Софья Ролдугина - Зажечь звезду Страница 21

До меня стало медленно доходить. Слабительное. То, которое я из мести подложила на полку. Они его все-таки выпили, вернее, выпила Виктория. То-то от нее запашок идет… характерный такой. Мерзость какая.

— А я-то здесь причем? — как можно спокойнее попыталась возразить я. — Я вам ничего не предлагала. Меньше будете в чужие стаканы смотреть.

Виктория коротко размахнулась и влепила мне вторую пощечину. Я оторопела. В последний раз с физическим насилием я встретилась в школе — если, конечно, не считать мое путешествие с князем, там вообще сплошные травмы. Тогда математичка заметила, что я списываю со шпоры, и врезала мне по пальцам указкой. Помнится, я ощутила то же самое, что и сейчас: глухую боль, стыд и обиду.

На глаза невольно навернулись слезы. А таким людям, как сестры Самсоновы, нельзя показывать слабость. Виктория подалась вперед, сгребая меня за шкирку. Вблизи противный прелый запах ощущался сильнее.

— Слушай меня внимательно, маленькая тварь, и запоминай. Сейчас ты пойдешь в ванную и будешь руками оттирать всю… грязь. Тебе ясно? Или…

— … или завтра мы идем в администрацию и жалуемся на твое асоциальное поведение. И тогда тебя с подружкой просто выкинут за ворота к чертовой матери!

Виктория встряхнула меня так, что перед глазами звездочки замелькали. По лицу снова потекли слезы. Нет, только не здесь! Я вырвала воротник футболки из вонючих пальцев и опрометью кинулась на балкон, захлопывая за собой стеклянную дверцу. Слезы обиды лились уже непрерывным потоком.

Я могу вступить в бой с инквизицией, со стражами, с нечистью, а вот дать бой хамству не могу никогда. Всегда теряюсь, плачу… о, боги… только и могу, что исподтишка сделать ответную гадость… ну разве это равейна, да еще королева… себя подставила, и Этну в придачу… Вот она бы справилась, она бы такое в ответ сказала, что эти старухи бы ее за километр потом обходили и кланялись на всякий случай…

Этна… Где же Этна?.. Неужели до сих пор злится? Размазывая слезы по лицу, я вслушалась в себя… и оторопела.

Этны не было. Нигде. Но она же мой луч, она не может просто так исчезнуть… Только если… Нет!

Море, песня, демоны… Демоны!

— Нет!..

Наверно, я заорала это вслух. Самсоновы нетерпеливо заколотили в стекло, в соседнем доме распахнулось несколько окон, из которых высунулись любопытные рожи. Некоторые пытались объясниться со мной жестами.

В груди нарастал странный комок из страха и раздражения. Кто-то покусился на мою подругу, мою! Словно в ответ, с моря налетел ледяной порыв ветра. Глухой рокот волн был слышен даже отсюда.

Шторм.

Ночное небо было даже не серым — черным. Низкие тучи разрезали лезвия молний. Бледные, синеватые — будто больные.

Грома нет, или у меня уши заложило?..

На лицо упали первые капли дождя, приводя в чувство. Я зло усмехнулась расплывчатым лицам в окнах и сиганула через перила, мягко спружинив ногами. Привычное видение мира сменила рваная нитчатая сеть, укрывающая жутковатое черно-белое пространство. Окружающее воспринималось очень просто: это принадлежит мне, это — кому-то еще, то — и вовсе ничье. Мысли стали четкими, ясными и уверенными, словно мое место заняла незнакомка, властная и совершенно взрослая. Где-то совсем близко — я скорее чуяла это, чем видела — нити тонули в золотом мареве музыки.

Ночной кошмар продолжается, да?

Я резко дернула одну из нитей. Узор пошел искрами, и меня выбросило прямо к золотисто-алому очагу. Пространство было каким-то вязким… мокрым. Долю секунды это причиняло мне неудобства, но потом я просто отбросила эту мысль, как ненужную.

Музыка оглушала. Теперь я ясно видела две сплетенные мелодии и их хозяев. Первая была жадной, жаркой и докучливой. Вторая… до нее мне дела не было.

Несколько нитей прошили мою ладонь, напитываясь силой. А потом я просто послала их в золотую, манящую, голодную глубину. Звали гостей? Так встречайте!

То, что всегда было моей сущностью — тьма и свет, бесконечно переходящие друг в друга, тихие лиловые сумерки после заката, взорвалось, раскалывая мир на две половины. Холодный, ослепительный свет и вязкая, теплая тьма. Нечто губительное… Страшное… но все же бывшее частью этого мира. А золотого чужака — в бездну!

И в унисон со звоном моих нитей гремела, сокрушая золото, вторая мелодия.

Волны — жадно, голодно, злобно,Скованы льда паутиной холодной,Новой ли жертвы ищете?Душ-то потерянных — тысячи.Обман пуст, как пуст зов,Кому — гнить, кому путь нов,Слушай сердце, смотри вглубь,Моря тоска — окаянная губь.Прочь от меня! Прочь от меня!Прочь от гитары моей и огня!

Та, другая мелодия взорвалась гитарными аккордами и смутно знакомым голосом. Золотое марево затопила черная хмарь. В последний момент перед глазами мелькнуло удивительно красивое женское лицо, обрамленное ало-желтыми паутинными волосами. Исказилось от боли… И музыка, зовущая в бездну, стихла.

Я попыталась вдохнуть, но не смогла. Вокруг была только горько-соленая, плотная морская вода. Слишком много воды… В глазах уже темнело, когда я вспомнила о своей магии. Тварь из глубин погибла, теперь мне ничего не мешало просто взлететь к поверхности.

…На берег я выбралась с огромным трудом. Не столько из-за волн, со штормовым остервенением бьющих в песок, сколько из-за облепивших все лицо волос. Да уж, правильно Максимилиан сделал, что укоротил их тогда. Преогромнейшее ему спасибо.

— Ты как? — осторожно поинтересовался взволнованный женский голос. Тот самый, что выводил вторую мелодию.

Я лениво скосила глаза. Рядом со мной на песке сидела та самая девушка-бард с пляжных концертов. Гитара ее, порядком намокшая, с порванными струнами, валялась неподалеку. Сама певица выглядела ничуть не испуганной и не удивленной представлением, которое я устроила. Разве что слегка усталой. Или не слегка… Короткие волосы торчали во все стороны, глаза запали. Кончики пальцев — в кровавых мозолях, как иногда бывало у Джайян, когда та слишком увлекалась игрой на гитаре.

— Вроде живая… А ты видела, что здесь было?

На равейну или волшебницу она не походила. Да и вообще к магии отношения не имела, судя по всему. Просто… человек?

— Ну… Я видела бурю, вспышку в море, а потом вынырнула ты и поплыла к берегу. Я думала, тебя волны размажут.

Сейчас, когда она не пела, а говорила, в ее голосе не было ничего особенного. Низковатый для женщины, хриплый. Как преображало его пение!

— И больше ничего? — не поверила я. Не может быть, чтобы она здесь оказалась случайно. — Сама-то почему сюда пришла? Шторм ведь.