Владимир Прягин - Дурман-звезда Страница 16

— Я тебе так скажу, — отец оглянулся на дверь и понизил голос, словно боялся, что их подслушают, — к Волкам иди, к Ястребам, к кому хочешь. Только в это болото не возвращайся. Понял, дурень?

Одним глотком он выдул ром из стакана. В эту минуту дверь отворилась, и матушка шагнула через порог. Взглянула на мужа и сказала:

— Ага.

В этом слове было столько оттенков, что отец покраснел и поспешно сунул бутылку в шкафчик. Пчелка, вошедшая вслед за матушкой, хихикнула, но тут же опомнилась и сделала невинное личико. Старая Веста водрузила в центр стола огромное блюдо. Пирог исходил аппетитным паром и едва не лопался от начинки. Принцип у матушки был простой — чем больше мяса, тем лучше. В противном случае отец не преминет съязвить на тему того, что его кормят тестом и травкой, как последнего смерда, и что у него в полку даже лошади питались разнообразнее…

— А мелкого позвать? — спросила Пчелка.

— Не надо, — сказала матушка. — Спит твой братик, я к нему заходила только что. Потом пирога ему отнесешь.

— Как он, кстати? — спросил Ясень. — Выздоравливать собирается?

— Ночью пропотел, лучше стало. Только слабый совсем.

— Правильно, пусть спит. Быстрей поправится, — глубокомысленно заметил отец. Он явно был рад, что разговор ушел от бутылки в шкафчике. Матушка понимающе усмехнулась.

— Садись уже, лекарь…

А Ясень вдруг ощутил, что его самого неодолимо тянет ко сну. Разумных объяснений этому не было. Ведь не с двух же стаканчиков развезло? Но веки наливались свинцом, и глаза слипались. Вокруг сгустился лиловый сумрак, фигуры домочадцев сделались плоскими, а голоса звучали глухо и неразборчиво, словно из-за двери.

Ясень с трудом улавливал, как Пчелка в лицах пересказывает сцену на поле, смешно копируя интонации ведуна. И как отец посмеивается в усы, а матушка качает головой осуждающе, но даже на ее губах иногда мелькает улыбка. А потом старая Веста говорит, что фиалковый цвет в этом году удался на славу, она уж такого и не припомнит. И вообще, по такой погоде ходить на поле — чистое удовольствие. А вот когда она, Веста, впервые собирала фиолетовые огни (шутка ли, два больших цикла с тех пор сменилось) стоил собачий холод, потому что дело было зимой, и цветы проросли на проталине посреди ледяной равнины, и мороз обжигал лицо, выцарапывал последние остатки тепла, и уже не слушались пальцы…

— Ясень!

Кто-то звал его с другого края снежного поля, но голос терялся, не мог пробиться сквозь завывание вьюги.

— Ясень, слышишь меня?..

Он с трудом поднял взгляд и не сразу сообразил, где находится. Все сидящие за столом уставились на него — Пчелка даже рот приоткрыла. В ушах звенело, словно рядом только что ударили в колокол.

— Да, — сказал он. — Я слышу.

— Заснул, что ли? Зовем, зовем, а ты — ноль внимания.

— Все в порядке, — Ясень потер глаза. — Просто устал немного. Пойду, прилягу на пару часов, пожалуй.

Путь до кровати показался ему нестерпимо долгим. Голова кружилась, ноги стали ватными, но все-таки он добрался. Рухнул головой на подушку, и сон поглотил его, как трясина поглощает брошенный камень.

Он уже не видел, как матушка зашла в комнату и осторожно присела рядом. Потом заглянула Пчелка и, помолчав, сказала:

— Я у Весты спросила, что с ним такое. Она говорит, это дева-судьба его наказала. Ну, то есть, не наказала, а так… Вроде как по носу щелкнула, чтобы не слишком нагличал. А вообще, она — ну, дева, в смысле — любит таких, которые не боятся. Присматривает, мол, за ними, оберегает…

— Все их любят, — вздохнула матушка. — Только и жизнь у них — не аллея, камнем мощеная, а тропка горная, по-над пропастью. Чуть зазеваешься да споткнешься, и костей уже не собрать. Сколько раз ему говорила — думай головой, не лезь на рожон, но ведь, сама понимаешь, без толку…

Тихо было в каменном доме, только хныкал за окном ветер.

