Владимир Прягин - Дурман-звезда Страница 19

Глаза ее загорелись — похоже, в мыслях она уже бродила по закоулкам дворцовых парков. А Ясень подумал, что ситуация слегка отдает абсурдом. Его невеста, хохотушка и красавица Звенка, стала мрачнее тучи и не желает с ним говорить. Зато сам он светски беседует с глупой помощницей ведуна, которая лицом страшнее собственной лошади, но при этом мечтает о королевских садах. Ну да, конечно, аристократы в столице только и ждут — когда же, когда к ним приедет Мирка…

— Слушай, — сказал он, — а как тебя этот хрыч вообще отпустил? Я думал, ты у него до старости просидишь. Ну, или пока он сам не помрет, козел бородатый…

— Он добрый! — пискнула Мирка и сразу съежилась, словно в ожидании кары. Опять запунцовела и, не зная, чем занять руки, принялась запихивать глубже в сумку заветный свиток с печатью.

Вот тоже загадка, подумал Ясень. Чего такого мог написать старикашка в Храм, если всем хорошо известно, что тамошние жрецы, надутые важностью, на дух не переносят немытых знахарей, шаманов и прочую деревенщину? Скорей всего, Мирку просто выгонят в шею. Впрочем, это ее проблемы…

— Ясень, — робко позвала Мирка, — хочешь покушать?

Она развернула чистую тряпочку и теперь протягивала ему пирожок — огромный, как лапоть, румяный и ароматный. Глядела собачьим преданным взглядом. Ясень почувствовал, как волна раздражения, едва успевшая отступить, снова захлестывает его с головой.

— Да ну тебя, — буркнул он.

Черный конь, уловив настроение седока, заржал и оскалил зубы, так что кобылка Мирки шарахнулась в сторону. Ясень пихнул коня каблуками и, обгоняя попутчиков, понесся вперед, к голове отряда. Солнце поднималось все выше.

…На привал остановились возле ручья. Место было удобное и хорошо знакомое всем, кто ездил этой дорогой. На вытоптанной площадке чернело кострище. Судя по его виду, огонь разводили совсем недавно — вероятно, прошедшей ночью. Но тот, кто это сделал, уже покинул стоянку.

Степь просматривалась отлично, даже холмов поблизости не было. Только старое засохшее дерево торчало среди равнины. Ясень, увидев его, почесал в затылке. Насколько он помнил, ничего такого здесь не росло. Может, просто внимания раньше не обращал? Хотя такую громаду не заметить, пожалуй, трудно. Да, интересно, надо бы уточнить.

Ясень хотел обратиться к Жмыху, но тот разжигал костер. Народ вокруг галдел, доставал припасы. Уже набрали воды в котел, чтобы варить обед. На дерево, стоящее за ручьем, никто не смотрел. До него было не больше сотни шагов, и Ясень вдруг почувствовал жгучее любопытство.

Подъехал ближе.

Ствол оказался толстым — в три обхвата, не меньше. Мертвая кора напоминала по цвету камень. Ветки почти отсутствовали, как будто их обглодал неведомый зверь, а на десерт откусил макушку.

Спрыгнув с коня, Ясень потрогал кору ладонью. Показалось, что где-то рядом раздался протяжный вздох, но это был просто ветер. Ясень медленно обошел вокруг искалеченного ствола, аккуратно переступая толстые корни.

Поднял глаза и опешил.

Конь пропал, а за ручьем у костра не было ни единого человека.

А еще с неба исчезло солнце.

Открыв от удивления рот, Ясень стоял у мертвого дерева и пялился в бездонную высь. Цвет у неба остался прежним — бледная, выцветшая к полудню лазурь с редкими кляксами облаков. Но там, где минуту назад сверкал ослепительный желтый диск, теперь была пустота. Словно ловкий воришка, дождавшись, пока все отвернутся, стянул с прилавка золотую монету.

Впрочем, нет — это сравнение не совсем подходило. Ясень каким-то образом чувствовал: солнце по-прежнему остается на месте, просто закрылось от лишних глаз. Он как будто стоял в тени от большого облака, которое было само по себе невидимо, но при этом не пропускало солнечные лучи. Да, похоже на бред, но Ясень не мог это выразить по-другому — не имелось подходящих слов в языке.

Тень сгустилась; казалось, воздух над головой стал плотным и осязаемым. Это напоминало клубы темного дыма. Они расползалась в стороны, наливаясь изнутри чернотой и обретая четкие формы. И Ясень вдруг понял, что над ним простерлись два огромных крыла.

Крылья пришли в движение, всколыхнув нагретый воздух над степью. Ожившая тень опускалась с неба — туда, где торчал обрубок мертвого дерева, похожий на риф посреди травяного моря.

Дымная птица легко коснулась земли.

Она поражала воображение своими размерами — в три человеческих роста, если не больше. Силуэт казался слегка размытым, словно птица не стояла на месте, а стремительно летела по небу. Клубящийся мрак стекал с ее перьев; в глазах полыхало пламя, как в жерле разбуженного вулкана. Ясень прижимался спиной к стволу, ощущая, как шевелятся волосы на затылке. Огненный взгляд уперся в него, заставил зажмуриться.

Потом он услышал:

— Время приходит.

Голос пробирал до костей; в нем слышался лязг металла и завывание ветра среди ледяных вершин. Ясень чуть не оглох, когда громадина, наклонившись к его лицу, проскрежетала:

— Спрашивай.

С трудом проглотив комок, он пробормотал:

— Кто ты?

Ему почудился смех, похожий на эхо далекого камнепада. Темная фигура отступила на шаг и совершенно по-человечьи повела головой, как будто хотела размять затекшую шею. Ясень вдруг понял, что птица явственно уменьшилась в росте, дым перестал клубиться, да и перьев больше не видно. Он усиленно заморгал, но наваждение не исчезало: гостья подняла руку вместо крыла и отбросила светлую прядь со лба.

И тогда до него, наконец, дошло, что перед ним стоит обычная девушка.

— Так лучше? Теперь узнаешь?

— Э-э-э… — сказал Ясень.

— Понятно.

Она была хороша собой — высокая, стройная, с нежной кожей. Одета в простенький сарафан, какие носят крестьянки летом. Волосы распущены по плечам. Никаких украшений — ни колечек, ни бус, ни ленточек разноцветных. Но все равно непохожа на бедную девочку из деревни. Скорее уж, на знатную даму, которая нарядилась селянкой на карнавал.

Заметив, что Ясень ее разглядывает, девица понимающе усмехнулась. Слегка отставила ножку и склонила голову набок, словно позировала художнику. Потом опять посерьезнела:

— Приходи в себя, парень. Времени мало.

— Мало?

Девица вздохнула, шагнула ближе. Взяла его ладони в свои и неожиданно облизнулась. Он обреченно подумал, что сейчас его либо укусят, либо поцелуют взазос — и сразу не скажешь, что в данной ситуации предпочтительней. Но она вместо этого легонько подула ему в лицо, и это невинное действие дало поразительный результат. Ясеню показалось, что ветер с Хрустальных Гор, разом преодолев сотни лиг, обжег его ледяным дыханием. Голову наполнила морозная ясность, а мысли стали четкими и прозрачными, как узор на стекле зимой.