Дело о серебряном копье (СИ) - Куницына Лариса Страница 19

— Видимо, она хорошо подумала и решила не губить этого телёнка. Ей-то ничего не грозит, потому она и призналась, что служит Деллану.

— Что значит, ничего не грозит? — насторожился Марк. — Она уверена, что выйдет отсюда на свободу?

— В том-то и дело! — в голосе де Грамона послышалась досада. — Вчера, едва ты её арестовал, во дворец примчался барон Фромен и вымолил у короля аудиенцию. Говорят, он выглядел довольно жалко, поскольку ему самому не нравилась эта миссия, но ему пришлось заявить, что госпожа Дюнуа является подданной альдора, потому он просит по окончании следствия выслать её в луар, как это предусмотрено двусторонним соглашением. Ему пришлось признать факт шпионажа, чем он облегчил нам работу, лишь бы помешать нам применить к ней более жёсткие методы допроса. Теперь мы можем не торопясь размотать свитый ею клубок агентов, но при этом должны будем отпустить её, не попортив её атласную шкурку.

— Может, они побоялись, что под пыткой она выдаст больше?

— Она итак рассказала много интересного. Нет, скорее всего, у неё в луаре есть влиятельный покровитель, который не боится очередного скандала, связанного со шпионажем. Хотя, чем это может для них кончиться? Мы погрозим им пальчиком, выдадим им замешанных в деле алкорцев, посадим несколько своих, устроим взбучку болтунам и сластолюбцам, которых она очаровала. И всё... И для нас и для них дело привычное. А что касается де Лапера, так она прямо сказала, что он слишком глуп и ненадёжен, чтоб привлекать его к подобной деятельности. Он наивный ребёнок в теле красивого мужчины, она держала его при себе для утех. Я бы не стал торопиться, выпуская его, но вчера ко мне домой заявилась его мать. У нас были гости, в том числе главный казначей с супругой, а она рыдала и готова была кинуться мне в ноги. Я к тому времени уже получил твою записку, допросил эту Дюнуа и знал, что виконт невиновен. Потому, чтоб успокоить его мать, мне пришлось обещать, что я его выпущу. Сегодня я явился сюда ни свет ни заря, допросил этого глупого мальчишку, убедился, что ранее составленное мною мнение о нём, как и данная его любовницей характеристика являются верными, и выгнал этого смазливого идиота на все четыре стороны. Надеюсь, он пошёл к матери, а не в кабак.

— Ладно, — кивнул Марк. — Не стану тебя отвлекать. Теперь у тебя будет с этим делом немало работы.

— Главное, что она есть, — неожиданно усмехнулся де Грамон, и Марк заметил в его глазах знакомый огонёк азарта.

Рене теперь напоминал гончую, взявшую след, а значит, ближайшие дни он будет мчаться по этому следу и безжалостно вонзать свои белые острые клыки в плоть настигнутой добычи. Он забудет о сне, великосветских развлечениях и хороших манерах, чтоб догнать и затравить как можно больше врагов короля, не жалея и тех, кто поддавшись жадности или глупости, невольно создал ему проблемы.

Пожелав ему удачи, Марк отправился в свой кабинет. Одна из его версий была проверена и оказалась несостоятельной. Он размышлял, что делать дальше. Он вспомнил о странном столяре, который, возможно, подкинул в апартаменты Валери Дюнуа улики против виконта де Лапера. Значит, нужно было расспросить Демаре, следившего за домом, а после наведаться туда и поговорить с привратником. Кроме того, он до сих пор не побеседовал с третьим племянником покойной баронессы Альбером де Шароном и его супругой, которая, кстати, была воспитанницей баронессы и могла что-то знать. Потом он задумался, а не мог ли этот де Шарон быть убийцей? Жозеф де Менар сказал, что его кузен живёт неподалёку от графа Монтезье и часто бывал у него, чтоб навестить свою любимую тётушку. Какой у него был мотив? Кто знает? И Марк вдруг понял, что судит о завещании баронессы лишь со слов де Монтезье, но тот уверял, что не слишком интересовался наследством баронессы и, скорее всего, не видел завещания, которое она к тому же могла изменить. Где искать это завещание? Оно в Оверни или здесь, в Сен-Марко? Не так давно у баронессы был здесь свой дом, а значит, скорее всего, она имела здесь и своего нотариуса или стряпчего.

