпимой, что именно в такие моменты мне казалось, что смерть дышит мне в спину, казалось, что сейчас моя голова разорвется, и все вмиг прекратится. Последнее, что я почувствовала, это как две пары рук пытаются меня поднять.

   Я не помню, как я оказалась на кровати. Точнее, в больничной койке. Я разочарованно закрыла глаза. Боль поражала меня, и я думала только о ней. Но два слова я все-таки смогла сказать.

   - Прости меня, - хрипло прошептала я, обращаясь к маме. Но я ее не видела и ничего не слышала в ответ. Вокруг меня были лишь расплывающиеся картины.

   Но головная боль постепенно стала утихать, но не исчезала. Неизвестно, сколько я пробыла в таком бреду. Может, несколько минут, а может, несколько часов. В любом случае мне это время казалось вечностью. Как будто я уже побывала в аду. Глаза горели и, наверняка, были ужасно красные от полопавшихся сосудов. Все вокруг казалось мне таким нечетким с помутнениями в некоторых местах, отчего мне казалось, что в моей комнате бегают черти.

   Дрожь пробила все тело. Любое движение отдавало болью в голову, но я была бездвижна. За пятнадцать лет я научилась не двигаться несколько часов, так что для меня это не было проблемой. Если бы я испытывала только физическую боль.... Меня не отпускало чувство тревоги, отчаяния, волнения, отчего слезы сами хотели вырваться наружу. Но я держалась изо всех сил. Мне надоело плакать. Вся моя жизнь омыта слезами. Я всегда старалась казаться сильной, но я почти сломана. Я устала быть сильной. Но я не имею права сдаваться. Пока у меня есть те, ради кого я живу, я не сломлюсь.

   Я невольно вспомнила мой "маленький кошмар". Она - мое вечное напоминание о том, какая я была, о счастливом времени до этого ада. Когда я смотрю на нее, я будто смотрю на себя в зеркало. Мне иногда кажется, что она хочет, чтобы я не ненавидела себя, ненавидела прошлую счастливую жизнь, прежнюю себя. Именно на ней она остановилась. Именно такой девочкой я была, когда мне подписали смертный приговор. Я всегда начинаю думать, как бы у меня сложилась жизнь, если бы я была нормальной, как все. Я старалась не обращать внимания на эту дьяволицу. Но это просто невозможно. Меня одолевает страх, как только я слышу этот милый, наивный голосок. Стоит только о ней подумать, все внутри сжимается, даже дышать трудно.

   Практически все галлюцинации связаны с ней. В более типичных случаях они разнообразные, почти постоянные. А у меня лишь одна маленькая девочка. Со стороны это звучит не так страшно, почти безобидно. Я помню, как мне сказали, что мне даже повезло. Я мысленно посмеялась над этим. Им не понять, что все намного глубже, чем они думают. Даже несмотря на то, что эта дьяволица взяла мою внешность, что уже, по сути, жутко, Лера внушает мне большой страх, который я не могу объяснить. Когда я ее вижу, мне хочется убежать, укрыться в безопасном месте. Но если подумать, она же ничего плохого мне не делает. Каждый раз я проговаривала это про себя, готовясь дать ей отпор, но забывала обо всем с ее появлением. И как тут прикажешь бороться?

   Я вспомнила Диану Александровну. Мой последний визит. Не могу поверить, что я была там в последний раз, что я больше не сяду на мягкое кресло, к которому так привыкла. Что больше не услышу этих вопросов, которые Диана Александровна задавала мне на каждом приеме, что больше не увижу пейзажа хвойного леса, который я наблюдала за окном.

   Одна слезинка все-таки пробилась, несмотря на все упорства.

   Я услышала звук открывающейся двери. Я лежала спиной к ней, и не знала, кто это. Если это отец, то он точно меня спокойно выслушает. Я почувствовала колебание кровати, когда этот кто-то сел рядом со мной. Я затаила дыхание в надежде, что боль не пробьет снова.

   - Милая, если ты хочешь поговорить, я могу тебя выслушать, - прошептал мне над ухом мой отец. Все-таки мои молитвы были услышаны. Я действительно хотела поговорить, а мама точно спокойно не выслушает то, что я хочу сказать. Сейчас ее надо успокаивать.

   - Сделай так, чтобы мама не побеспокоила Диану Александровну, - в первую очередь попросила я. - Она ни в чем не виновата.

   - Я знаю. Мама просто за тебя переживает. И ты сама прекрасно знаешь, почему.

   Конечно, знаю. До меня мама не могла выносить ни одного ребенка. Выкидыш в первый триместр, и все начиналось заново. И только я оказалась такой сильной и смогла выдержать восемь месяцев. Несмотря на тяжелую беременность и роды, я родилась полностью здоровой. Все в роддоме звали меня чудо-ребенком и сулили мне особенную жизнь. Даже не могу представить, как мама страдала, когда узнала, что я попала под так называемый "бум психиатрии", когда во всем мире резко увеличилось число психиатрических расстройств. Как можно осуждать мать, которая наблюдает, как угасает ее единственный ребенок, которого она с таким трудом получила?

   Мне стразу стало стыдно за тот инцидент с телефоном. Даже не знаю, что на меня нашло. Как же мне сейчас хочется ее утешить, дать хоть какую-то надежду, чтобы она грезила ею, пока я не умру. И тут я вспомнила о том, что посоветовал мне мой психотерапевт.

   - Пап, - второпях, начала я, не в силах больше держать все в себе. - Диана Александровна кое-что мне сказала перед моим уходом.

   - И что же?

   Я молчала. Думала, стоит ли вообще начинать этот разговор. Меня одолевал страх, который родился из неопределенности. Какое бы я решение не приняла, я буду сомневаться, правильно ли я поступаю. А вдруг это будет моей ошибкой? Вдруг станет только хуже? И не только мне. За каждым решением есть риск нежелательных последствий. Как я могу уверенно принять решение, зная об этом.

   - Не молчи. Ты же знаешь, что я все пойму.