Кэтрин Куртц - Сын епископа. Милость Келсона Страница 166

— Должна быть какая-то причина к тому, что он отделился от других отрядов, — предостерег Морган. — Это может оказаться ловушкой…

Келсон энергично качнул головой.

— Нет, это не ловушка. Мы знаем, где находится остальная часть меарской армии. И мы знаем, что Сикард, где бы он ни находился, все же находится не настолько близко, чтобы ударить по нашему отряду. Нет, Ител наконец-то совершил свою последнюю ошибку. И теперь он мой!

— Отлично, отлично, мой принц, — проворчал Морган, сочтя за лучшее не противоречить королю, раз уж тот пребывает в подобном настроении. — Что, мне созвать капитанов, чтобы ты мог отдать приказы?

Келсон кивнул коротко и отрывисто; и когда он всматривался в холмы, что возвышались вдали, за равниной, к югу от Ратаркина, его глаза вдруг стали похожи на волчьи, и в них загорелась жажда кровавой мести.

Мысль о кровавой мести преследовала и королеву, точно так же, как короля, — и именно в это же самое ясное июльское утро, — хотя Джехана, в отличие от своего сына, чувствовала себя скорее тем, на кого направлена эта месть, а не тем, кто намерен ее осуществить. Она поднялась очень рано — или, точнее, очень рано вышла из своих апартаментов, поскольку вообще не спала в эту ночь, не в силах отогнать от себя то видение, которое преследовало ее с полудня, полностью захватив ее ум. Стоило ей прикрыть глаза — и перед ней вставал Камбер Кулдский, он обвинял королеву, его слова мучили, жгли, терзали Джехану…

«Джехана, Джехана… почему ты гонишь меня?»

Она не в состоянии была объяснить случившееся, — тем более что немного погодя после мессы она потребовала у отца Амброза объяснений относительно выбранного им текста.

— Но, ваше величество, разве я читал не тот отрывок? Я не помню ничего подобного. Разве это был не тот же самый текст, что и на ранней мессе?

— Прекратите насмехаться надо мной, отец!

— Насмехаться над вами, миледи?! Но я действительно не понимаю!

Их разговор происходил в базилике, прямо перед Святым Крестом. Едва ли отец Амброз решился солгать Джехане в таком месте. Но королеве легче было бы принять ложь, чем осознать то, что случилось на самом деле. Но, хотя священник был явно потрясен ее обвинением, Джехана, к собственному ужасу, вдруг обнаружила, что в ней просыпается сила проверки правдивости, сила видения чужих мыслей…

— Вы что же, будете меня убеждать в том, что сами не понимали, что делаете? — резко спросила она. — Не лгите мне, отец! Вы думаете, я не разберусь, когда вы лжете? Вас кто-то заставил это сделать?

— Миледи, я вообще не понимаю, что вы хотите от меня услышать…

— Почему вы это сделали? — продолжала настаивать она.

В его глазах вспыхнул страх, и он умоляюще вскинул обе руки, — и Джехана в то же самое мгновение поняла, что он абсолютно невинен… но она уже зашла слишком далеко, чтобы останавливаться. Ей уже недостаточно было знать, что он действительно говорил правду, как и пытался ее убедить, — она схватила его за запястья и впилась взглядом в его глаза, врываясь в его сознание с такой силой, что отец Амброз негромко застонал от потрясения. Он упал перед ней на колени, ошеломленный нападением, испуганный — но неспособный сопротивляться, ставший безвольным пленником ее разбушевавшейся воли.

Она удерживала его в таком положении несколько секунд, изучая то, что хранилось в его памяти, — ее интересовало то, что происходило непосредственно перед началом чтения того текста. Но в его сердце, так же, как и в его памяти, она увидела лишь полную невиновность. Он открыл свою книгу на той странице, где лежала закладка, и начал читать, совершенно не осознавая того, что это не те слова, что звучали на утренней мессе.

Милостивый Иисус, он не осознавал! Но если его действия не были обдуманными и намеренными, как вообще это могло случиться? Что за посланец Судьбы вмешался в ее жизнь?

Она отпустила пошатнувшегося отца Амброза, и ее горло сжалось от подступивших рыданий. Вывод тут мог быть только один, и он наполнил ее душу ужасом. Не обращая внимания на молодого священника, дрожащего от пережитого, она, спрятав лицо в ладонях, опустилась на колени рядом с ним, ничего не видя от слез.

Не кто-нибудь, а сам еретик Дерини Камбер втянул ее во все это. Но почему он преследует ее? Неужели ему недостаточно того, что он постоянно тревожит ее во время медитаций и преследует во снах? Неужели ему так уж необходимо было заставить ее использовать проклятую богом силу прямо здесь, перед лицом самого Господа, — и именно тогда, когда она так старалась избавиться от дьявольского наследия?

И ведь она поддалась искушению! Боже, как она теперь презирала себя! И не только за то, что она вообще осмелилась использовать ту силу, в обладании которой так долго не желала признаваться самой себе, но и за то, что она применила эту силу для насильственного вторжения в чужой ум, и причинила человеку боль своим вторжением.

К тому же ее невинной жертвой был священник! О, матерь божья и все святые, даже если отец Амброз когда-нибудь простит ее, ей не дождаться божьего прощения!

— Милостивый боже, что же вы со мной сделали? — с трудом пробормотал Амброз, когда Джехана решилась поднять на него виноватый взгляд.

Он так и не сдвинулся с месте, и стоял там же, где она оставила его.

И лишь теперь, не столько даже испуганный, сколько ошеломленный и не верящий в происшедшее, он передвинулся ближе к ступеням, ведущим к алтарю, и оперся спиной о резную боковую стойку, в его синих глазах все еще светились боль и порицание.

— Что вы такое сделали? — повторил он. — Я так себя чувствовал, словно вы заглянули прямиком в мою душу…

— Я… я не хотела причинить вам боль, о-отец… — запинаясь, произнесла Джехана сквозь слезы. — Я была так испугана…

— Но, дочь моя…

Он пытался понять, но в его глазах все еще отражался страх, и это вновь повергло Джехану в отчаяние.

— Забудьте все, что тут было! — приказала она, прикасаясь мокрыми от слез руками к его щекам и еще раз навязывая ему свою волю, несмотря на то, что в этот раз он попытался уклониться от ее прикосновения. — Простите меня, если сможете, отец, но вы должны все забыть. Забудьте и усните.

Сопротивление было просто невозможно. Даже если он хотел бы разделить ее страдание, все равно ему не оставалось ничего, кроме повиновения. Когда его глаза закрылись и он беспомощно обмяк под ее руками, Джехана еще раз коснулась его ума, безжалостно переделывая его воспоминания, чтобы скрыть свою ошибку и свою вину.