Леонида Подвойская - Предтечи Зверя. Изродок. (часть первая) Страница 23

Он говорил мне, обучая составлять бумаги: " Каждое слово и в документе прокурора, и в обвинительной речи должно стрелять!". И сейчас вот, пожалуйста, стреляет. Клеймит позором. Как он же говорил: "Никому нельзя верить?". Вот, и Валька не приехала. А Мамка здесь – в качестве свидетеля. И неплохо держится. " Я не верю в такое обвинение! Это – чистый и добрый молодой человек. Я бы хотела иметь такого сына!". Спасибо. А ТТ сопит. Недоволен? Ладно, вот скоро и развязка.

Оглашение документов. Допрос Валентины. Что? И это она говорила? Нет, много правды, но вот так всё переворачивать? А мамка говорила "извелась". Нет, но подлость же какая! Это я – злоупотреблял спиртным? Легкомысленно относился к работе? Она что, совсем? Зачем ТТ это в суд приволок? Приобщить к делу, так как не может явиться. Возражаю. Адвокат возражает. Я, конечно, тоже. К делу не относится, а служебная характеристика есть. Где это видано, чтобы приобщать протоколы допросов? Нет, Тарас Тарасович, уголовный процесс мы немного знаем. Ты заяви ходатайство вызвать для допроса, суд вызовет, ты обеспечишь явку, а если по уважительным причинам не сможет явиться, отложим дело. А потом… ага, не хочется по ерунде возиться? Вот и суд не хочет. Ходатайство отклоняется. Ладно.

Вот и осмотр вещественных доказательств. Ну? Ну же! Ура! Чемодан, тот самый.

Правда, печать уже не моя. Но всё равно! Тот самый же. Это подтвердили и понятые.

– Думаю, нет смысла суду вновь пересчитывать, сколько здесь находится валюты, – высказал своё мнение гос. обвинитель.

– Настаиваю на пересчёте! Хотя бы в пачках! – заявил я. Адвокат, конечно, поддержал. И объективности ради пересчитали. Восемьдесят аккуратненьких пачечек.

– А теперь, высокий суд, я прошу задать вопрос обвинению, куда здесь впереть ещё двадцать?

Ну, это был ещё тот удар.

– Если поплотнее сложить… спрессовать… – попытался, было отбиться ТТ. – Ничего не понимаю… Ведь в оперативном… в протоколе… там тот же портфель, но со ста пачками! И такой же полный. Вот, посмотрите – передал он суду для обозрения оперативное дело. То самое, для обвиняемого недоступное.

– Портфели разные, – после длительного колебания констатировал судья.

– Обвинение просит месяц для проверки и получения новых доказательств.

– Ходатайство отклоняется.

– Обвинение ходатайствует вызвать и допросить лиц, проводивших эксперимент.

– Ходатайство отклоняется. Ещё ходатайства, дополнение есть? Суд объявляет судебное следствие законченным и переходит к прениям.

Всё! Всё!!! Судья явно принял решение. И по тому, что не оглашал характеристики и прочую письменную составляющую, – явно в мою пользу. А ТТ в прениях… просил-таки меня осудить! Правда, с учетом всех (это он так надавил) исключительных обстоятельств – к наказанию, не связанному с лишением свободы. Спасибо и на этом.

Скомкала своё выступление и Лисичка – адвокатесса. Уже всё предельно ясно.

Проформа. А вот в последнем слове я задал – таки ТТ! Он только поначалу приподнял своё грузное тело, повернул своё широкое лицо к судье, протестуя.

Потом как-то разом обмяк, сидел за своим столиком, словно набитый соломой Страшила. Только не в кафтане, а в кителе. Судья дважды предупреждал меня не переходить на личности, а потом – лишил слова. Ну и пусть.

Когда судья удалился в совещаловку, прокурор быстро выскочил из зала. А Мамка подошла вплотную к клетке, рыкнула на конвой и долго смотрела на меня, радостно улыбаясь. Эх, Зоя Сергеевна! Всё-же, какой вы молодец! Как вам теперь у ТТ замом работать? А мне… Мне… Требовать восстановления? Компенсации? Вот выйду – подумаю.

На оглашении приговора не было уже и Мамки. Куда-то по неотложным делам сорвали.

А я остался. У адвокатессы остался. И ванну принял и переночевал. У- ух, как переночевал! Прости, Тамара, но тут такие вот дела… К счастью, только к утру вычислили. Ким вычислил, и Лисичка протянула мне свой сотовый.

– Можешь не приезжать, конечно. Можешь и не отвечать. Но знать должен – ТТ застрелился. Вчера. После твоего последнего слова.

– А ты меня последним словом не упрекай! Это он трусости и подлости своей не вынес!

– Он выполнял свой долг.

– Долг? Долг – посадить невиновного? – сажали и при меньших доказательствах. И осуждали за милую душу. Но не про это.

Он оставил записку. Там и тебе.

– Не хочу.

– Приедешь? Похороны сегодня.

– Нет… Не могу. Уезжаю. У меня отец умер. Тоже из-за ТТ. Мне домой надо.

– Прощай тогда.

Вот и всё. "Прощай тогда". Как будто я виноват. Как будто не меня…

– Боже, какой кошмар, – прошептала всё слышавшая Наташка (так, оказывается, звали Лисичку). – Надо ехать.

– Ну, это без меня. Я сейчас в суд, свои вещички, документы, а потом в дорогу.

Есть дела поважнее.

– Понимаю… А я… Это он меня устроил. Я в прокуратуре стажёром была. Без должности. А потом место – за тридевять земель. Вот он и помог сюда устроится.

Поеду. Тем более, есть окно. Подзащитные переболели.

– Это как?

– Эпидемия какая-то. Кожная. И ещё что-то там произошло. Странное. Ты ничего не слышал? – девушка потянулась через меня за сигаретами на тумбочке. Кожа-то какая!

Вчера и не прочувствовал толком!

– Нет, я вообще-то больше в одиночке.

– Ты знаешь, что следователь, который вёл твоё дело рехнулся? И ещё там что – то с конвойными и надзирателями. И заключёнными. В общем, представители всех слоёв тамошнего контингента. Про всех не знаю, а вот два моих – слегли. И так слегли, что их в какой-то центр на обследование повезли. Каких-то редких болезней. Типа проказы.

– Проказы? – встрепенулся я?

– Мг… И у них уже не такая нежная кожа. как у тебя, – мягко скользнула она пальчиками по плечу. Ай, глупости. И не было никогда. Потому, что больше не у кого и нет.

– Кроме тебя, – притянул я Лисичку к себе.

Стажёром? У него в прокуратуре? Как он говорил: "Ни одной здесь в прокуратуре не пропустил"? Ну что же, и в этом есть какая-то справедливость. Ты уже… того, а я, вот, унаследовал. Нехорошо подумал, конечно, со зла. Но к Наташке это не относилось. И на наших отношениях не сказалось…

– Ну что же. Прощай. Наверное, и не увидимся.

Мы прощались, когда солнце уже перевалило на вечер и до отхода поезда оставалось всего – ничего. На похороны Лисичка не поехала. Живой ей оказался нужнее. Прости ТТ за такую маленькую месть, но и ты не дал мне попрощаться с отцом.

– Ну, почему же не увидимся?

– После того, что случилось, ты здесь не останешься. как бы не реабилитировали, на тебе клеймо. Даже к нам не переберёшься. Не было такого. В лучшем случае – где-нибудь на другом краю света.

– Ну, я тогда просто к тебе приеду.