Робин Хобб - Волшебный корабль Страница 17

— Понятия не имею, — замялся тот, что постарше.

— Конечно, не имеешь, — насмешливо фыркнул молодой. — Тебе такое и в голову-то не приходило, ведь так? Короче, давай выкладывай начистоту: почему этого до сих пор никто не сделал?

— Не знаю.

Ответ был слишком поспешным для правдивого или хотя бы правдоподобного.

— Так-так, — Мингслей был по-прежнему полон сомнений и подозрений. — Сколько времени на Проклятых Берегах существует Удачный — и ни одна живая душа не додумалась продавать диводрево кому-либо, кроме его обитателей. Причем токмо и единственно в виде живых кораблей… Так в чем же тут подвох? Что, кусок диводрева должен быть непременно большим, чтобы благополучно ожить — размером с корабль? Или его в соленой воде непременно надо вымачивать? Ну?…

— Ну… это… просто… просто никогда такого не делали, и все тут. Удачный, чтобы ты знал, — вообще довольно странное место, Мингслей. У нас тут свои традиции, свои всякие сказки-побасенки, ну и суеверий разных хватает. Когда пращуры наши ушли из Джамелии и попробовали осесть на Проклятых Берегах, многие из них… как бы это выразиться… пустились в такое рискованное предприятие единственно потому, что у них выбора-то особого не имелось. Одни с законом в неладах оказались, другие покрыли тяжким позором фамильные имена, а третьи самому сатрапу в немилость попали. Такие вот дела. Что-то вроде ссылки, понимай. Им ведь при отбытии так и сказали: кто выживет — получит по двести мер земли на семью и полную амнистию относительно прошлых делишек. А еще нам сатрап тогдашний клятвенно обещал, что в дела новых поселенцев вмешиваться не будет. И что сможем мы единолично торговать всякой всячиной, которую тут обнаружим. Ну а уж в благодарность за подобные милости пращуры сами выделили сатрапу во всех своих доходах половинную долю. И много-много лет все так честь честью и шло…

— А теперь — амба, — издевательски хохотнул Мингслей. — Да разве мог такой договор хоть сколько-нибудь продержаться? Сатрапы, они тоже ведь люди. А нынешний, Касго, видать, заглянул в свои сундуки и нашел, что деньжат там маловато для того веселого образа жизни, к которому он попривык, дожидаясь, пока батюшка приберется. Калсидийские травы, дарующие наслаждение, — они ведь не дешевенькие. К тому же привыкают к ним быстро, а раз привыкнув, на более слабые снадобья уже и смотреть не хотят. Вот он и решил продать право на торговлю в Удачном и вообще на Проклятых Берегах. Кому? А мне. И моим друзьям. Что ж, мы купили. И прибыли сюда. А здесь, я смотрю, нас не очень-то ласково принимают. Вы тут себя так ведете, словно мы последнюю корку хлеба у вас решили отнять. Хотя всем давно пора бы понять — чем оживленней делается торговля, тем она прибыльней! Да что далеко ходить? Вот валяется здесь этот корабль. Никому совершенно не нужный. По крайней мере, ты так утверждаешь. И вот я его желаю купить. Хочу живые деньги заплатить владельцу, кто бы он ни был. Да и ты внакладе не останешься, как посредник. А я получу здоровый кусок диводрева. Всем выгодно? Так в чем же загвоздка?

Мингслей умолк. Совершенный прислушивался к затянувшейся тишине.

— Хотя на самом деле я начинаю разочаровываться, — недовольно проговорил Мингслей. — Ты же хвастался, что корабль вроде давным-давно оживший. Я-то надеялся, что он с нами поговорит… Ты забыл предупредить меня, как славно над ним поиздевались. Может, это его и вовсе убило?

— «Совершенный» говорит только тогда, когда сам захочет, — был ответ. — А что он слышал — и сейчас слышит — каждое наше слово, я нисколько не сомневаюсь.

— Вот как?… Эй, корабль! Ты что, в самом деле слышал каждое наше слово?

На это Совершенный промолчал, ибо не видел смысла что-либо говорить. Спустя некоторое время раздалось досадливое восклицание молодого человека. Судя по звуку шагов, он решил обойти корабль кругом. Его спутник последовал за ним. Он шагал неповоротливее и тяжелее.

Потом Мингслей заговорил снова.

