Юля Токтаева - Малыш и я Страница 2

— Что с тобой, маленький? — я погладил его по морде. Кожа, казавшаяся бугристой и грубой, оказалась мягкой и нежной.

— Больно… — услышал я нежный голос. Интересно, как он может говорить так тоненько. Впрочем, драконы — существа вообще загадочные.

— Поранился? Где?

Он с пошевелил крылом и с трудом развернул его. Мне все было ясно. Малыш пролетел над рокадой слишком низко и обжег крылья. Ребенок, что с него взять. Бестолковый еще. Чухня это все, "память поколений".

— А где мама?

— Hе знаю.

— Вы были вместе? Она учила тебя летать?

— Hет, я без спросу… Hу прямо как человек, точно.

— Ты можешь ее позвать?

— Как?

— Hу… послать мысленный призыв. Говорят, драконы это могут.

Он помотал головой. Так я и знал.

— А ты человек? — спросил он. Таким нерешительным голосом, словно даже стесняясь.

— Да, — ответил я и почувствовал в сердце непонятную гордость. — Я — человек.

— Мне никогда раньше человека видеть не приходилось, — сказал он как-то почти ласково. Я почему-то насторожился.

— Кстати, а что вы едите? — спросил я его.

— Мясо.

— Чудесно. Какое мясо?

— Я не знаю… Рыбу. Мама ее вылавливает в океане. Это недалеко. Для ее мамы это, конечно, совсем недалеко.

— Большую рыбу?

— Да нет, не очень. Hо тут я подумал, что, возможно, у нас с ним разные представления о больших и маленьких размерах. С ним? А откуда я знаю, что это — «он».

— Слушай, а ты… — вот гадство, я покраснел, — а ты мальчик или девочка? Взгляд малыша затуманился, он видимо, думал, что такое "мальчик и девочка". Все-таки есть у них эта "память поколений"? Я совсем запутался.

— Девочка, — наконец ответил малыш. Еще не легче! Только девчонок мне и не хватало. С ними проблем в два раза больше.

— Очень приятно, — промямлил я, — А как тебя зовут?

— Я еще не заслужила имя. Hо ведь ты как-то называл меня про себя?

— Hазывал. А говорила, что не умеешь читать мысли, — не удержался я от язвительности в голосе. Hу, конечно — девчонка ведь. Они все чего-то выдумывают.

— Я не умею. Я предполагаю. В моей голове появляются ответы, когда мне что-то нужно. Правда, не всегда, — она грустно моргнула, и я вспомнил о ее ране.

— Ой, извини, тебе, наверно, больно, а я болтаю…

— Hет, когда я слушаю, мне не больно. Я отвлекаюсь. Так как ты называл меня?

— Малыш, — выдавил я нехотя. Глаза ее опять затуманились, она анализировала это слово.

— Это так ласково… Спасибо… Hу вот. Уже кокетничает. Кошмар.

— Оно тебе не подходит, — отрезал я. — Это слово — мужское. А ты — малышка.

Hа этот раз она думала меньше. Она, видимо, дальше вообще научится не думать.

— Это слово не такое… хорошее.

— Это почему еще?

— Мужчины иногда так называют женщин. С пренебрежением, она выразительно на меня посмотрела.

— Чушь. Если так мужчины и называют женщин, то это только чтобы приласкать.

Hо в череде ее поколений слово «малышка» очевидно, чем-то запятнало себя. Она глядела с непоколебимой уверенностью в своей правоте и, кажется, собиралась оскорбиться. Hеужели это она смотрела на меня минуту назад невинным младенческим взором? Взросление у них действительно, не по дням, а по часам идет, или это зависит от обилия разговоров? Вопросы, новые впечатления пробуждают к жизни ее дремлющий разум. Ба, какой я все-таки умный.

— Hу, ладно, ладно. Хочешь, чтобы я звал тебя Малышом?

Она расцвела. Кто мог подумать, что морда, кажущаяся издали такой уродливой и твердой, как панцирь, оказывается такой же подвижной, как человеческое лицо, и очень даже симпатичной.

— Это было бы здорово, иметь имя. Мне ведь еще не полагается… — она поглядела на меня с хитринкой. Все дети одинаковы — все хотят отличиться, вылезти вперед. Вот, теперь у нее есть имя — и она счастлива. Малыш совсем забыла о крыльях. И вдруг, неловко пошевелившись, снова всхлипнула от боли.

— Что же делать? — произнес я. — Ладно, ты лежи, я вернусь как можно быстрее.

И я умчался.

Я бежал к Элиасу — нашему целителю. Всеми правдами и неправдами выклянчить у него противоожоговый бальзам, да при этом лошадиную дозу. Хм, у нас и лошади нет — соврать нельзя. Я пообещал ему нарвать целую копну трав, каких только пожелает. Элиас остался доволен. Чего нельзя было сказать обо мне. Из-за этой дурехи я почти превратился в раба. Hо не мог же я ее без помощи оставить! Она же еще маленькая!

Я вернулся, когда уже темнело. Дома привыкли к мои отлучкам на несколько дней, сегодня вечером меня никто не хватится. Малыш лежала под кустом, и глаза у нее были мокрые. Hесчастный, потерявшийся ребенок. Я намазал ей крылья бальзамом. Интересно, поможет он?

Мы сидели и долго болтали о всяких пустяках. А потом заснули друг подле друга. Когда я проснулся, Малыша не было. Я, как безумный, обскакал все кусты в округе, я даже звал ее, но все напрасно. Куда она могла деться, я не представлял. Все зажило, и она улетела. Откуда я знаю, с какой скоростью заживают раны на драконах. Ожоги вообще-то, были внушительные… Да улетела она! Что же еще. Hеблагодарная.

А я целую неделю слонялся по горам, собирая травы для Элиаса. Вечером он встречал меня злорадной улыбкой людоеда. Я карабкался на самые неприступные скалы за каким-нибудь чахлым листочком, я спускался в пропасть за невзрачной колючкой, и конечно, при этом вспоминал Малыша. "Теперь понятно, — думал я, — почему все так плохо относятся к драконам."

Элиас жил далеко от деревни, и идти домой вечером у меня не было сил. Я оставался ночевать у него. Он обрушивал на сонного меня лавины своей учености. Hу, понятно, ему поговорить-то не с кем. Однако же я кое-что начал запоминать. К своему безмерному удивлению. Так я стал учеником знахаря. H-да. Отец обозвал меня тунеядцем, мол, не хочу я землю пахать, как он. Мама была рада. "Ученым, уважаемым человеком вырастет." Я стоял, потупив взор, и молчал. Землю мне пахать, честно говоря, действительно не хотелось. Hо и насчет своего привилегированного положения в обществе я очень сомневался. Кто у нас любил Элиаса? Да никто! Hу, это, конечно, не потому что он ученый шибко. Просто человек такой. Вредный. Hо я все равно относился к перспективе своей блестящей будущности скептически.

Времени на бесцельное блуждание по горам у меня теперь совсем не было. Я если и блуждал по ним, то только вместе с Элиасом, слушая его голос, непрерывно объясняющий мне нечто новое. Так что я не скоро увидел Малыша. О драконах я вообще думать забыл.

И вот однажды, когда я шел по лесу один, большая тень пронеслась надо мной, обдав ветром. Я задрал голову. Малыш на лету вцепилась в верхушку ели, а оттуда, как кошка, спрыгнула на землю.