Вызвав к себе клерка тайной полиции, он велел ему разыскать сыщика Демаре и прислать к нему, после чего сходить в палату королевских нотариусов и узнать, кто из них представляет интересы вдовствующей баронессы де Морель. Клерк тут же умчался выполнять приказание, а Марк, задумчиво осмотрел свой стол. В прошлый раз он потратил несколько часов на разбор корреспонденции, но её, кажется, не стало меньше. Машинально он взял с ближайшей стопки неподписанный конверт и, разорвав его, достал оттуда свёрнутый пополам лист.

Грубо написанные, кривые и заострённые буквы показались ему зловещими, словно их писал кто-то злобный, находящийся в гневе.

«Не ищите убийцу старой дамы, если желаете сохранить рассудок и жизнь, — прочёл он. — Она расплатилась за своё предательство, за убийство невинной женщины, доверившей ей свои тайны. Никто не вправе встать на пути у того, кто потерял самое дорогое. Месть страшна тем, что может коснуться любого, кто попытается снять покров с роковой тайны. Ледяное дыхание призрака опаснее кинжала. Вы не увидите того, кто возникнет у вас за спиной, чтоб нанести удар».

Подписи не было. Марк раз за разом пробегал глазами неровные строчки. Ему стало немного не по себе от этих угроз, явно намекающих на что-то сверхъестественное. Однако он привычно отметил, что почерк в письме выглядит так, словно это писал безграмотный человек, однако, фразы в нём выстроены правильно и к тому же производят впечатление некой искусственности, словно взяты из книг. Это наблюдение заставило его снова перечитать послание. В нём не было ни орфографических ошибок, ни пропущенных запятых. Ничто, кроме этого некрасивого почерка, не свидетельствовало о том, что оно написано необразованным человеком. Потом он заметил внизу странное пятно и, приглядевшись, увидел, что это оттиск, оставленный чем-то вроде перстня или печати для сургуча. Он был нечётким, но присмотревшись, он разглядел переплетение линий, складывающихся в перевёрнутую пентаграмму, в центре которой располагался человеческий глаз. По окружности виднелись какие-то буквы, но они были мелкими и из-за этого чёрные чернила слились в небольшие кляксы.

Какое-то время Марк сидел, глядя на это странное письмо, а потом сложил его, засунул обратно в конверт и, взяв перо, написал на листе бумаги несколько строк. В дверь постучали, и на пороге появился Демаре. Молодой сыщик преданно взглянул на Марка и, повинуясь его жесту, подошёл к столу.

— Я действительно организовал слежку за домом кавалера де Антрага, где жила Валери Дюнуа, — кивнул он, — и помню того человека. Он какое-то время стоял в переулке напротив дома, а когда госпожа Дюнуа вышла, направился к дверям. Я тогда не сообразил, что он ждал её ухода, думал, что так совпало. Было похоже, что он хочет войти, может, чтоб спросить, нет ли для него работы, но никак не решается. Наконец, решился и вошёл. Его не было, может, с четверть часа, после чего он вышел и направился по улице в сторону окраины, а через пару домов свернул на запад и больше я его не видел.

— Де Лапера тогда тоже не было дома?

— Нет. Он редко бывал там днём, приходил ближе к ночи, и то не всегда. Сразу скажу, что служанка ушла с госпожой Дюнуа, так что в её покоях в тот момент никого не было.

— Постарайся припомнить точно, как выглядел этот человек.

Демаре задумался.

— Он был высокий, худощавый с широкими плечами. Мне показалось, что он как-то нарочито сутулился и надвинул на глаза войлочную шляпу с полями. Лица я не разглядел. Он был одет в коричневые штаны, башмаки из вытертой кожи, серую рабочую блузу и куртку из синего вылинявшего сукна. Подпоясан кушаком из холстины. На голове та самая шляпа. Волосы серые, торчали как пакля...

— Парик? — спросил Марк.

— Возможно, — не стал спорить сыщик. — В руках у него был сундучок, старый, побитый, обтянутый коричневой кожей с металлическими накладками. В таких мастеровые обычно носят свои инструменты.