Александр Прозоров - Каменное сердце Страница 18

— Вот проклятье… Я что, ходил по кругу?

— Ты должен ее освободить, — тихо сообщила ему женщина в парчовом платье и опустила веточку, чтобы святилище стало лучше видно. — Сейчас она спит, но шаманка уже варит для нее грибы. Она насушила их много, очень много. Хватит, чтобы убить Роксалану еще до первого снега.

— Какая заботливая! Интересно, наяда, а почему здешние кочевники решили, что эта глупая наркоманка пророчица?

— Когда она говорила, смертный, к ней слетались птицы и бабочки. Когда она останавливалась, у ног ее вырастала трава и распускались цветы. Да еще этот ведьмин гриб… Он делает человека странным.

— Птицы? Бабочки? Цветы? — усмехнулся Олег. — Интересно, откуда у нее взялись такие таланты?

— Я видела, как смертные бьют тебя. Слышала, что они желают убить тебя, замучить. Я испугалась за добрую женщину и послала к ней птиц. Смертные увидели ее, увидели птиц, удивились ее речам и решили, что она — один из духов леса.

— За нее ты, значит, испугалась? — неприятно кольнуло Середина. — А меня зарежут — так это ничего?

— Никто не вечен, человек. Каждому начертано подойти к концу. Кто-то умирает, кто-то благодаря этому продолжает жить, кто-то рождается, чтобы занять место умершего. Зачем мешать неизбежному? Таковы законы мироздания.

— Что же ты Роксалану спасаешь?

— Она необычная женщина, смертный. Ее душа возвышенна и жертвенна. Она должна жить. Она не такая, как ты, ее нужно беречь.

— Вот и береги, — прикусил губу ведун. — А у меня дела.

Он развернулся и быстрым шагом начал подниматься обратно в гору. Спустя полчаса по уже знакомой седловине ведун перевалил гребень усыпанного валунами взгорка, стал спускаться с другой стороны — и вдруг заметил высоко на сосне, на нижней ветке, бородатого малыша, беспечно помахивающего ножками в коротких ботфортах. Олег наклонился, подобрал шишку, а когда выпрямился — в кроне было уже пусто. На месте лешего сияло ослепительное солнце. То есть — било своими лучами прямо в лицо.

Ведун остановился, сплюнул, развернулся, двинулся назад — и вскоре по глазам опять ударили яркие лучи. Олег покачал головой, перевалил гребень еще раз — и уселся на валуне, подставив лицо солнцу.

«Чтобы снять морок, — припомнилось ему, — нужна сброшенная змеиная кожа, перо и цветы зверобоя. Кожу и перо я еще, может, найду. Но где сейчас взять зверобой? Да и поможет ли это против лешего. Ворон вроде ничего про них такого не сказывал. Только то, что пугают иногда да по кругу водят, если обидишь или не так чего в лесу сделаешь. Нет, вроде не ставят они морока, свои хитрости используют. Откупиться от них можно… Да только нечем».

— Здесь хорошее место, смертный. Во все стороны далеко видать.

Услышав рядом женский голос, Середин ничуть не удивился и даже головы не повернул.

— Там же больше ста воинов, берегиня, — вздохнул он. — Стража, опытные охотники. Неужто они свое стойбище надежно защитить не смогут? Где посты стоят, я не знаю. Попадусь, как кур в ощип. Заметят, тревогу поднимут. Пророчицу они, конечно, не любят… Но чужаков у себя в доме наверняка любят еще меньше.

— Я все продумала, смертный. Птицы соберут пустырник и сон-траву и перед закатом бросят их в котлы здешних людей. Смертные поедят перед сном и уснут крепко-крепко. Ты убьешь их всех, заберешь добрую женщину и уведешь по реке.

— Убить всех? — Тут уж Олег повернулся к наяде всем телом. — Почему?

— Они плохие люди. Они держат у себя добрую женщину и заставляют ее есть ведьмин гриб.

— Роксалана себя жертвой, как я заметил, не считает.

— Перед закатом ее опять отравят, и ночью она станет танцевать и давать пророчества. Увидев тебя, она может закричать и поднять тревогу. Сон-трава убаюкивает всех по-разному. Многие могут проснуться. Они плохие люди и попытаются тебе помешать. Утром они погонятся за тобой и поймают. Они попытаются тебя убить, а Роксалану снова станут кормить грибами.

— Я понял, — кивнул Середин. — Если вечером я проберусь в юрты и вырежу всех плохих людей — мужчин, женщин и детей, — добро победит зло и восторжествует справедливость. Правильно?

— Да, — согласилась нежить, почему-то не заметив сарказма. А ведь считается духом-покровителем, упырь лесной!

— Может, резать пока не станем? — предложил Олег. — Может, вы с лешим просто погоню закружите, заморочите, чтобы со следа сбилась?

— Когда добрая женщина закричит, поднимется тревога, — напомнила берегиня.

— Я постараюсь тихонечко, — улыбнулся ведун. — Согласись, народу на стойбище очень много. Пока всех перережешь… Долго, муторно.

— Хорошо, — снизошла берегиня, — можешь не резать. Я проведу тебя через густую чащу. Там искать не станут.

— Спасибо, прекрасная наяда, — низко поклонился Середин. — Только имей в виду, ни пустырника, ни сон-травы у меня нет. Не успел запастись. Как у тебя с припасами?

— Трава? — Дама поправила прическу, чуть поддернула подол, спустилась немного по склону. — Пожалуй, она будет расти здесь.

— Секундочку, — встрепенулся Олег. — А-а… морковку ты вырастить можешь?

Леди в парчовом платье улыбнулась кончиками губ, указала пальцем — и прямо у ног ведуна в земле стремительно набухли рыжие пимпочки с резными темно-зелеными хвостиками. Он дернул сразу две — в руках оказались сочные морковины толщиной в три пальца и в пол-локтя длиной.

— Здорово! — Он выдернул нож, быстро счистил грязь вместе с кожуркой, с осторожностью вкусил волшебный плод.

Морковка оказалась сахарной, как переспелая груша, сочной, как молодой огурец, и хрусткой, как свежая капуста.

«Просто сказка, — покачал головой Олег и запоздало подумал: — Дыню нужно было просить. Пока столько моркови сжую — челюсть отвалится».

Меж тем лесная наяда продолжала дирижировать над освещенной ласковым весенним солнцем поляной. Словно на ускоренной видеосъемке, ровной полосой из земли поднялась тонкая сочная зелень, набухла, потемнела, выставив под лучи разрезные листья. Удовлетворившись результатом, берегиня сложила руки и вытянула трубочкой губы. Уже через несколько секунд на ветви ближних рябин начали усаживаться мелкие лесные пичуги. Через минуту деревца склонились под тяжестью сотен птиц, а шелест крыльев слился в густой равномерный шум. Взмах — разносортная стая сорвалась с места, спикировала на зеленую полянку, пронеслась над самыми растениями. Каждый клювик отхватил от травы по крохотному кусочку, чтобы тут же унести его вниз по ущелью, и новорожденная «грядка» почти мгновенно превратилась во все тот же голый кусок земли. Разве только покрытый ежиком коротеньких жестких стеблей.