— Ладно, — матушка поднялась. — Ты венок-то приготовила?

— Нет еще.

— Ну, пойдем.

Они вернулись на кухню, и Пчелка принялась бережно ворошить цветы на столе. У некоторых фиалок стебли были неестественно длинные — можно легко связать в узелок. Пчелка отбирала их, прикладывала друг к другу, переплетала. То, что возникало в ее руках, было похоже на зеленую косу с множеством фиолетовых брошек.

Закончив, она с удивлением обнаружила, что в кухне стало светлее. Выглянула в окно. Тучи поредели — впервые за много дней; в просветах между ними синело небо. Солнечный луч небрежно мазнул по крышам.

— Матушка, солнце! — Пчелка засмеялась, закружилась от восторга по кухне.

— Куда ж без него сегодня?

— А я боялась, что дождь пойдет!

— Глупышка. Сплести успела?

— Да, вот смотри!

— Ух, красота! Ну, беги тогда. Смотри, не забудь только…

Матушка нагнулась к ней и что-то прошептала на ухо. Пчелка зарделась, прыснула. Схватила цветы и выскочила на улицу. Увидела стайку сверстниц, догнала, защебетала с ними наперебой. Смех-колокольчик звенел хрустально и чисто. Девушки шагали к окраине, перекинув через плечо фиолетово-зеленые «косы».

Соседки, подружки, дальние родственницы — все, кто утром собирал фиалки на поле, теперь уходили по дороге к реке.

Ветер стих, и с каждой минутой становилось теплее. Выйдя на высокий берег, девушки замирали, завороженно глядели вокруг. Серовато-желтая степь тянулась до горизонта. Солнце висело низко; свет его проливался в реку ручейком расплавленной меди.

Девушки переглядывались, подталкивали друг друга — кто смелей, кому начинать?

Черноволосая красотка протолкалась вперед, тряхнула головой, подмигнула. Сняла с шеи «косичку», сплетенную из фиалок, и, размахнувшись, подбросила ее вверх.

Цветы, оказавшись в воздухе, впитали закатный огонь и вспыхнули ярче. Они не упали: солнце, протянув руку-луч, подхватило их и взвесило на ладони. Казалось, над рекой танцует зелено-фиолетовая змея — шкура ее искрилась, а длинное тело скручивалось в тугие жгуты. Это продолжалось, наверно, секунд пять или шесть, а потом огни вдруг погасли, и «косичка» распалась на отдельные стебли. Бледным дождем они осыпались в воду.

Над толпой пронесся разочарованный вздох. Но хозяйка «змеи», похоже, ни капельки не расстроилась. Она пожала плечами, махнула рукой и прокричала звонко:

— Ой, да не очень-то и хотелось! Были б женихи приличные, а то смех один. Годик еще погуляю. Правильно, девки?..

Вокруг засмеялись.

— А и верно, Янка! Какие тут женихи? Тебе б из благородных кого!..

— Волка! Или нет, лучше Ястреба!

— И чтобы замок!

— И герб!

— И яхта!..

Почин был положен, и девушки осмелели. Разбрелись вдоль берега, не желая мешать друг другу; бросали цветы, и змейки плясали в лучах заката. Пчелка, в общем, ни на что особенно не надеялась, но сердце томительно замерло, когда ее «косичка» взметнулась над ленивой рекой. Фиалки задержались в воздухе всего на пару мгновений и рассеялись по волнам. Пчелке даже почудилось, что солнце ей подмигнуло — рано, мол, тебе, девица, про женихов выспрашивать.