Чигиринская Ольга - Дело земли Страница 13

— Дайте мне нож. Желательно острый.

Райко, недоумевая, подал ему свой кинжал. Сэймэй снова поддернул рукава (почему он носит их все время спущенными?), обнажил клинок, полоснул себя по ладони и приложил руку к губам пленника.

Тот замотал головой, открыл, а скорее распахнул глаза, будто веки были тяжелыми, что твои створки ворот. Дернулся в веревках — зря, вязать в управе умеют, быка ездового увяжут, не пошевелится — а потом замычал.

Райко набрал в грудь воздуха и заорал:

— Ах ты мерзавец, подлец, негодяй! За твои преступления тебя десять раз убить мало! Думаешь, мы тебя попросту обезглавим? Нет! Я прикажу снять с тебя шкуру и на воротах управы повесить! Велю тебе ядра отрезать и собакам отдать! Вырву тебе кишки и заставлю жарить и есть! Отвечай, скотина, кто тебе убивать людей по ночам велел?!

Этот приемчик он позаимствовал у Хираи Хосю. Конечно, у Хираи с его бородищей, пузом и бычьим голосом получалось лучше: преступники, обливаясь горячим и холодным потом, во всем сознавались, даже не дожидаясь палок. Но и Райко неплохо навострился. Когда на тебя нечеловеческим голосом орет вроде бы тихий и чистенький молодой господин — значит он в таком гневе, что все, чем пригрозил, сделает и не заметит.

Однако грозные слова действия не возымели. Райко изготовился было попробовать еще одну тираду… но остановился и махнул стражникам

— А ну-ка, откройте ему рот.

— Да, — сказал Сэймэй, не меняя позы. — У него вырезан язык.

Пленник нехорошо засмеялся.

— Это немного осложнит дело, — продолжал Сэймэй.

И, повернувшись к преступнику, уточнил:

— Совсем немного.

Он встал, осмотрелся и показал на ту сторону двора, что уже была освещена солнцем.

— Тащите его туда.

— Что вы хотите сделать?

— Определенные виды нечисти… настолько нечисты, что не выносят прямого взгляда Богини, Озаряющей Небо. Обычному огню трудно повредить им, даже с близкого расстояния — зато солнце сжигает их дотла. Не всех — но этот молод, глуп и слаб. Он сгорит. Конечно, не сразу. Это долгая смерть, мы успеем узнать все, что нам нужно.

Стражники по знаку Райко отволокли узника на светлый участок. Утреннее солнце первого дня весны, насколько его чувствовал Минамото, совсем не грело — но кожа негодяя сразу же пошла волдырями. Он замотал головой, сначала кряхтя, потом постанывая, а потом и подвывать начал.

— И это можно делать очень долго, — сказал Сэймэй негромким, даже каким-то скучным голосом. — Когда ты начнешь умирать, тебя втащат обратно в тень — и все на тебе заживет. И тогда мы начнем снова. Ты впадешь в дневное беспамятство? Хорошо, мы подождем ночи и начнем пытать тебя серебром. Чтобы не возиться с веревками, мы отрубим тебе руки и ноги — ты все равно будешь жить. Тебе набьют брюхо горящими угольями — ты все равно будешь жить. Тот, кто обещал тебе бессмертие — обманул тебя. В аду ведь тоже нет смерти. А потом мы оставим тебя в покое. Потому что придет жажда, а ты не сможешь ее утолить. Твоя собственная кровь не поможет, ты знаешь. А чужой ты больше не получишь. Ты помнишь жажду? Тебя ведь наверняка с ней познакомили… слегка. Чтобы ты против мелочей вроде вырванного языка не возражал.

Преступник выл и корчился, как гусеница, в которую мальчишка тычет палочкой. Стражники, видавшие на службе всякого, побледнели и с трудом сдерживались, чтобы не отступить от него подальше. Райко их понимал — зрелище было жуткое.

Наконец сжатые губы преступника разжались, и он прокричал вполне внятно:

— Боги-я! Боги-и-и-я!

Корень языка ему все-таки оставили, чтобы мог есть — и кое-какие слова произносить ему удавалось. Интересно, какую именно богиню призывал этот полудемон?

— Она не поможет тебе, — все так же ровно сказал Сэймэй. — Сейчас день, а днем царит другая. У той, кого ты зовешь, над нею власти нет. Дело твое пропало и жизнь твоя кончена. Все, что тебе нужно сейчас — это смерть. А смерть можем дать только мы. Оттащите его в тень.

Стражники взяли связанного за ноги и оттащили к навесу, под которым сидел Райко. Вовремя — кожа на сожженном лице уже пошла трещинами и начала сочиться сукровицей.

— Смотрите, что сейчас будет, — сказал Сэймэй, подошедший следом.

Райко подташнивало, но он заставил себя смотреть.

Трещины на лице пытаемого срастались. Волдыри сходили, таяли на глазах — и кожа принимала прежний оттенок — цвет бумаги митиноку, тронутой временем…

— Теперь можно обратно.

Стражники в нерешительности посмотрели на Райко — похоже, Сэймэй внушал им не меньший ужас, нежели плененная нечисть. Райко очень хотелось прервать пытку сейчас и приступить непосредственно к допросу — но он знал, что еще нельзя. Сейчас преступник еще не готов. Он еще думает, что может предложить сделку и подсунуть гнилой товар. А он должен думать совсем другое: что нам, в общем, на его сведения наплевать. Что мы полны жажды мести и единственное чего хотим — это как можно дольше его мучить. И откупиться от этой участи он может, только сказав правду. Всю, до конца.

Он перехватил взгляд командира пятерки стражников и кивнул: делайте.

На этот раз они закричал, едва его вынесли на солнце.

— Вы их очень не любите, должно быть, — сказал Сэймэю Райко.

— Таких как этот? — удивился Сэймэй. — Вовсе нет. Крайне глупый и ограниченный человек, от рождения ждавший этой судьбы, как карп на разделочной доске. Такие и без нечисти доходят до убийства — был бы тот, кто прикажет убивать; да вам ли не знать?

— Но вы знаете о таких, как он, много. Удивительно много.

— Я — колдун, мастер Пути, — улыбнулся Сэймэй. — За моти идут к пекарю. За сакэ — к винокуру. А за управой на нечисть — к заклинателю. Потому что каждый из нас знает свое дело.

— Кому они поклоняются? — поинтересовался Райко.

— Это очень старинный культ. Возможно, созданный еще до того, как наш народ пришел на острова.

— Наш народ… пришел? — изумился Райко. — Но мы жили здесь всегда.

— Кем же тогда, по-вашему, являются варвары, которых мы тесним в Муцу и Дэва на севере и в южные провинции Кюсю на юге? Нет, господин Минамото, наши предки были не первыми, кто поселился здесь. Вы заметили, как у этого молодчика длинны руки и ноги?

Преступник на сей раз выкрикивал уже не имя неведомой богини, а другое слово, тоже вполне произносимое для безъязыкого:

— Ия! Ия-а-а!

«Нет, нет…»

— Дозрел? — спросил Райко.

— Лучше подождать еще немного.

— А не умрет?

— Не должен. Они довольно живучи, даже молодые. И он сравнительно недавно пил кровь. Совсем умирать он начнет к полудню. Возвращаясь к вашему вопросу — они поклоняются богине, которую наши писания зовут Идзанами, хотя образ, в котором они почитают ее, не похож ни на один из известных мне. Однако я знаю, что храм ее находится глубоко под землей. И что этот убийца был служителем храма — иначе ему не позволили бы видеть богиню. Кстати, у него отрезан не только язык.