Исповедь палача (СИ) - Меркушев Арсений Викторович Страница 13

— Каким образом?

— Сегодня уже поздно, а завтра, если вы желаете, я поделюсь своим видением проблемы.

Ту ночь Игорь Семенович Мигу плохо спал, заинтригованный словами Яна, а когда, наконец, настал вечер и он спокойно, не теряя достоинства, смог снова с ним встретиться и услышать то, что Ян Гутман навал видением, — то от услышанного старый дипломат слегка опешил.

Впрочем, через месяц обдумывания и обсасывания, он таки дал свое принципиальное «Да».

А полгода спустя после этого разговора старый дипломат господин Жао любовался репродукцией знаменитой картины «Пекин 2008» и размышлял о том, как дивно порою ложатся карты. На полотне картины три девушки играли в маджонг — дивную смесь домино и покера. При чем играли на раздевание, и каждая из них символизировала одну из стран востока.

Коротко стриженая Япония проигралась тут в пух и прах, — она была полностью раздета…Но была сосредоточена на игре, пытаясь отыграться.

Девушка, с татуировкой на спине — символизировала Китай. Китай хоть был раздет до пояса, но сохранял юбку и нижнее белье. Но это была явно ее игра, и на ее поле.

Барышня в длинных одеждах олицетворяла США

Ну а лежащая в соблазнительной позе русая красавица Россия, — она одной ногой гладила Америку, а другой помогала Китаю — тайно передавая девушке с драконом на спине лишнюю костяшку.

Но был на этой картине еще один участник. Это была девочка в красном дудоу. Она наблюдает за всем со стороны и видит все, что творят игроки, и все понимает. Но у нее нет ни статуса, ни возможностей вступить в игру, и нет права голоса, а есть лишь возможность перемигиваться с покровительствующей ей «Америкой» и обязанность чистить фрукты для взрослых тетенек. — Ничего не может она тут поделать, что бы присоединиться к игре.

А ведь так хочется поиграть! — Но тетеньки взрослые, они не пустят за стол маленькую соплячку. И что же соплячке делать то? Чистить для них фрукты, перемигиваться с одной и строить гримасы другой? Или попытаться самой влезть в игру?

Тогда, полгода назад господин Чень Жао был удивлен полученным приглашением из Министерства Юстиции, но от встречи не уклонился.

С ним беседовала, конечно же, не маленькая девочка в красном дудоу, а человек его возраста, седой и сухощавый. Но своей глубинной сути это не меняло — маленькая девочка хотела играть вместе с взрослыми тетеньками на равных.

Тогда Господин Жао оценил и подбор собеседника — к нему прислали не молокососа, а человека его возраста и ранга. Ну а то, что дом бывшего дипломата во время посещения его гостем из России был на прослушке — этот факт ничуть его не удивил и не оскорбил: лояльность господина Жао интересам республики была абсолютной, а за своего сына он мог ручаться головой. И, что важно, его собеседник об этом знал.

Удивило другое: план его сына, предложенный русскому, казавшийся ему, да и самому Яну, слегка авантюрным и нереальным, был услышан, проанализирован…и признан перспективным. Девочке с фруктами в красном дудоу отчаянно хотелось за общий стол, и она не упускала получить возможность кинуть два кубика хотя бы одну партию. Единственное что самого господина Жао попросили о небольшой услуге, вернее сразу о двух: представить его собеседника этому русскому, а после того как господин Фа из National Security Bureau (служба разведки Тайваня) пожмет ему русскому, отойти в сторону и не вспоминать более ни о их разговоре, ни и о плане, автором которого являлся его сын. К Яну Гутману эта просьбы так же относилась.

План „Тыва”, разработанный в общих чертах и, что называется, на коленке Яном Гутманом и «отшлифованный» усилиями специалистов из NSB был довольно своеобразен: основные события должны были, подобно иглам акупунктуры, вонзаться далеко и часто в совсем нелогичных, на первый взгляд местах.

Конституционный суд Тайваня видел много разных исков, — и абсурдных, и взвешенных, и глупых, и таких, что сами судьи погружались в раздумье на долгое время. — Этот иск был из разряда абсурдных, но деликатных: некий Жуи Лоу подал иск против правительства Республики. Предмет иска был очень даже патриотичным — отказ в 2011 г. от территориальных претензий на исконно китайские земли — «Танну-Урянхай»…или по-современному — «Тыву». — При чем господин Жуи вовсе не требовал его дезавуировать, а требовал дать ему определение.

