Татьяна Туринская - Авантюристка из Арзамаса, или Закон сохранения энергии. Часть I Страница 16

Однако эйфория скоро улеглась. В гримерку влетел образина двух центнеров веса:

— Ты что себе позволяешь, сука? Ты решила, что тебе все можно? Дорогуша, позволь тебе напомнить — у Муравича нынче другие симпатии, и тот факт, что когда-то ты была его супругой, не основание для откровенной халтуры. Ты, дорогуша, устала от славы? Так отдыхай! Ты свободна, детка! Мне такие "звезды" на хрен не нужны! Ты в прямом эфире позволяешь себе такие киксы, как юная горнистка на плацу! Утицкая — дерьмо собачье, но даже она себе этого не позволяет! Знает, что способна облажаться в любую минуту, так "фанеру" за собой таскает по всем весям и не лезет в эфир живьем! Собирай манатки и выметайся отсюда! Поищи себе другого продюсера! Муравич тебя кинул на всю страну, я приютил. Так вместо благодарности ты меня опозорила?

Алька сидела ни жива, ни мертва. Кто это такой, чтобы хаять ее, Альбину Щербакову?! Подумаешь, облажалась чуть-чуть, зрители этого, кажется, даже не заметили. А этот кусок дерьма, двести килограммов чистого сала, смеет так на нее орать? Да еще и выгнать грозится?! Алька чуть было не высказала все это в лицо нахалу, да вовремя одумалась: а кто это, собственно? А вдруг она от него действительно зависит? Слова же "Поищи другого продюсера" многое объяснили, и Алька испугалась. Так Муравич, оказывается, бросил ее не только как женщину, но и как певицу? Да еще и на всю страну? А если теперь Сало ее бросит, она что, окажется вообще никому не нужной?! И опять останется у разбитого корыта, как в том мире?! Нет, этого ни в коем случае нельзя допустить! Она любым способом должна сохранить место под солнцем. Если Альбине удалось чего-то добиться в этой жизни, то Алька просто не имеет права пустить ее успехи коту под хвост. Как показала практика, сама Алька ничего не смогла добиться, а значит, должна приложить все усилия для того, чтобы удержаться на гребне чужого успеха. Не ради Альбины, а ради себя самой! Ведь ей здесь жить! Она уже твердо решила, что по собственной воле не вернется в свой мир, останется здесь пожинать плоды славы Альбины Щербаковой. А теперь оказывается, что положение Альбины не так уж и прочно, и его нужно отстаивать каждую минуту? Нет, она решительно не имеет права напаскудить себе самой, потеряв покровителя! Но как же Альбина умудрилась найти себе в покровители такого откровенного урода?!

— Что молчишь? — хамовато спросил Сало. — Решила, что звездой великой стала? Не нужен больше Варенник? А как Муравич тебя бортанул, что пела? "Коля, возьми меня, верой и правдой отработаю"? Что-то я не вижу ни веры, ни правды. Ни отработки хорошей. Я тебя, курву, под свое крылышко пристроил, а где благодарность? Где, я тебя спрашиваю? За такое пение, как сегодня, скоро не тебе платить будут, а ты сама. Я на тебе разорюсь, детка. Так за что, скажи, я должен страдать? Чем провинились мои уши, что должны слушать этот вой? Чем провинились мои щеки, что должны краснеть за такие выступления в прямом эфире? Ради чего я должен подставлять под удар свое доброе имя? Чтобы все говорили, что Варенник слабак, подбирает объедки со стола Муравича? А ведь я с тобой еще не спал, чтобы мог терпеть такое. Может, ты и стоишь таких унижений, но я об этом пока не догадываюсь. Так что делать будем, крошка? Будем уходить к другому продюсеру? Или вообще со сцены? Или разденемся для начала?

Алька молчала в ужасе. Так она должна платить этому уроду собственным телом? Нет, так они не договаривались! Она, конечно, на все готова ради сцены, но не на это же!

— Коля, прости, я последний раз лажанулась. Обещаю — больше такого не повторится, я буду умницей. Ты же знаешь — я певица от Бога, просто не успела, — Алька чуть было не проговорилась, что она не успела выучить новые для нее песни, что совсем не разбирается в нотах, да и сами ноты вместе с музыкой не такие, как в Алькином мире.

Однако Варенник не дал ей проговориться, прервал грубым смехом:

— Не смеши — "певица от Бога"! Ты — певица из-под Муравича, — смех прервался на полхоха, и Сало продолжил жестко, даже жестоко. — Только Муравич твой в прошлом. Хочешь и дальше быть певицей — станешь певицей из-под Варенника. И не иначе. И не завтра, а сейчас. Мне надоели твои фортели. В конце концов, ты не с луны свалилась и сама знаешь правила. Я и так долго ждал, был слишком добрым к тебе. А чем ты, собственно, лучше других моих шлюшек? Разве что поешь действительно чуть лучше, но не настолько, чтобы освободить тебя от налога. За "лучше" ты получаешь больше да имеешь больше субботников, вот и вся разница. А передо мной вы все равны.

И, не ожидая от Альки ответа, нагло задрал концертную юбчонку и усадил прямо на гримерный столик. Алька сжалась, как от удара. Прикосновения Сала были так противны, к тому же от него отвратительно пахло смесью дорогого одеколона, дезодоранта и немытого тела, что Альку чуть не стошнило прямо ему на колышущееся брюхо. Так хотелось вцепиться зубами в его толстые, как вареники, губы, плюнуть в жирную самодовольную рожу. Но так страшно было вновь потерять надежду выйти на сцену, никогда больше не слышать аплодисментов и скандирования: "Аль-би-на, Аль-би-на!", и она терпела, стиснув зубы, вторжение чужой плоти, и, чтобы не вырвать, старалась отвлечься от происходящего, размышляя: Варенник — это фамилия или прозвище из-за толстых губ, весьма похожих на известное кулинарное изделие…

***

На следующее утро Альке ужасно не хотелось просыпаться. Во сне все было так здорово, просто замечательно. Она была звездой, все ее любили, и жизнь ее была цветна и прекрасна. Ей хотелось завернуться в этот сон, как в стеганное лоскутное одеяло, и никогда не просыпаться. Но ужас вчерашнего дня разбудил в рань несусветную, не позволяя вновь заснуть. Алька ворочалась с боку на бок, пытаясь отогнать неприятные воспоминания, но Сало вновь и вновь колыхался над ней бесконечным пузом, сопел и кряхтел, и Алька представляла себе его так отчетливо, что казалось, будто она задыхается от чудовищной смеси запахов его тела и дыхания, чувствует прикосновение его липких ладоней.

Да-а, не так уж сладка оказалась на самом деле звездная жизнь. Ну ладно, один раз ей удалось выдержать близость с отвратительным продюсером. Возможно, она сможет еще раз наступить на горло собственной песне и со скрипом допустит к телу этого урода. Но остановится ли на этом Сало? А что, если близость с Алькой войдет у него в привычку? И как-то непохоже, чтобы он привык спрашивать согласия на близость у партнерш. Это что ж получается — она в любой момент должна быть готова "принять" эту бочку прогорклого сала? Да еще и изображать при этом вселенский восторг от его отвратных ласк?!

Запах почти всемогущего продюсера до сих пор преследовал Альку. Несмотря на принятый сразу после возвращения домой душ, ей казалось, что она насквозь пропиталась его вонью. Алька сбросила с себя одеяло и решительно направилась в ванную, чтобы покиснуть пару часиков в воде и окончательно избавиться от воспоминаний о вчерашнем.