Рэй Карсон - Книга шипов и огня Страница 23

Он кивает.

— Да, Служение. Итак, они отправились туда, а потом, когда следующий Носитель был избран в Оровалле, сочли это Божьим знамением, знаком одобрения их дела.

— Какое отношение это все имеет к «Откровению» Гомера?

— Терпение. Я так понимаю, королевская семья все так же стойко остается в рядах Виа-Реформа?

— Разумеется. — Для меня всегда был источником гордости тот факт, что мои предки не боялись искать истину.

— Как со всеми благими намерениями, все начиналось хорошо. Необходимость вернуться к пути Господа действительно существовала. Но движение набирало силу. Оно получило такой импульс, что стало… чем-то иным.

Несмотря на то, что я зла на сестру, на мастера Джеральдо и особенно на Химену, я не готова сейчас слышать, что моя вера была заблуждением.

— Объясните. — В моем голосе можно безошибочно различить предупреждение.

— Они занимались изучением. Да, они изучали. Это стало вопросом престижа — они понимали священные тексты лучше всех и знали это. На основании этого изучения текстов сформировалась культурная одержимость. Они нашли истины, скрытые от глаз большинства.

Я поспешно защищаюсь.

— Это весьма логично. Гораздо легче разобраться в Священном тексте или «Всеобщем руководстве к Служению», если прилежно заниматься. Как гласит Священный текст, «многое учение ведет к многому пониманию».

— Это правда, — соглашается он со снисходительной улыбкой. — Но оно также гласит, что «умысел Божий есть тайна, не подвластная человеку». Видишь, они зашли слишком далеко. Они избегали буквального, очевидного прочтения текста, стремясь к скрытому, неестественному смыслу. Драгоценную истину затмили высокомерие и снобизм.

— Мне нужен пример.

Он поднимается из-за стола и исчезает во мгле книжных полок. Я слышу, как он перебирает свитки, бормочет что-то самому себе, потом возвращается. Ему предшествует запах животных кож, мускусный аромат глубоких тайн.

— Вот, — объявляет он, разворачивая свиток на столе. — Это «Откровение» Гомера.

Края пытаются завернуться обратно в рулон; отец Никандро рукой прижимает их к столешнице. Другой рукой он указывает на абзац в середине.

— Прочти это.

И Господь избрал себе воина, что приходит в каждом четвертом колене, чтобы тот носил Его.

(Воин да не убоится.)

Но мир не знал его, и ценность его была скрыта, как оазис среди песков Бареа. Многие стремились к воину, из злого умысла искали его.

(Воин да не дрогнет.)

Он не мог знать, что ждет его у вражеских врат и что ведут его, как свинью на убой, в царство колдовства. Но могущественна Божья Праведная Правая Рука.

(Его милость простирается на Его народ.)

Я сажусь, скрестив руки, и задумываюсь. Сердцем я чувствую, что эти слова — правда; Божественный камень мягко вибрирует в подтверждение. Но здесь есть и новизна, и я даю ей время проникнуть в мой разум. Царство колдовства. Вражеские врата.

— Почему Виа-Реформа скрывали это от меня?

Отец Никандро наклоняется вперед и улыбается. Как все хорошие учителя, он любит этот миг откровения, момент раскрытия тайны, когда свет знания переходит к ученику.

— Все из-за этого слова вот здесь. — Он указывает пальцем на фразу, гласящую: «Он не мог знать, что ждет его у вражеских врат». — «Мог». Одно маленькое слово. Естественное прочтение текста говорит, что воину неизвестна, по какой-либо причине, ожидающая его опасность.

Я киваю. Именно так я это и поняла.

— НО! — Он помахивает пальцем передо мной. — Есть и другая фраза. «Тот, кто служит, не должен утратить чистоту намерений».

Эти слова мне знакомы. Они из «Всеобщего руководства к Служению». Любимая цитата Химены.

— Два разных значения, — продолжает он. — «Не мог» и «не должен». Но в оригинале это одно и то же слово: Ne puder. Наши праотцы, в силу каких-то причин, перевели его по-разному. Виа-Реформа верят, что в первом случае была допущена ошибка. В месте, где говорится «Он не мог знать», по их мнению, должно быть: «Он не должен знать».

— То есть они верят в то, что Носителю нельзя ничего говорить об опасности. Они считают эти слова правилом, а не просто замечанием.

— Именно.

— Поэтому меня оставляли в неведении.

— Да.

— Из-за одного слова.

Он пожимает плечами.

— Есть еще фразы, которые они используют в качестве доказательства своего мнения, но эта — основная.

— А другие Носители, рожденные в Джойе. Им тоже ничего не говорили?

— Нет. Только тебе и Хицедару-лучнику.

Я опускаю лицо в ладони, пытаясь все это осознать. Отец Никандро ответил не на все мои вопросы, но я уже слишком устала, чтобы вспомнить их все. Боюсь даже думать о том, что сделает Химена, когда ей станет известно, что я знаю об «Откровении» Гомера. Возможно, лучше всего будет ей не говорить. А что, если сторонники Виа-Реформа правы? Что, если я не должна ничего знать об этом?

— Отец, — спрашиваю я с дрожью в голосе, которую невозможно унять. — Что же ждет меня у вражеских врат?

— Мое милое дитя, этого я не могу тебе сказать. Никому это неведомо. Мы знаем лишь, что Носителя ожидает великая опасность.

— Но в финале я выйду победителем? Потому что там же сказано: «Могущественна Праведная Правая Рука Господа».

— И снова я не знаю. Мне бы не хотелось тебя пугать, но мне понятнее, чего там не сказано. А там не сказано, что воин достигнет цели и одержит победу. — Он наклоняется над столом и переворачивает свиток. — Взгляни на это.

Список имен с соответствующими датами. Одно имя на каждые сто лет, есть несколько удивительных пробелов в середине. В самом низу я вижу свое имя. Лючера-Элиза де Рикеза. Оно вписано недавно, это понятно по более темному цвету чернил, которые не успели побледнеть. Я смотрю на эти буквы в замешательстве. Гомер возглавляет список, Хицедар-лучник расположился всего в нескольких строчках от меня.

Носители, мои предшественники. Настоящие имена. Настоящие люди.

— Тут есть пропуски. — Я вопросительно смотрю на отца Никандро.

— Да. Наши записи несовершенны. Либо данные были утеряны, либо личность кого-то из Носителей осталась тайной.

— Как такое могло случиться? — Эта мысль поражает меня.

Он пожимает плечами.

— Возможно, они жили далеко от монастыря, воспитывались в язычестве или суеверии, оставались в неведении относительно своей судьбы. Может, они умерли — или были убиты — прежде чем смогли закончить свое Служение. Кому то ведомо?

— То есть это возможно. — Мой самый большой страх обретает плоть. Судьба — вещь слишком неуловимая, чтобы в ней можно было быть твердо уверенным. — Возможно умереть, не завершив Служения.