Определение и было дано — соглашение достойно сожаления и скорби. Точка. О пересмотре или отмене — речи даже не шло.

План «Тыва» не требовал активного и даже личного участия самого главного бенефициара этого плана, даже когда очередная игла — событие происходили в самой Росси. — Практически одновременно с этим судом в Тайване, в Московский суд был подан иск о признании незаконным включения Тувы в состав СССР в 1944 г., и главное — о признании ее права на самоопределение или смену государства-суверена. В отличие от Тайваня шансов тут не было никаких, но грамотная юридическая поддержка давала возможность затянуть дело, а значит привлечь к нему внимание.

Это были два главных, но не единственных хода, предпринятых в рамках плана «Тыва».

Была и торжественное открытие после реставрации кладбища солдат Циньской империи похороненных недалеко от Кызыла, — естественно, что освещенное в СМИ, и не только в Российских. А несколько мальчиков-тувинцев возлагающих букеты белых хризантем к месту упокоения последних солдат империи (этот термин господин Гутман придумал сам) — производили приятное и скорбно-торжественное впечатление.

Было ли кладбище нестоящим или нет — неизвестно. Но реакция Москвы была такой, какой и предполагал Ян Гутман — жесткой и дурной.

Если мраморные кладбищенские плиты привлекли относительно мало внимания, то снос кладбища был куда как более зрелищным. И ведь был что показать?! — На такую картинку не рассчитывал даже Ян: раннее утро, солнышко, которое первыми своими лучами касалось, словно глядя, могильных плит двух десятков воинов „Восьмизнаменной армии”, мелодия и слова „На сопках Маньчжурии” пущенные для фона… И рык трактора, своим ковшом ровняющего это умиротворяющее великолепие, и некий „дядя Вася” за баранкой этого хтонического урода — алкаш в матроске-алкоголичке, небритый и с бычком в зубах.

Зрелище было настолько мерзким и гнусным, что казалось перегар, и вонь дизеля передаются зрителю через экран монитора. — Видео набрало кучу просмотров, получило резонанс, а чинуша из Первопрестольной отдавший столь нелепое распоряжение срочно лег в больницу с гипертоническим кризом.

Было еще несколько акций, куда менее заметных несведущему зрителю, и остро видимых профессионалами. Таких, как например, открытие культурного центра по изученью китайского языка в городе Ак-Довураке. Помещение, преподаватель и коммуналка — были за счет местных, а вот грант преподавателю и учебные материалы — „спонсорские”: пара сотен учебников и других учебных материалов с маркой „Сделано в Тайване”, учебники истории Китая, написанные в Тайбее, а вовсе не в Пекине, и портреты Сунь Ятсена и Чан Кайши — это увидали все кто должен был увидать.

Порою события в жизни похожи костяшки домино, только их множество, они разного размера, и у всех свой вектор падения.

И в этот раз сразу несколько мелких доминошных костяшек, сложившись в одном месте, для того, что бы столкнуть ту, что покрупнее, а та, в свою очередь — отправила в падение еще более крупную.

Разрабатывая план «Тыва» Ян вовсе не планировал достучаться напрямую до Москвы. — Москве собственного говоря было все равно — с кем и кто там судиться за границей, и какой портрет висит у тувинских грантоедов. — Но не все равно было Китаю, а вернее Китаю материковому, или КНДР. — Перспектива заиметь под боком выкормышей Чан Кайши, пусть и в далекой перспективе, этим товарищам не улыбалась. — Реакция Китая была жесткой — Китай попросил Москву присмотреться к окраинам повнимательнее.

Реакция Москвы, как и предполагал Ян и Мигу была еще более нервной: вдоль границы с Китаем начали строить рокадную шоссейную дорогу, несколько воинских частей поменяли место прописки, ну а мост через Иртыш так и не начал строиться, принеся себя в жертву спокойствия москвичей и бюджету Тувы. — Это была нормальная реакция метрополии на ставшую проблемной провинцию. Принимая план Яна Гутмана — Мигу знал, что это может сработать. Мышление москвичей было довольно просто: провинция должна или приносить деньги или не доставлять беспокойства. Если провинция доставляет беспокойство, то проще всего дать ей денег, отобрав или недодав их тем, кто беспокойства Москве не доставляет.