Александр Сапегин - Жизнь на лезвии бритвы (СИ) Страница 21

— ПРЕКРАТИТЕ! — одним словом, гоблин, вошедший следом за гоп — компанией, прекратил безобразия.

Вернон отпихнул от себя директора и наклонился за знакомой по фильму палочкой.

— Брось каку, — встав на колени, я выбил деревяшку из рук дяди.

Палочка откатилась к кашляющему Дамболдору, который не видел происходящего за спиной, впрочем, Блэк и Люпин тоже профукали момент.

Вскоре в кабинете остались Дурсли, я и пара гоблинов. Что произошло дальше, вы узнали ранее, повторяться не буду.

Гарольд Лилиан Александр Эванс — Слизерин начал жизнь с чистого листа. Впрочем, прошлое не горело желанием отпускать меня.

На следующий день, в четыре часа пополудни, перед нашим домом остановился старый, но великолепно сохранившийся «Роллс — Ройс Фантом III», выпуска тридцать шестого года. Обалденный раритет, скажу я вам. При виде машины у дяди алчно, как у ребёнка увидевшего нового крутого робота, вспыхнули глаза. Обежав машину и открыв дверь, водитель помог выйти из салона пожилой леди в старинном длиннополом платье. От леди за милю несло белой костью и голубой кровью истинной аристократки в энном поколении. Стоя у окна, я гадал, что могло понадобиться от нас или от меня Вальпурге Блэк….

— Дорогой, что там? — спускаясь по лестнице со второго этажа и увидев племянника с мужем, что‑то увлечённо разглядывающих на улице, спросила тётя.

— К нам гости, — ответил дядя полуобернувшись.

— Я думаю, эта леди ко мне, — добавил я.

— Интересно, — глянув через наши плечи, Петунья пошла обратно, поясняя на ходу. — Я переоденусь. Гарольд, нехорошо заставлять гостью ждать. Будь добр, пригласи леди в дом, тем более она к тебе. Я на тебя надеюсь.

— Хорошо, тётя.

— Дорогой, портключ сработает через минуту, — добавила Петунья, наградив мужа прочувствованным взглядом.

— Вот дерьмо! — ругнулся Вернон. Дядя забыл дома кое — какие документы и расчёты к накиданному вечером бизнес — плану по вложению денег любимого племянника в доходные предприятия. Чтобы не терять лишнего времени, гоблины зачаровали для него двусторонний портключ с двадцатиминутным интервалом срабатывания.

Вернувшись из банка домой, Вернон пять минут матерился, на все лады проклиная магические способы перемещения, после которых остаётся ощущение путешествия через ершистый шланг и вывернутого наружу пупа. Выпустив пар, он, принимая чашечку свежесваренного кофе, благодарно кивнул мне и сказал, что выжмет из коротышек всё до кната и научит их с уважением относится к магглам и финансистам, а то зеленомордые больно уж пренебрежительно смотрели на него. Теперь «накостылять» гоблинам в финансовой сфере и на их же поле стало для одного человека делом принципа. Что ж удачи и попутного ветра, они ему понадобятся. Я приготовился к «кровопролитным» сражениям прожжённых торгашей с упёртым, упорным, въедливым, скрупулёзным…, ну, вы поняли — дядя тоже не сахар…. Интересно, чьи «орешки», в итоге, окажутся из легированной стали?

Покидав бумаги в портфель, дядя было собрался на выход, то бишь портануться, и тут перед окном нарисовался шедевр автомобилестроения. Естественно, фанат раритетов расстроился, что не успевает пощупать вожделенную игрушку, да ещё тётя подлила масла в огонь, напомнив о деле, поэтому мне стало жаль крючконосых коротышек. Вряд ли расстроенный дядя уступит им теперь хоть один лишний пенни или процент из будущей прибыли. Должен же он на ком‑то выместить обиду? Пусть это будут гоблины, хе — хе, мне же лучше.

«Подлючий» портал сработал под тяжелый вздох и детский жалобливый взгляд, цеплявшийся за лакированное авто. Вернон испарился, а я, вспоминая уроки этикета, пошёл встречать пожилую волшебницу, застывшую у фигурной калиточки.

Если мне не изменяет память, канонная Вальпурга Блэк, сломленная гибелью младшего сына и заточением в Азкабан старшего, к восемьдесят пятому году почила в бозе, превратившись в страдающий безумием портрет. Ожидавшая меня у калитки леди помирать совсем не собиралась. Судя по её виду, она ещё Дамболдора переживёт. Мать Сириуса немного уступала сыну в росте. Это была высокая, с прямой спиной, будто вместо позвоночника сунули ломик, женщина. Длиннополое застёгнутое на все пуговицы (под самое горло), из тёмной ткани, платье только стройнило её силуэт. Чёрные, с обильной сединой волосы были собраны в тугой пучок, придавая лицу излишнюю строгость и давая Вальпурге сто очков вперёд перед Минервой МакГонагалл. Из‑за отсутствия внешнего проявления каких‑либо эмоций, лицо волшебницы соперничало с фарфоровой маской, и то на последней отражалось больше чувств, чем на безучастном лике гостьи. Налитые тёмной синевой глаза излучали холод. Не женщина — кремень! Кусок арктического льда в человеческой оболочке!

— Присаживайтесь, — указав Вальпурге на удобное кресло в гостиной, я поинтересовался, — чай, кофе?

— Кофе, пожалуйста, — чинно, с королевской грацией истинной аристократки, матушка Сириуса опустилась на сиденье.

Ещё во время ритуальных расшаркиваний у калитки я обратил внимание на взгляд женщины, на секунду сбросившей личину отмороженной Снежной Королевы. В глубине её глаз мелькнула усталость, приправленная внутренней мольбой и затаённой надеждой, хотя на лице Леди Блэк, ставшей после смерти мужа главой Рода, не дрогнул ни один мускул, сохранив фарфоровую маску в первозданном виде.

Пока я возился у плиты, готовя кофе, Вальпурга, как ей казалось, незаметно бросала заинтересованные взгляды на окружающую обстановку. Гостиная у Дурслей была выдержана в светлых кремовых тонах. Мебель: длинный диван и три кресла, два из которых вместе с журнальным столиком расположились у камина, были на тон темнее стен и паркетного пола из натурального дуба. Посреди комнаты лежал большой ворсистый ковёр, а окна украшали шторы, повторяющие гамму основной расцветки — двойной колер, исполненный наискосок. Никаких излишеств типа статуэток, цветов на окнах или картин, только несколько семейных фотографий на полочках, дядины газеты на столике и ваза с розами на каминной полке. Чистая функциональность. Единственным тёмным пятном оказался экран телевизора, на данный момент отключенный. Идеальная чистота и порядок. Наблюдая за отражением в чайнике, я только хмыкал про себя. Аристократка по достоинству оценила убранство, дорогой персидский ковёр и мягкую мебель с натуральной гобеленовой обивкой. Ни у кого не поднялась бы рука отнести семейное гнёздышко моих родственников в разряд дешёвых. Вроде бы ничего необычного или бросающегося в глаза, но акцент спрятан в мелочах, затаившихся на заднем плане.