Кэрол Берг - Стражи цитадели Страница 106

Я хотел остановить тренировку, но Коврак стоял рядом, наблюдая, и ждал, когда я выкажу свою слабость. И лорд Парвен был со мной.

Вы знаете, что делать, — нашептывал он. — Он бесполезен, если не может выполнять приказы. И он сам это знает. У солдата есть гордость, иначе он предаст, если бой будет чересчур тяжел. Воины Зев'На не живут, если не подчиняются.

Я обнажил меч и дошел по растрескавшейся земле до упавшего солдата. Это оказался Лак. У меня на поясе висел бурдюк воды, но с тем же успехом он мог бы быть и в Комигоре. Я коснулся шеи Лака острием клинка.

— Беги, — приказал я.

Он хрипел и задыхался, не поднимая взгляда. Я нажал сильнее, прорезав кожу.

— Беги! — повторил я приказ.

Я очень хотел, чтобы он побежал, каждый мускул моего тела умолял его встать. Медленно он поднялся и поковылял дальше в жаркое марево.

Только девять из моих солдат закончили пробежку. Старший упал замертво в пятидесяти шагах от финиша. Лак вернулся с остальными, рухнул на землю и потянулся за бурдюком.

Как вы поступите? — поинтересовался Парвен. — Разве он выполнил ваш приказ полностью?

Он мог бы и не говорить этого. Я и так знал, как должен поступить, даже если мне и было это отвратительно.

— Стой, Лак, — окликнул его я, — ты не закончил пробежку.

Лак непонимающе смотрел на меня, держась за живот, согнувшись пополам в судороге.

— Тебе было приказано бежать двойное время, но ты четверть часа провел лежа на земле, пока я не заставил тебя продолжить. Я запрещаю тебе пить с теми, кто выполнил приказ, пока ты не закончишь.

Пинком я вышиб бурдюк с водой у него из рук. В его глазах полыхнула такая ненависть, что я обнажил меч.

— Беги, — сказал я снова.

Он встал и заковылял прочь.

— Нето, засеки ему четверть часа.

Я повернулся и посмотрел на остальных, утолявших жажду и утиравших лица. Казалось, прошел еще год, пока солдат не выкрикнул время. С глухим ударом Лак рухнул поблизости от меня.

Неплохо. — Парвен все еще был со мной. — Но вы же знаете, что еще не закончили. Он противился вам. Вам пришлось дважды повторить приказ.

Лак лежал спиной в пыли. Один из солдат вливал воду ему в рот, но он выхаркивал ее обратно несколько раз, пока судороги не ослабли и он не смог проглотить немного. Я стоял над ним и смотрел, как он дышит. Он был слаб. Я мог прочесть это в его лице, а он и не знал, что я могу. Он совсем не боялся меня.

А должен. Он ослушался вас, потому что в нем совсем не было страха. А что бы он сделал, если бы вы приказали ему умереть за вас? Вам пришлось бы повторить это дважды?

— Свяжите его, — приказал я. — Десять плетей. Пять за то, что вынудил меня повторить приказ, и еще пять за предположение, будто я не замечу, что он сократил время.

Лак попытался возражать, но я поднял руку.

— Одно слово… одна жалоба… один вопль, и будет еще десять плетей. А потом еще десять.

Первые два раза я ударил его сам, подчеркивая свою власть, а потом передал кнут одному из тех, кто мог лучше с этим справиться. Когда все было закончено, я вернулся в палатку и велел рабу принести мне воды, чтобы смыть с тела забрызгавшую меня кровь.

Лорды были удовлетворены.

Это было необходимостью… Неприятной… Возможно, теперь он станет жить ради служения вам… Вы справитесь с трудностями командования…

Этим вечером я больше не выходил. Пусть другие смогут промыть раны Лака, пока я этого не вижу. Страх передо мной объединит их.

Прекрасная работа…

Еще несколько месяцев я сурово муштровал своих девятерых солдат, безжалостно наказывая за малейшую оплошность. Лак и я больше не тренировались вместе. После того как его выпороли по моему приказу, я заставлял его вставать, бегать и выполнять все упражнения наравне с товарищами. Его ненависть преследовала меня как тень в послеполуденной пустыне.

День за днем мы занимались строевой подготовкой под палящим солнцем, сражались на утяжеленных свинцом дубинках, развивая силу, били по деревянным шестам, отрабатывая движения ног и точность обращения с мечом и пикой, упражнялись с завязанными глазами, развивая восприятие, или стоя на одной ноге, совершенствуя чувство равновесия. В конце концов, я решил, что мой отряд готов к испытанию. Мы пригнали двадцать пять рабов для тренировочных боев. Это был отличный день. Только одного из моих солдат ранили, в то время как семь рабов было убито. На другой день мы отправили в скалы пятьдесят рабов. Каждому выдали бурдюк с водой и запас серого хлеба. Я дал им дневную фору и сказал, что они получат свободу, если сумеют ее сохранить. На следующее утро мы начали охоту, используя все свои умения, чтобы выследить беглецов. Кое-кто сбился в кучки и пытался сражаться с нами или нападал из засады. Другие разбежались. За три дня мы вернули назад всех, кроме троих — они пытались обрушить на нас лавину и сами погибли под камнями. Никто из моих людей не пострадал.

Это я придумал оставить загон для рабов открытым в ту ночь, когда мы вернули их обратно. Я решил, что, почувствовав вкус недолгой свободы, они снова попытаются сбежать. Я оказался прав, и мы с моим отрядом заново переловили их за следующие два дня. Я не позволял своим людям спать, пока последний из рабов не был пойман, и жестоко выпорол сторожа за то, что тот оставил загон незапертым. Он не знал, что я сам открыл его, и верил, что заслужил наказание. Это стало хорошим уроком для моих людей.

На следующее утро после того, как мы вновь переловили рабов, я вышел из палатки и увидел с холма, что мой отряд, их палатки, лошади, оружие — все исчезло.

— Где они? — потребовал я ответа.

Коврак, как обычно, занимался растяжкой и пил кавет.

— Переведены. Не знаю куда, и вы не узнаете.

— По чьему приказу?

Глупый вопрос. Я и сам знал по чьему. Почему? Мы хорошо работали. Они боялись меня. Они сделают все, что я им прикажу.

Вы прекрасно понимаете почему, — ответил Парвен. — Из-за того, кто вы есть и кем должны стать. Ваше время в лагерях подошло к концу.

Когда я вернулся в свой дом в Зев'На, Сефаро и другие рабы исчезли, их сменили другие, безымянные. Мне не сказали, куда они делись. Я решил, что они убиты, а если и нет, то мои расспросы приговорят их. На фехтовальной площадке меня встретил новый учитель, наставники по рукопашному бою и верховой езде тоже сменились. У всех у них были странные глаза, они не улыбались, но издевались надо мной и высмеивали мои несовершенные умения, пока я не возненавидел их.