Маргарет Уэйс - Сага о копье: Омнибус. Том II Страница 17

— Правда, Карамон, — устало кивнула Тика. — Именно поэтому она приехала сюда — она хотела повидаться с тобой. Она думала, что ты сможешь ей помочь. Ну а когда она увидела тебя вчера вечером… Карамон опустил голову, и глаза его наполнились слезами.

— Совсем посторонняя женщина хочет помочь Рейсту. И рискует при этом жизнью… — Он снова зарыдал. Тика уставилась на него в совершенном отчаянии.

— Ради любви к… Догони ее, Карамон! — воскликнула она и притопнула ногой. — Одной ей ни за что не добраться до Башни, тебе это известно, как никому другому. Только ты знаешь дорогу через Вайретский Лес.

— Да, — Карамон шмыгнул носом, — я ездил туда с Рейстом. Я отвез его туда, чтобы он смог войти в Башню и подвергнуться Испытанию. О, это злое Испытание!..

Я охранял его. Я был ему нужен… тогда.

— А Крисания нуждается в тебе сейчас! — мрачно сказала Тика.

Карамон все еще нерешительно переминался с ноги на ногу, и Тассельхоф заметил, как на щеках Тики пролегли жесткие решительные морщинки.

— Если ты действительно хочешь ее нагнать, тебе нельзя терять времени. Ты помнишь дорогу?

— Я помню! — в восторге завопил Тас. — Я знаю! У меня есть карта!

Тика и Карамон разом повернулись и с удивлением уставились на кендера. Оба уже успели позабыть о его существовании.

— Я не уверен… — протянул Карамон, мрачно меряя Тассельхофа взглядом. — Я прекрасно помню твои карты, Тас. Одна из них привела нас в порт, где не было моря.

— Так я тут был ни при чем! — с негодованием воскликнул кендер. — Даже Танис так сказал. Карта-то была составлена еще до Катаклизма, после которого море отступило от берегов. Нет, Карамон, тебе придется взять меня с собой! Я обязательно должен был встретиться с госпожой Крисанией. Она послала меня с поручением, с настоящим поручением, и я выполнил его. Я нашел…

Какое-то движение привлекло внимание кендера.

— Ага, вот и она!

Он взмахнул рукой, и его озадаченные слушатели повернулись к дверям спальни, где стояло на пороге бесформенное существо — не то тюк старого тряпья, не то огородное пугало. Пугало смотрело на них черными подозрительными глазками.

— Моя голодная, — пропищало существо, обращаясь к кендеру. — Когда мы есть?

— Чтобы найти Бупу, я совершил целое путешествие! — сказал Тассельхоф гордо.

— Но зачем госпоже Крисании понадобилась эта твоя Бупу? — удивилась Тика, совершенно сбитая с толку. — По себе знаю, от овражных гномов пользы не дождешься…

Она отвела Бупу на кухню, сунула ей в руки кусок черствого хлеба и ломоть сыра и поспешно вывела гостью на улицу — запах овражных гномов вряд ли мог добавить уюта ее чисто прибранному дому. Бупу, совершенно счастливая, вернулась на грязную дорогу и принялась уплетать хлеб с сыром, запивая их водой из лужи.

— Я обещал, что никому ничего не скажу, — важно заявил кендер, помогая Карамону застегнуть доспехи.

Это стоило ему немалых усилий, так как гигант явно раздался вширь с тех пор, как надевал свою броню в последний раз. Тика и Тассельхоф успели несколько раз вспотеть, затягивая ремни, застегивая пряжки и уминая под доспехами складки жира.

Карамон, в свою очередь, мычал и стонал, как человек, которого пытают на раскаленной решетке. Несколько раз он облизывал пересохшие губы и бросал исполненный вожделения взгляд в угол спальни, куда Тика так бесцеремонно отшвырнула его драгоценную фляжку.

— Ну, давай, рассказывай, — поддразнила Тика, прекрасно зная, что кендер не способен сохранить тайну, даже если от этого будет зависеть его жизнь. — Я уверена, что госпожа Крисания не стала бы возражать.

Лицо кендера исказила мука.

— Она… она заставила меня дать обещание и поклясться Паладайном, Тика! — торжественно сообщил кендер. — К тому же тебе известно, что я и Фисбен… то есть я хотел сказать — Паладайн, близкие друзья…

Он помолчал, сосредоточенно пыхтя.

— Эй, Карамон, втяни брюхо! — прикрикнул он. — Должно быть, ты немало потрудился, чтобы довести себя до этого состояния, парень.

Кендер уперся ногой в бедро гиганта и потянул изо всех сил. Карамон завопил от боли.

— Я в прекрасной форме, — заявил он, слегка отдышавшись. — Должно быть, что-то случилось с доспехами. Вероятно, они усохли, иначе не объяснить.

