Вячеслав Касьянов - Искушение святой троицы Страница 19

— Нет, правда?

Дима стал потерянно оглядываться кругом.

— Забудь ты про свое гребаное пиво! — закричал Леша. — Нашел, бл…, о чем думать.

— Наверно, в этом измерении пиво существовать не может, — предположил Слава, — пока тебя глючило, пиво и исчезло.

— Ты сам-то хоть понял, что сказал? — спросил Леша Славу.

Он повернулся к Диме.

— Подожди ты со своим пивом. Алкоголик хренов. Нам надо сначала отсюда сделать ноги. А потом можешь ужраться своим пивом. Пошли в другую сторону.

— Вот, блин! — сказал Дима расстроенно. — Бутылка пять рублей стоила. Я сейчас бы пивка выпил, закусочки там, рыбки и я бы живо вам дорогу нашел, на спор, я говорю.

— Чего ее искать, вон она, дорога-то. Другой нету.

— Пять рублей! — сказал Леша, хлопнув себя по колену. От злости он перешел на свистящий шепот. — Охренеть! Вот это бабки! Иди вешайся, гнида. Ты ж такие бабки просрал. Это ведь как нам повезло, е… твою мать! Представляю, в какую клоаку ты бы нас еще под пивом завел. Все бы окочурились.

— Что? — вдруг встрепенулся Дима. — Не-ет, обратно мы не пойдем. Дурак, что ли? Ха-ха! Совсем с ума сошел. Мы полдня уже в эту сторону идем, а он — обратно! Если ты с ящерицей хочешь еще раз встретиться, то тогда иди, конечно. А мы пойдем в другую сторону и спокойненько найдем выход.

— Да, вообще-то…, - сказал Леша и напряженно задумался. — Короче, ладно, идем, куда шли. Толку все равно никакого. Пошли, кони педальные, нечего рассиживать.

— Блин, я забыл, в какую сторону мы шли, — испуганно сказал Слава, переводя взгляд с Леши на Диму. — Блин! Все такое одинаковое!

— Я помню, — успокоил его Дима.

Леша сказал:

— Чего ты пушку свою таскаешь, как ослопуп? Толку от нее, бл…, от газовой, никакого.

— Не-е, — сказал Дима, — толку от нее много. Уж я-то знаю. Могу вам рассказать, какой от нее толк! Я, блин, в такие переплеты с ней попадал, столько раз она меня выручала… Это вообще. Всего не перескажешь. — Дима достал пистолет из кармана. — Даром что газовая. Крутая вещь. 'Вальтер'. 'Вальтер ПП-38'. Восемь патронов. Девять миллиметров калибр. Короче…

— Потом расскажешь, — отмахнулся Леша. — Какой, нафиг, Вальтер? Нам бы жопу отсюда унести подобру-поздорову. По ходу надо стены проверить, полы, короче, чтоб все тут, бл… исследовали, каждый сантиметр! Раз мы сюда попали через какую-то клоаку, значит, через эту же клоаку и вылезем, она никуда не должна была деться. Надо только ее, гниду, найти.

Леша, не говоря больше ни слова, безошибочно зашагал в правильную сторону. Слава и Дима тронулись следом.

Неожиданно Леша обернулся и заорал:

— Ты, мент поганый, убери пушку срочно. Сейчас еще задницу мне прострелишь!

— Ага, испугался! — сказал Слава.

— Она на предохранителе, — снисходительно проронил Дима.

— Убери, говорю, пушку!

— Ладно, ладно, — пробурчал Дима недовольно. — Только ты не ори. Про ящерицу забыл?

Леша испугался и замолк.

Три пары шагов монотонно застучали по паркетному полу. Паркет периодически поскрипывал. Слава шел позади всех. Он опустил взгляд и видел только ноги Димы и Леши, энергично, но как-то обреченно вышагивающие впереди. Он стал смотреть себе под ноги, как мальчик из соседнего дома. Мальчик из соседнего дома был умственно отсталый, всегда носил одежду на несколько размеров больше и всегда смотрел себе под ноги. Вообще, мама у него тоже была странная. Почему она его так одевала? Она, наверное, тоже была умственно отсталая. Интересно, как бы он себя повел, если бы попал сюда? Может, он окончательно свихнулся бы. А, может, наоборот, от потрясения вдруг стал бы 'нормальным' и перестал бы смотреть себе под ноги. А, может быть, с ним ничего и не случилось бы: как был дурачком, так и остался бы. Доски под ногами, поскрипывая, плывут зигзагом. Бесформенные грязные переливы серо-коричневого. Начинает подташнивать от монотонности. Деревянные доски расплываются в кашу и все текут, текут… Ноги выбрасываются вперед по очереди: левый носок, правый носок, левый, правый. Соседский дурачок вот так всегда смотрит себе под ноги и ничего больше не видит. У них дома еще живут собаки, целая свора кобелей. На самом верхнем этаже, девятом. Иногда вечером они начинают истошно лаять с верхотуры, распугивая весь двор. У Славы тоже была собака. Это был щенок боксера, его звали Рэм. Он любил Славу, прибегал к нему ночью в кровать, но Слава сам был маленький и боялся собак; он принимался плакать и звать маму. Бедного Рэма пришлось отдать. Воспоминание нахлынуло тоской. Паркет доводит до исступления. Слава перевел невидящий взгляд на потолок. Потолок одинаковый, как лист бумаги. Скрип шагов. На стенах незаметные переливы, видные только на ходу; если остановиться, они пропадают. Он потерял нить. Стены плывут. Стук шагов впереди. Дима и Леша о чем-то говорят вполголоса. Слава не мог сосредоточиться. Коридор начинал потихоньку засасывать его в себя, как будто он шел не по своей воле, а какая-то чужая сила затягивала его в монотонную, сужающуюся далеко впереди воронку. Голые стены начали покрываться узорными разводами, как обоями. Слава оглянулся. Разводы бежали назад, вглубь коридора, как трещины, покрывая стены по всей длине. Перед глазами пошли слабенькие разноцветные круги. В животе у него заурчало, он почувствовал, что скоро будет голоден. Голова чуть-чуть закружилась. Так было всегда, когда он долго не ел. Не хватало еще умереть здесь от голода. А вдруг? Страшно, отвратительно… Надо идти быстрее! Идут ли они или стоят все время на месте? Такого не может быть, в конце концов. Когда-то этот кошмар должен закончиться. Слава закрыл глаза, продолжая двигаться вперед. Ему казалось, что он идет ровно, но через несколько секунд он чиркнул левым плечом о стену. Он схватился за нее рукой и открыл глаза. Идти зажмурившись было неуютно, потому что он сразу представлял себе, что под ногами что-то лежит, и он может споткнуться и упасть. Но споткнуться было невозможно, потому что на полу под ногами ничего не было, кроме засаленного паркета. Он опять закрыл глаза и продолжил идти вдоль левой стены, скользя по ней пальцами, чтобы не сбиться. Неровности и трещины в штукатурке царапают кожу. Ладонь начинает слабо вибрировать. Все ощущения воспринимаются острее, когда глаза закрыты: глупый, монотонный звук шагов доводит до бешенства; в пальцах растет раздражающая боль. Славе опять захотелось заплакать, на этот раз даже не заплакать, а по-настоящему зарыдать. Чтобы скрыть подступающий всхлип, он злобно зарычал, как собака. Ребята обернулись к нему.

— Славик в мутанта превращается, — сказал Дима весело.

Леша смотрел на Славу с таким напряженным ожиданием, что Слава невольно улыбнулся сквозь слезы.