Елена Хаецкая - Полководец Страница 20

— Все будет хорошо, — проговорил Евтихий невпопад.

Геврон возмущенно уставилась на него с разинутым ртом, прерванная на полуслове. Она уже набрала в грудь побольше воздуху, чтобы напуститься на дурака с новыми силами, но тут Фихан взял ее за руку и негромко сказал:

— Довольно, Геврон. Хватит.

Путники находились в предгорьях — гораздо ближе к Калимегдану, чем предполагали изначально, когда только выбрались из тоннеля. Речки, бегущие через долину, сейчас были мелкими и приветливыми, однако весной они, совершенно очевидно, становились бурными, мощными; такими бывают тролли, когда, не рассчитав силу, дружеской затрещиной случайно ломают чужую шею. А потому что надо мышцы напрягать, когда тебя по уху хлопают. Ну и ладно, речь ведь не о троллях, верно?

Трава здесь росла по пояс, ослепительно-зеленая, оглушительно-пахучая, сногсшибательно-живая. Это, наверное, после мертвечины тоннелей так казалось.

Горы лежали впереди, как спящие медведи. За косматыми их спинами высились фиолетовые и синие пики, и на одном отчетливо различимы были тонкие белоснежные башни. Калимегдан, обитель величайших Мастеров. Утраченная родина Джурича Морана, Морана Злодея, Морана Бродяги, Морана Изгнанника.

Навстречу путникам бежали какие-то странные существа. В первые мгновения Евтихий принял их за лошадок — вроде тех, что разводят тролли: коротконогие, с косматыми гривами, широченной грудью. Они питаются сырым мясом и не ведают ни жалости, ни усталости.

Но иллюзия держалась недолго. Скоро даже Евтихий с его слабым зрением понял свою ошибку. Сминая траву, размахивая короткими, но чрезвычайно мускулистыми руками, к чужакам мчались человекоподобные создания. Они передвигались на удивление быстро, особенно если принимать во внимание их рост — самый высокий из них был на голову ниже, чем Геврон.

Лохматые волосы всех возможных цветов и оттенков, от белого до темно-синего, развевались на ветру. Эти существа казались детьми спящих медведей, плотью от их плоти, — так они были похожи сейчас на те заросшие лесом округлые горы, в которых обитали.

— Гномы, — молвил Фихан, останавливаясь.

Раньше Евтихию еще не приходилось видеть на лице эльфа такого выражения: Фихан был одновременно и потрясен, и перепуган.

Тот самый Фихан, которого несколько раз на памяти Евтихия пытались убить, которого забрасывали камнями, с презрением гнали от себя, против которого выходили с оружием…

Фихану доводилось бывать и слабым, и растерянным, и огорченным, он даже иногда плакал от страха. Но только теперь Евтихий понял, что на самом деле ничего и никогда Фихан по-настоящему не боялся. Сплошь одни поверхностные эмоции. Эльф испытал подлинный ужас лишь в тот миг, когда увидел гномов.

Порождения гор неслись прямо на него. В их руках были дубинки и сети, их рты, полные желтых квадратных зубов, были раскрыты в угрожающем крике, их глаза пылали гневом. С каждой секундой Евтихий видел их все лучше и лучше — и все больше убеждался в том, что гномы представляют собой не столько «народ», сколько «стихию», а со стихией нельзя договориться. И до тех пор, пока несущаяся на путников лавина не рассыплется на отдельные личности, каждая с собственным характером и судьбой, — побороть ужас перед ними будет невозможно.

Фихан поднял руки, закрывая голову. Евтихий подошел к нему поближе, готовый защищать приятеля. Он знал, что это, скорее всего, бесполезно: гномов было десятка два, совладать с таким противником не под силу даже троллю.

А Геврон подбоченилась, широко расставила ноги и принялась разглядывать бегущих. Она улыбалась все шире — и все более шальной улыбкой.

Их окружили в мгновение ока, повалили на землю и скрутили им руки. Евтихий лежал лицом в траву и слушал, как поблизости топочут хозяева косматых гор. Краем глаза он видел их твердые сапожища. Затем на пленников набросили сети и опутали каждого своим коконом.

— Убийца Камней, — прогрохотал низкий голос, — переверни корнегрызов, чтобы не задохнулись.

— Не задохнутся, — отвечал Убийца Камней. — Они тайком дышат, я видел.

— Мы не уничтожаем бессловесных, — возразил первый. — По случайности они могут задохнуться.

— Жалеешь корнегрызов? — хмыкнул третий голос. — Становишься чувствительным, Дробитель.

— А ты становишься тупым, дражайший Молот, — парировал Дробитель. — Наши законы запрещают убивать обделенных интеллектом до особого разбирательства.

— Это какой-то новый закон, — сказал Молот. — Я не намерен придерживаться новых законов. С меня довольно старых законов.

— Старые законы вообще ничего не предписывают касательно обделенных интеллектом, — заметил Дробитель. — Потому что мы начали встречать обделенных лишь в последние двести лет, а прежде и понятия не имели о том, что таковые вообще существуют.

— Пагубное заблуждение.

— Просто переверни их лицом вверх! — сказал Дробитель, явно теряя терпение.

Очень сильные пальцы ухватили Евтихия за плечи и рывком подняли его. Совсем близко Евтихий увидел странную физиономию: смуглую, с большим носом, маленькими глазками и вывернутыми темными губами. Борода и волосы существа были оранжевого цвета, очевидно, крашеные: некоторые пряди сохраняли естественный черный цвет.

Затем Евтихия бросили на землю спиной вниз. Он ударился так, что аж дух из него вышел, и пришел в себя лишь спустя несколько минут.

Гномы по очереди останавливались над каждым из пленников и изучающе рассматривали их. Некоторые плевали Фихану в лицо, другие с любопытством толкали ногой в бок Евтихия и не без удовольствия слушали его оханье.

С Геврон обращались немного иначе: рядом с ней они усаживались на корточки, тыкали ее в живот и в щеки, щекотали под мышками, выдергивали у нее волосы и наматывали себе на пальцы. Наконец Дробитель, который, вероятно, был в этом отряде главным, счел нужным прекратить развлечение и велел подчиненным брать пленников и нести их в Центральную Усадьбу.

Связанных подхватили, точно кули с мукой, и взвалили на плечи трем самым сильным из гномов. Евтихию достался Убийца Камней — убежденный расист и ненавистник чужаков. Он то и дело больно щипал свою ношу и радостно смеялся, слыша, как Евтихий вскрикивает.

Гномы не шли, а бежали к горам, так что пленников раскачивало и трясло. Евтихий закрыл глаза, опасаясь, что его стошнит. Пару раз он все-таки приподнимал веки и сразу же снова зажмуривался: никогда в жизни ему не доводилось видеть, чтобы трава так подпрыгивала!

Наконец безумная скачка на плечах гномов закончилась; всех обступила внезапная прохлада, в которой угадывалась, даже сквозь закрытые веки, приятная полутьма.