— Впервые слышу, чтобы металл усыхал, — заинтересовавшись, признался Тассельхоф. — Разве что тут было слишком горячо. Впрочем, это идея. Надо как следует разогреть твои железки, чтобы они расширились, и тогда мы, быть может, сможем засунуть тебя внутрь. А может быть, следует намылить тебя как следует?..

— Заткнись! — прорычал Карамон.

— Я хотел как лучше, — заметил Тас, оскорбленный в лучших чувствах. Затем его лицо снова стало прехитрым. — Так вот, что касается госпожи Крисании… Я дал священную клятву. Могу только, пожалуй, сказать, что она попросила меня поведать ей все, что мне известно о Рейсшине. Я рассказал, и то поручение, которое она мне дала, было связано с моим рассказом. Крисания вообще удивительный человек, Тика, — торжественно продолжал кендер. — Ты, может быть, не заметила этого, но я не слишком религиозен, как, впрочем, и все кендеры. Так вот, вовсе не надо быть глубоко религиозным, чтобы почувствовать в госпоже Крисании истинное добро. К тому же она умна. Может быть, даже умнее Таниса.

Глаза кендера блестели от сознания собственной важности.

— Я думаю, кое-что я могу вам рассказать, — сказал он таинственным шепотом. — У нее есть план! План, как спасти Рейсшина! Бупу — часть этого пиана. Крисания возьмет ее с собой к Пар-Салиану!

Услышав это, даже Карамон посмотрел на Тассельхофа с сомнением. Тика же про себя подумала, что, возможно, Танис и Речной Ветер были правы: Крисания действительно безумна. И все же любое начинание, которое могло помочь Карамону, которое могло дать ему надежду…

Но Карамон, похоже, и сам кое-что решил.

— Понятно. Во всем виноват этот Фис… фисенбе или как там его… — сказал он, неловко поправляя кожаные ремни креплений, врезающиеся в его дряблое тело.

— Этот колдун Фисбен… или Паладайн, он все нам рассказывал. Да и Пар-Салиан тоже кое-что об этом знает… — Лицо Карамона просветлело. — Мы все устроим! Я привезу Рейстлина сюда, как мы и собирались, да, Тика? Он может даже жить в комнате, которую мы для него построили. Мы станем заботиться о нем, ты и я — вместе. В нашем новом доме. Это будет замечательно, просто замечательно!

Глаза Карамона сияли, а Тика боялась даже взглянуть на него. Он говорил так, как говорил прежний Карамон, Карамон, которого она когда-то полюбила…

С трудом сохраняя на лице суровое выражение. Тика резко повернулась и направилась в спальню.

— Я пойду соберу твои вещи… — сказала она.

— Стой! Погоди! — воскликнул Карамон. — Нет! То есть спасибо. Тика. Я сам справлюсь. Может быть, ты лучше… гм-м… соберешь нам в дорогу что-нибудь из еды?

— Я помогу! — вставил Тассельхоф с энтузиазмом и направился на кухню.

— Прекрасно. — Тика протянула руку и схватила кендера за длинный вихор на макушке. — Только не так быстро, Тассельхоф Непоседа. Ты никуда не пойдешь до тех пор, пока не вывернешь свои карманы и кошельки.

Тас протестующе взвыл. Пользуясь всеобщим смятением, Карамон метнулся в спальню и захлопнул за собой дверь. Оказавшись в одиночестве, он, не колеблясь, прошел в угол, схватил вожделенную флягу и поболтал ею над ухом. Суда по звуку, там оставалось еще больше половины. Улыбнувшись самому себе, он затолкал ее на самое дно походного мешка и торопливо прикрыл какой-то мятой рубашкой.

— Эй! Я готов! — крикнул он Тике как можно приветливее.

Ему никто не ответил, и он пошел на поиски.

— Я все собрал! — повторил Карамон, в конце концов выхода на крыльцо.

Это было зрелище! Похищенные драконьи доспехи, в которых он сражался последние месяцы войны, после возвращения в Утеху были им полностью переделаны.

Он поотбивал страшные шипы, отрихтовал вмятины, начистил и отполировал гладкие поверхности, так что доспехи засверкали как новые, совершенно перестав походить на ненавистную броню, в какую были одеты завоеватели. Карамон немало потрудился над ними, прежде чем бережно и с любовью убрал их в сундук, так что они и теперь были в отличном состоянии, чего нельзя было сказать о нем самом.

Между черненой кольчугой, прикрывающей грудь, и широким поясом, которым едва удалось стянуть его расплывшуюся талию, виднелось дюймов шесть живота.

Даже с помощью кендера он не смог затянуть ремни, которые удерживали набедренники, и теперь он был вынужден тащить эту часть доспехов в дорожной котомке. Поднимая щит, Карамон крякнул и с сомнением на него покосился, будто подозревал, что за два года кто-нибудь мог шутки ради утяжелить его свинцовыми болванками. Оружейный пояс не застегивался на животе, и он, пыхтя от напряжения и краснея, кое-как пристроил меч в потертых ножнах за спиной.