Майра - Как пал Дийнавир Страница 16

Владен рассмеялся. Комета вспыхнула и рассыпалась фейерверком, расцветив полнеба густым огненным дождем.

– Так ты замахнулся не только на Гарселин? И не только на власть над миром… Ты решил занять место одного из богов?

Небо мгновенно потемнело, и откуда-то налетел вихрь, повеявший густым ароматом южных садов. Смех замер у Владена в горле, волшебник насторожился. В обволакивающем запахе цветущего жасмина ему почудилось что-то тревожное, зловещее. Он пока не мог понять, чем надеется удивить и сломить его волю государь Аара, но от предчувствия серьезной и неизбежной опасности заранее сжалось сердце. Корабль стремился вперед, продвигаясь теперь по одному из речных рукавов. Берега сближались, протока делалась все уже, и усыпанные белоснежными цветами деревья по обеим ее сторонам благоухали все сильнее. Волны качали опавшие лепестки, в сумеречном вечернем воздухе реяла нежная, призрачная метель.

– Так говорили тебе: замысел был искажен. Но подумай и о другом: в замысел было многое привнесено. Изначальный мир не знал столько оттенков и промежуточных тонов, мастер Сумерек, любящий полусвет и полутень, извлекающий из них музыку для своего волшебства. Ведь многие из этих оттенков требуют черной краски. Тебя учили, что мой удел – мрак, смерть и разрушение, что мне знаком и дорог только черный цвет. Ты думаешь, я живу посреди холодной золы и разлагающихся трупов? Оглянись и смотри внимательнее!

Повиноваться приказу было нельзя – и невозможно было не повиноваться. Волшебник обернулся, отделяя себя от реки, и поплыл в воздухе легчайшей, серебристо поблескивающей паутинкой.

Река немедленно изменилась. Она теперь блестела, как жидкое темное масло, и от этого казалась мертвой. Кроме сорванных ветром лепестков жасмина, на ее поверхности качались лилии – крупные, прозрачно-белые, как будто неживые цветы, обладавшие при всем при этом сильным сладковатым запахом. К ленивой, вязкой воде сбегали пологие берега, их покрывал светлый песок, мелкий и на вид ласкающий, как пыль. Выше начинались деревья и кусты, у подножия которых стелились и вились травы. В этом саду росли изящные гиацинты, амаранты, огромные махровые гвоздики, хрупкие нарциссы, жасмин, магнолия, какие-то еще редкие растения, все они цвели одновременно и источали пьянящую смесь ароматов роскошного вечернего сада. Владен стал дуновением ветра и неспешно полетел между деревьями, покачивая ветви и стряхивая с цветов крупную, блестящую, как алмазы, росу.

Вокруг плыл запах, от которого рождались видения. Миражи, миражи… Парящие в воздухе разноцветные огоньки, заменявшие факелы и лампы. Ажурные беседки, оплетенные вьюнком с мелкими алыми цветами, и с каждой склоненной головки сочились прозрачные капли нектара. Белые пахучие звезды неведомых соцветий во тьме гладкой густой листвы. Мраморные лестницы, устеленные коврами и шелком с завораживающими узорами, водопады блестящего виссона на белоснежных перилах и россыпи искристых самоцветов в упругой воде фонтанов… Здесь почти невозможно было отличить чужую творящую магию от собственной иллюзии.

И отовсюду, не замолкая, звучал странный голос, интонации которого прихотливо изменялись, то примериваясь к слуху волшебника, то своевольно танцуя, словно забывая, что в саду есть посторонний.

– Посмотри на мой дом, мастер Сумерек. Ты сможешь оценить его по достоинству, потому что мне известны твоя любовь к красоте и твое тонкое умение играть оттенками… Или ты скажешь, что мой дом не прекрасен?

– Он прекрасен…

Владен был ошеломлен, и ему с трудом удавалось скрывать это. Или не удавалось? Собеседник, казалось, предугадывал его мысли и ощущения за миг до того, как они возникали. Этого не должно было быть. Аарет не мог быть таким, его жестокое искусство не оставляло ему никаких шансов. Это было просто невозможно.

– Так тебя учили: магия Ночи – это магия тлена. Верь своим глазам, мастер: я живу среди красоты, которая и не снилась людям твоего ордена. Я не понимаю, что заставляет вас отказываться от всего этого. Меня обвиняют во лжи, но ты сам признал, что мой мир прекрасен. Верь своим глазам, и я научу тебя видеть зорче! Даже ради того, что открыто человеческому взгляду, льется кровь и совершаются преступления, а ведь видимая им красота – лишь слабый отблеск того, что ты наблюдаешь здесь. Среди смертных она утрачена, подменена. Люди говорят: красиво то, что хорошо. Но разве цветущее дерево может быть добрым или злым? Оно – просто услада наших глаз, пища для наших чувств, упоение нашего ума…

Танцующий голос наполнял все вокруг, сад изменялся, открывая все новые уголки, и волшебник уставал следить за игрой бликов и граней, за трепетанием лепестков и блеском водяных струй. Потом возник и потянулся в пространстве дворец, где стены из резного камня почти не скрывали бесконечной анфилады комнат, и каждая комната была убрана изощреннее и диковиннее предыдущей… Владен смотрел и чувствовал ноющую ломоту в груди от невозможности вобрать в себя все это великолепие. Многообразие и пестрота рождали слабое, но неприятное головокружение. Кроме того, его по-прежнему тревожила невозможность происходящего. Дело было даже не в том, что Куллинен говорил ему другое, а в том, что он сам, по собственному опыту знал, что Куллинен прав…

– Я расскажу тебе о том, как можно жить среди всего этого и не уставать наслаждаться красотой. Твои глаза уже насытились, твой ум утомлен, а между тем ты не видел еще и сотой доли всего. Как бедна и ограничена человеческая природа! Именно это заставило тебя когда-то выбрать путь мага, раздвигая границы, установленные для тебя кем-то другим, пытаясь определять собственные. Я научу тебя вмещать больше, намного больше, чем позволяет даже твоя магия. Ты – мастер полутонов, твое искусство почти совершенно. Но теперь ты видишь, что и оно не дает тебе воспринять все, что хотелось бы. И я открою, почему это так. Тебя научили играть оттенками мелодий, ароматов, собственных чувств. Но этого мало. От тебя скрыли, что есть и другие оттенки – твоих фантазий. Все явления, которые ты привык видеть с одной стороны, могут быть воображены совсем иначе. Все, что тебе нужно – это время от времени освежать чувства и подстегивать смелость. У красоты нет предела; поверь мне, я знаю, что говорю. Цветущий сад изумителен, но в запахе умирающей листвы ты уловишь ту же сладость, что и в аромате цветов. Прозрачная вода позволяет видеть изумруды на дне, но только вода омута по-настоящему зеркальна. В засушенном цветке не меньше горького очарования, чем радостного – в живом. Чем тоньше грани, которые ты способен различать, тем яснее для тебя эта удивительная истина. Самые соблазнительные ароматы отстоят всего на четверть шага от отвратительной вони. Самые изысканные кушанья имеют едва приметный привкус гнили…