Журнал «Если» - «Если», 2004 № 9 Страница 18

Мона помотала головой.

— Как бы не так! Квартира моя, и правила тут устанавливаю только я.

— Не очень справедливо.

— А где тут вообще справедливость? — парировала она. — Вспомни, никто тебя не просил увязываться за мной.

— А тебя никто не просил давать мне эти деньги, — сказал он и тут же исчез.

— Терпеть не могу, когда ты это проделываешь.

— Вот и хорошо, — произнес бестелесный голос.

Мона задумчиво уставилась на вроде бы свободный диван и поймала себя на попытке вообразить, что она почувствовала бы, став невидимой, и это навело ее на размышления о способах, с помощью которых можно затушевываться и все-таки наблюдать мир. Затем она встала, взяла один из старых альбомов и пролистывала, пока не добралась до набросков, которые делала, когда еще только планировала свой полуавтобиографический сериал для «Зоны девушек».

(Мона и Хейзел сидят за кухонным столом в квартире Моны и пьют чай с тартинками. Мона посматривает на Ямайку, спящую на подоконнике. Только кончик кошкиного хвоста подергивается.)

МОНА: Конечно, быть невидимкой самое оно, но так же неплохо стать птицей или кошкой, чем-то, на кого никто не обращает внимания.

ХЕЙЗЕЛ: А какой птицей?

МОНА: Не знаю. Галкой с иссиня-черными крыльями. Или нет. Еще менее заметной птицей — голубем или воробьем.

(Ее лицо приобретает счастливое выражение.)

МОНА: Потому что, заметь, они за всеми следят, а внимания на них никто не обращает.

ХЕЙЗЕЛ: А кошка тоже, наверное, должна быть черной?

МОНА: М-м-м. Худой и гладкой, как Ямайка. Египетской. Но птица все-таки лучше — более мобильная, хотя, пожалуй, особой роли это не играет. Суть в том, чтобы просто быть частицей пейзажа и наблюдать за всем, ничего не упуская.

ХЕЙЗЕЛ: Так сказать, будем подсматривать в замочные скважины?

МОНА: Ничего подобного. К чужим семейным драмам я равнодушна. Просто обыденная жизнь, которая остальных не интересует. Вот это — подлинное волшебство.

ХЕЙЗЕЛ: А по-моему — скучища.

МОНА: Нет. Что-то вроде буддизма. Почти медитация.

ХЕЙЗЕЛ: Слишком уж долго ты корпишь над этим своим комиксом.

Телефон зазвонил вечером, когда Мона заканчивала новую страницу «Яшмы Юпитера». От неожиданности она вздрогнула, и капелька туши упала с кончика пера прямо рядом с головой Сесила. Хорошо еще, что не на лицо.

Сделаю из пятна тень, решила она, снимая трубку.

— Так твой невидимый друг еще с тобой? — спросила Джилли.

Мона посмотрела в открытую дверь через кухонный стол, за которым работала. Та часть квартиры, которая была ей видна, выглядела пустой, но когда дело касалось ее непрошеного гостя, она не очень доверяла зрению.

— Я его не вижу, — ответила она, — но, думаю, он еще тут.

— Ну, ничего полезного я не узнала. Прощупала все обычные источники, но что с ним делать, никто толком не знает.

— Обычные источники, это?…

— Кристи. Профессор. Старый номер «Ньюфорд Экзаминер» с очерком о лесной и прочей нечисти Ньюфорда.

— Ты шутишь.

— Угу, — призналась Джилли. — Но я действительно сходила в библиотеку и чудесно провела время, пролистывая всякие интересные книги от К. М. Бриггса до «Когда пустыня грезит» Энн Бурк. Ни тот, ни другая о Ньюфорде не писали, но я очень люблю фольклорные материалы, собранные Бриггсом, касательно эльфов, гномов и им подобных, а Энн Бурк жила здесь, как ты, конечно, знаешь, и мне по-настоящему понравилась картинка на переплете. Знаю-знаю, — добавила она, прежде чем Мона успела ее перебить. — «Да переходи же к делу!»

— Я отличаюсь ангельским терпением и ничего подобного никогда бы не сказала, — заверила ее Мона.

— И такая скромность вдобавок! Как бы то ни было, имеется множество всяких мастеров коварных шуточек — от гоблинов до эльфов. Некоторые относительно милые, другие, безусловно, вредные, но никто из них полностью не соответствует облику Нэки Уайлда.

— То есть саркастичному, неопрятному, с грубыми манерами, но потенциально полезному?

— В самую точку.

Мона вздохнула.

— Значит, мне от него не избавиться.

Она вдруг заметила, что чертит на листе завитушки, и отложила перо, чтобы окончательно его не испортить.

— Как-то нечестно получается, — добавила она. — Наконец-то квартира осталась в полном моем распоряжении, и тут в нее нахрапом вселяется какая-то нечисть.

— А вообще-то как ты? — спросила Джилли. — То есть помимо жильца-невидимки?

— Неопределенно, — сказала Мона. — Пит уходил, громко хлопнув дверью, но вчера вечером, пока я была у тебя, прокрался назад за своими вещичками. Словом, мне жалеть не о чем, но я все равно постоянно думаю, почему все кончилось так, как кончилось, и почему я ничего не замечала раньше.

— Ты простишь его, если он попробует вернуться?

— Нет.

— Но тебе его не хватает?

— Да, — ответила Мона. — Глупо, верно?

— По-моему, абсолютно нормально. Нуждаешься в плече, чтобы выплакаться?

— Нет. Надо заняться работой. Но все равно спасибо.

Положив трубку, Мона уставилась на завитушки, украсившие рабочий лист. Наверное, их удалось бы включить в фон, но игра не стоила свеч. Поэтому она взяла флакон с белой акриловой краской, взболтала его и откупорила. Потом чистой кисточкой принялась закрашивать завитушки и кляксу, которую посадила возле головы Сесила. Все равно превратить ее в тень не удалось бы: источник света находился с той же стороны.

Выжидая, пока краска высохнет, она вошла в комнату и огляделась.

— Неудача в любви? — произнес уже знакомый, но все еще бестелесный голос.

— Если ты хочешь разговаривать со мной, — сказала она, — покажи сначала хотя бы свое лицо.

— Новое правило?

Мона покачала головой.

— Просто разговаривать с воздухом как-то неловко.

— Ну, раз вы просите так вежливо…

И Нэки Уайлд возник — теперь развалившись на мягком стуле. На коленях у него лежал раскрытый комикс Моны.

— Но на самом деле ты же его не читаешь? — сказала Мона.

Он поглядел на комикс.

— Конечно, нет. Карлики читать не умеют, мозги у них слишком маленькие, чтобы одолеть такую сложную задачу.

— Я имела в виду совсем другое.

— Знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Надо оправдывать репутацию.

— Карлика? Так ты карлик?

Он пожал плечами и сменил тему.