Александр Турбин - Метаморфозы: таракан Страница 2

Наверное, у многих в такой ситуации промелькнула бы мысль о сумасшествии или, по крайней мере, о легком помутнении сознания. Я в этом даже не сомневался. Засыпал у себя на диване, а проснулся в каком-то зале, при свечах, с дядькой-конем темно-серой масти на пару. Зал был большой, с высоким стрельчатым потолком, украшенным какой-то росписью. Разглядеть детали не получалось, в зале было довольно темно, его освещали только несколько десятков свечей, стоящих на постаментах. В пределах видимости ни окон, ни дверей не наблюдалось. Впрочем, моего дивана, на котором я так неудачно прикорнул, здесь тоже не было. Зато были колонны, к одной из которых, как оказалось, я был привязан. Колонны стояли по кругу, колонны себе и колонны, ближайшие ко мне ничем не примечательные, однако с той стороны зала на нескольких колоннах смутно угадывались силуэты. Никаких цепей, крюков и прочего пыточного антуража не было, хотя даже цепи меня бы не удивили — в бреду и не такое может привидеться. Проскочила шальная мысль, что может вот этот длиннорожий и есть санитар. Присмотревшись, подумал, что на коня этот мужик тоже походил как-то не очень, а вот на продукт белой горячки — вполне. И еще появилось параноидальное предположение о роли студентов и чае, так неосмотрительно выпитом в столовой университета. Мысль показалась настолько забавной, что я, несмотря на собственное не самое завидное положение, усмехнулся. Последствия не заставили себя ждать. Санитар подошел, положил руку мне на лоб, заглянул мне в глаза, и мне сразу стало не до смеха.

Ладонь незнакомца была огнем, прожигавшим мою кожу, кости и плоть. От жара горели волосы, тело выгнуло дугой и каждую клетку обожгло нестерпимой болью. Наверное, я кричал, было бы странным, если бы было иначе. Наверное, я рвался из пут пытаясь спастись — не помню. Помню только жуткие огромные глаза того невероятно зеленого цвета, который бывает только у молодых листьев после утреннего дождя. Что-то в глазах тоже было неправильным. Взгляд пронизывал насквозь, весь мир съежился до размеров двух отблесков свечи в вертикальных зрачках мучителя. Отвернуться не получалось, тело сжигаемое огнем, искореженное болью отказывалось подчиняться. Сначала ушел страх, потом ушло чувство собственного тела, потом желание бороться, последней стала расплываться и исчезать сама боль. Остался взгляд, подчиняющий волю и чистая, ничем не замутненная ненависть. Тогда я впервые в жизни узнал, что могу так ненавидеть. Время остановилось. Сознание растворилось в этих бездонных глазах и последнее, что сохранилось в памяти — уверенность, что я отплачу. Это был мой первый счет в жизни, который я не согласился бы простить. Тогда я еще не смог бы назвать это местью. Темнота обрушилась много позже.

Он был стар, очень, очень стар. Он постарел задолго до того, как родился его собеседник. И даже по меркам долгоживущих Алифи ему уже давно пришла пора раствориться в лучах заходящего солнца. Но еще не сейчас, не тогда, когда на кону стоит так много. Иначе что он скажет там, своим братьям, друзьям, соратникам, ушедшим задолго до него и наблюдающим сейчас за мирскими делами с высоты Утерянной Звезды? Энгелар улыбнулся своим мыслям. К чему обманывать себя? До этой самой Утерянной Звезды ему его ушедшие многие годы назад полузабытые друзья, и незадачливые соратники. Ему просто нравилось жить. Жить долго ему нравилось еще больше.

— Милорд… Простите, что беспокою, милорд. Но Вы просили, сразу же, как только…

Энгелар Хрустальный Родник обернулся и кивнул вошедшему. После чего не спеша прошел к креслу и, устроился поудобнее. Пусть ждет. В конце концов, кто здесь милорд? Вечер пах приятной прохладой, речными брызгами и почему-то неприятностями. И складывалось стойкое ощущение, что неприятности — они вот перед ним, нерешительно ковыряют носком сапога мраморную плиту. Дырку он там проковырять что ли хочет?

— Рассказывай, Надоедливый наш.

Он любил придумывать прозвища своим собеседникам, чем выводил многих из себя, но статус, да и возраст давали ему такую возможность. Долгая жизнь накладывает свой неизгладимый отпечаток на всех. Уходит страсть, умирает любовь, притупляется ненависть. Чувства размываются временем, и остается только усталость. Не гордыня. Не тщеславие. Нет. Только усталость. Энгелар боролся со своей усталостью как умел, иногда это получалось достаточно неплохо.

— Ты что такой бледный? Надо чаще на улицу выходить, а то совсем зачахнешь в своих подвалах. Может мои подвалы тебе подойдут больше? — Энгелар пристально взглянул на приземистого, худого и сутулого Алифи.

— Милорд. Мы провели обряд встречи. Окно закрылось…

Видеть, как Валлор переминается с ноги на ногу, не хватало ни сил, ни желания. Есть и более занятные зрелища, хотя…, нет, в другой раз. Энгелар жестом указал на небольшой стул рядом с собой.

— Значит, ты пришел порадовать старика?

Судя по виду, радовать Валлор был не в состоянии — он изо всех сил старался не смотреть в глаза, ерзал на краю стула и излучал откровенное беспокойство.

— Милорд. Обряд прошел успешно. Все получилось,

— Отлично. Видишь? Все получилось. Только хотелось бы узнать подробности. Ты не против?

Валлор был против, но высказать это не решился, втянул свою худую шею в плечи и продолжил.

— Милорд, полный отчет еще не готов. Мы еще изучаем результаты. Если в общих чертах, то мы смогли сделать это.

Интерес начал угасать в глазах Владыки, сменяясь привычным раздражением.

— Что «это», Надоедливый наш?

— Мы смогли призвать демонов предыдущего мира, — и Валлор боязливо перевел взгляд в пол. — Троих.

— Мне не послышалось? Ты сказал трое? Не десять? Не пять, только трое? — голос Владыки набирал силу. — Ты знаешь, чего это мне стоило? Ты хоть понимаешь, что стоит на кону?

Голос разорвал в клочья безмятежность пустого тронного зала, грозным гулом отдаваясь в стрельчатых перекрытиях потолка, и коротким эхом вновь обрушился на поникшие плечи Валлора. Энгелар прервался, чтобы лучше прочувствовать красоту момента. Чистые эмоции бежали по его старому телу, разжигая огонь из чуть тлеющих углей. Это было хорошо. Ради этого тоже стоит жить.

— Рассказывай.

Быстрая смена настроения, чередующиеся вспышки гнева и приступы сарказма Владыки уже перестали удивлять кого-либо из подчиненных. Да и самого Энгелара они уже давно не удивляли.

— Милорд. Мы сделали все что могли. Мы даже воспользовались Вашим разрешением и пригласили мастеров из Лаорисса. Двоих. В том смысле, что мастеров двоих. Провели все обряды лучшим образом. Идеально. Исполнили ритуал призыва, но только трое. В том смысле, что призвались трое. Остальные мертвы. Такая вот беда.