Леонида Подвойская - Предтечи Зверя. Изродок. (часть первая) Страница 22

И затем – месяц перерыва. Месяц изоляции и безвестности. Как к особо важному, никого не подсаживали. А, может, просто, пытали изоляцией. Но я – большой индивидуалист. Мне в таких вот случаях компания не нужна. Я и срок хотел бы отбывать в одиночке. Вот так. Уже "срок". Смирился? Ни за что! Осудят, подкоп буду делать. Даже, как у Швейка, "через выгребную яму". И всё-же – в одиночке.

Обо всём на свете передумал. Откуда и зачем такая подстава? Месть Чумака? За то, что не пошёл с ним? Или за то. что спёр бусы? Догадался, а прямо обвинить не может. Похоже. Но выгнал-то он меня раньше! Нет, отпустил по просьбе Бычка. А почему по просьбе его же отсюда не отпускают? Вдруг – очная ставка с Мамкой. Но здесь-то какие противоречия. Господи, как же она волновалась! Как явно страдала за меня!

– Вы выходили?

– Да. Следовало срочно позвать понятых.

– И долго ваше отсутствие длилось?

– Буквально две- три минуты.

– Мог ли за это время обвиняемый достать что – либо из чемодана. Теоретически?

Позволяло ли время?

– Только теоретически.

Воспользовавшись предложением задавать вопросы, я спросил, верит ли она…

– Нет!

Вопрос был отведён следователем, как не относящийся к делу.

Я спросил, как там Валька. И пока следователь отводил и этот вопрос, узнал, что "извелась". Ещё я просил об отце. По тому, как побледнела и без того не румяная сейчас женщина, понял – плохо. Но мой урод уже, брызгая слюной, заорал и меня выволокли из кабинета. Ладно. Завтра на допросе просто схвачу гада за его прыщавую шею и буду сжимать, пока не ответит.

Глава 8

Не пришлось. Назавтра меня привели к нему в наручниках и следак, этак злорадно сощурившись, сообщил, что мой отец…

Пришёл в себя я опять на полу, только не в камере, а в карцере. Что произошло после сообщения следователя, я не помнил. Но судя по боли во всём теле, без буйства с моей стороны не обошлось. Со мной уже случалось такое. Даже отец не всё знал. Отец… Я перевернулся на живот. Ещё больнее. Устроился на одном из боков, который меньше болел. Когда в штурманском учился, пошли в увольнение и нарвались на местных. А что хотите – годами, или уже – веками сложилось. Уводят девчат из-под носа. Оно-то и понятно, местный что предложить может? Вот и получается – влюбляешься, обхаживаешь, лелеешь, планы строишь. А тут вот такой "принц" заезжий ррраз – и в дамки. Так что, понять можно. Когда на кулачках. Но когда у тебя на глазах сразу двоих твоих друзей на ножи… Тогда тоже очнулся – тоже ничего не помнил. Говорили, что покалечил я их крепко, но не знаю, не видел. С этим Тамариным однокашником, ещё помню, как… Но там же ничего делать и не пришлось. Дело замяли – местные народ горячий, а одна искра, она ни к чему. И так всё вокруг тлеет. В общем, всё уладилось. Кроме меня. Комиссовали. Вовремя ещё и в глазах какую – то заразу нашли. Фишка в том, что если я зрение напрягаю, то буквы расплываются и я сквозь этот их экран стенку вижу. Ну, это никому в штурманском деле не надо, ты им остроту зрения давай. В общем, распрощался я тогда с небом, а отец и сказал… Впрочем, об этом я уже рассказывал. Отец…

Сердце, говорят, не выдержало. После сообщения, направленного по моей просьбе.

Ничего, и за это тебе, урод, воздастся! А следствие вскорости и закончили.

Другой, правда, следователь. А о судьбе "гадёныша" и конвоиров я узнал попозже.

Так же, как и о судьбе зечар, в камеру которых меня закинули после карцера. В воспитательных, конечно, целях. Вообще-то я думал, что такое только в кино бывает. Такое… мерзкое накопление уродливых генов. И вот этот мир, в отличие от выдуманных, существует даже не параллельно, а рядом с нами. Злобный крысиный мир. Да какой там крысиный! Сравнить – только крыс обидеть. Бычила с явно выраженными признаками умственной деградации, вихлявый гомик и косящий под этакого фартового одессита средних лет паскудник. В общем, ни одного достойного представителя криминала. Вихлястый с криком " здравствуй, милашка" полез, было, ко мне обниматься. Огрёб, свалился у ног одессита, заскулил.

– Неправильно ведёте себя в гостях, молодой ча-а-век, – протянул тот. – Боря, поучи вежливости.

С Борей мы побоксировали крепко. Правда, мне повезло – ни на что, кроме ударов с хаканием пудовыми кулаками у моего визави ума не хватало. Но камера была тесновата, уклоняться сложно, а подставлять плечи – вскоре они у меня начали просто затекать. Правда, и я доставал. В общем, когда нас разнял рефери, то есть, ворвавшийся наряд, я наверное, по очкам немного выигрывал.

– Ничего, Боренька, ничего, успокаивал потом громилу одессит. Твоя песня впереди.

Если человек не понимает учтивого к нему отношения…

– Я его всё равно…

– Потерпи, до завтрашнего утреца потерпи. И он будет твой.

– Всё, что останется, будет твоё! – захохотал присущим только им тонким смехом гомик.

Не надо было им это делать Ну, просто следовало бы учесть и моё состояние. Ночью вломились. Человек пять. Сила солому ломит. Поначалу скрутили, скоты, раздевать начали. Потом – опять провал в памяти. Нет! Помню ещё, что осветилась вдруг камера бледно-зелёным светом. Отвисли у них челюсти, у двоих что-то сразу из штанов потекло, а один стал в дверь ломиться. Помню, что въехал со всего размаха этим сволочам по мордам. Именно так – одним ударом. И ещё – по тварям в форме, которые, открыв дверь, пялились на всё это выпученными глазами. И словно не рукой ввалил, а зелёным пламенем мазанул… Я потом – опять карцер. И следствие не заканчивали – просто наспех скручивали.

В материалах дела не было ничего интересного. А дело оперативной проверки на ознакомление не дали. Секретное. Только судье. Если пожелает. Впрочем…

Впрочем в деле была очень интересная фотография – того самого портфеля- чемоданчика. И даже с моей печатью. Они что, не пересчитывали после меня? Ну и козлы же!

Рассматривал дело суд соседнего района. Но вы бы посмотрели на конвой! Словно тигра везли какого! Или змея Горыныча. Хорошо, хоть не в цистерне, как в НИИЧАВО.

Что-то я вытворяю, когда сильно разозлюсь, да? Вот и ходите на цыпочках. Это вот тот конвойный на пути туда " бля!" орал? То-то вжался в кузов. Сейчас ка-а-ак зарычу, ка-а-ак брошусь! Нет. Не буду. А то ещё стрелять начнут. Доедем тихо – мирно.

А защищала меня адвокатесса из другого района. Это уж по моей просьбе ту мокрицу заменили. Адвокатесса незнакомая. Но прехорошенькая. Этакая лисья мордочка. И сама рыжая. Симпатяга. Или я просто в одиночке истосковался? А вот поддерживал обвинение – ТТ. Сидел, упёршись в бумаги, не поднимая глаз. Стыдно? И кто же тебя заставил? Или уверился в правоте обвинения? Тарас Тарасович… Мой учитель.