— Увы, друг мой, должен тебе сказать, что это обстоятельство вынуждает меня существенно понизить цену, которую я собирался было дать за этот корабль. Я же, как ты помнишь, первоначально намеревался отделить носовую фигуру и увезти ее в Джамелию, а ожившее диводрево с выгодой распродать… Либо же, что даже более вероятно, преподнести его, ха-ха, в дар нашему сатрапу, чтобы он милостиво наделил меня кусочком земли, желательно попросторней. Но в том виде, в каком пребывает изваяние… уж из диводрева оно сделано или нет, но худшей уродины я давно не видал. Какая муха укусила того, кто так изувечил ему лицо? Топором, что ли, рубили? Интересно, возьмется ли теперь какой-нибудь резчик хоть в относительный порядок его привести?…

— Все может быть, — ответствовал уроженец этих мест. Ему явно было не по себе. — Не знаю, впрочем, насколько это было бы разумно. Я-то, кстати, полагал, что тебя интересует «Совершенный» как он есть, а не только в качестве большого куска диводрева… И, если припоминаешь, я тебя предупреждал: я еще не закидывал Ладлакам удочку насчет его продажи. Не хотелось, знаешь ли, переходить к делу, не убедившись сперва, что ты настроен серьезно.

— Да ладно тебе, Давад, не думал же ты в самом деле, что я уж настолько наивен? И хватит уже говорить об этой развалине, как о живом существе. Это просто старый корабль, валяющийся на суше. И его нынешние владельцы, очень возможно, только обрадуются шансу избавиться от ненужного хлама. Был бы он еще способен к плаванию по морю — ой, не торчал бы он здесь, да еще на цепи!

— Да как тебе сказать… — Последовала долгая пауза, но все же Давад заговорил снова. — Я вообще-то полагаю, что даже Ладлаки навряд ли пожелают продать его, если узнают, что его предполагается распилить на кусочки. — Тут Давад набрал полную грудь воздуха. — Вот что, Мингслей, послушай доброго совета: не делай ты этого. Купить корабль и переделать его по себе — это одно, и ничего тут скверного нет, но то, о чем ты говоришь, — совсем другое. После такого ни одна из старых купеческих семей не пожелает с тобой дела иметь. А что до меня — я и вовсе по миру пойду…

— Значит, получше держи язык за зубами и поменьше болтай лишнего, когда пойдешь к ним с моим предложением, бери пример с меня: я тоже не болтаю направо и налево о том, что вознамерился приобрести это корыто. — Голос Мингслея звучал снисходительно. — Знаю я, знаю, что купцы из Удачного под завязку набиты весьма странными суевериями. И у меня нету ни малейшего намерения над ними глумиться. Если мое предложение примут, я спущу корабль на воду и отбуксирую подальше, прежде чем разбирать. С глаз долой, как у нас говорят… Ну что? Удовлетворен?

— Да вроде, — буркнул Давад. Душа у него определенно была не на месте. — Да вроде бы…

— Ну и полно хмуриться, дружище. Вернемся же в город, и я угощу тебя обедом. У Зуски… Какой я щедрый, а? Я же знаю тамошние цены. И я видел тебя за едой! — Мингслей весело рассмеялся собственной шутке, но Давад не присоединился к нему. — А вечером, — продолжал молодой торговец, — ты отправишься в гости к семейству Ладлаков и самым что ни есть осторожным и осмотрительным образом изложишь им мое предложение. И все совершится ко всеобщему благу. Ладлаки получат свои деньги, ты — за посредничество, а мои поручители — изрядный запас очень ценного дерева. Кому, спрашивается, может быть плохо от такой сделки?

— Не знаю, — тихо ответил Давад. — Боюсь, однако, что тебе предстоит выяснить это самому. Веришь ты или нет, а только это полностью оживший корабль, и он, как у нас говорят, себе на уме. Начни рубить его на кусочки — тут-то он, я полагаю, так или иначе и выскажется…

Мингслей беззаботно расхохотался.

— Ты, видно, хочешь подогреть мой интерес, Давад. Я-то тебя насквозь вижу, старый плут! Ладно, что тут торчать, поспешим лучше в город. Зуска нас уже ждет. Кое-кто из моих поручителей, кстати, хотел бы с тобой встретиться…

— Ты же сам только что настаивал на осмотрительности!

— Правильно, настаивал. И настаиваю. Но ты ведь не воображаешь, будто кто-то ссудит мне денег, полагаясь только на мое слово? Они хотят доподлинно знать, что именно мы покупаем. И у кого. Но им-то самим осторожности не занимать, я тебя уверяю.

…Совершенный долго прислушивался к их шагам, постепенно затихавшим вдали… Пока наконец последние отзвуки не растворились в шуме набегающих волн и криках чаек…

— Разрубить на кусочки. — Совершенный произнес это вслух, точно смакуя. — Звучит не особенно привлекательно. Но, с другой стороны, — все лучше, чем валяться здесь до бесконечности. Может, хоть это убьет меня наконец. Может быть…

Избавление. Долгожданное избавление… Совершенный вновь отпустил свои мысли на волю, в неторопливое плавание, с разных сторон обмозговывая возможность конца. Ему все равно было больше нечего делать.

Глава 3