Дети песков (СИ) - Маркелова Софья Страница 26

Неожиданно на зал опустилась тишина. Замолкли голоса и шепоты, а хетай-ра будто перестали двигаться, устремив все свои взгляды на один из проходов.

Такое давящее молчание было вызвано прибытием матриарха со свитой.

Горделиво расправившая плечи правительница Третьего Бархана, укрытая тончайшей черной вуалью, величественно и неспешно подплыла к центральному трону. За ней неотступно следовали две молодые прислужницы, Ниэля и Арконция, которые придерживали длинный подол массивной зеленой мантии матриарха. Сестры-близнецы в одинаковых скромных платьях бежевого цвета, смиренно опустив глаза к полу, не отставали ни на шаг, быстро семеня следом за властительницей.

Только после того, как Гиселла Анакорит остановилась перед престолом и медленно повернулась лицом к народу, Ниэля и Арконция с поклоном отступили к стене, а Мериона и Лантея, до этого ожидавшие в галереях по разные стороны зала, как по команде последовали к своим законным местам. Они встали по обе руки от матери, перед своими тронами, выпрямившись и с достоинством окинув взглядом всех собравшихся. Толпа в тот же миг в напряженном молчании склонила головы, и все, как один, прижали к солнечному сплетению ладонь, сжатую в кулак, выражая свое уважение и почтение правящей семье.

Матриарх легким движением руки откинула вуаль с лица, поправила широкое и явно тяжелое очелье, украшенное длинными подвесками из цветного стекла, спадавшими на грудь. Она опустилась на трон одним текучим движение, и следом за ней дочери тоже грациозно сели на свои места. За троном Мерионы незримой тенью сразу же встал младший брат Манс, за спиной матриарха появился ее муж, Лантее же оставалось лишь жестом подозвать Ашарха, чтобы он занял место за ее плечом. За это девушка заслужила укоряющий взгляд от старшей сестры.

Тем временем поставленным голосом правительница начала традиционную вступительную речь:

— Многоликая Матерь внимает нам и посылает свое благословение. Сегодня мы все собрались здесь, чтобы слушать и говорить. Каждое слово пойдет во благо Бархана, так пусть же никто не будет молчать. Я, матриарх Третьего из пяти великих Барханов Гиселла Геркатен Анакорит, открываю восьмые общие городские слушания 2560 года от основания Гиртариона.

Со всех сторон раздались одобрительные рукоплескания собравшихся. Почтенные матроны беззвучно изображали хлопки, а их внимательные и проницательные взгляды целиком и полностью были направлены на младшую дочь правительницы и смуглого чужака, осмелившегося встать позади одного из тронов.

— Сегодня собранию предстоит обсудить несколько тем, — продолжила матриарх через минуту, когда в зале воцарилась прежняя тишина. — Но по традиции я попрошу в первую очередь выступить просителей.

Потянулась длинная череда однообразных отчетов и ходатайств, которые Лантея всегда не любила выслушивать. Представители различных гильдий и учреждений просили ссуды, жаловались друг на друга и пытались оправдать простои в производстве. Личный писец матриарха записывала каждое из обращений, а сама Гиселла Анакорит лишь одаривала подданных легкими кивками и изредка что-то говорила, больше предоставляя слово Мерионе, которая как рыба в воде ориентировалась в делах подземного полиса.

Поток продвигался медленно, Лантея отрешенно внимала происходившему краем уха, пока очередной доклад не заставил ее вынырнуть из легкой задумчивости.

— За последние два месяца пропало восемь орлов, — лаконично отчитался немолодой смотритель птичника и замер без движения в паре метров перед троном.

— И почему же вы посчитали необходимым сообщить об этом на общих городских слушаниях? — не без усталости в голосе поинтересовалась матриарх.

— Это весьма странно. Почтовые орлы никогда не теряются в дороге и самовольно не покидают птичник. А здесь сразу восемь особей, посланных с письмами, по одной друг за другом пропали, — серьезно ответил мужчина. — Подобное случалось лишь раз на моей памяти, сразу же после того, как сестра матриарха Чият Анакорит покинула Бархан. Но тогда не возвращались птицы, посылаемые лишь в одном конкретном направлении… Быть может, младшая дочь матриарха Лантеялианна помнит о тех случаях.

— Верно. Помню, — встрепенулась Лантея, подав голос. — Несколько орлов, из тех, что я отправляла тете за хребет, бесследно исчезли где-то по дороге. Мне приходилось посылать птиц связанными парами, чтобы более молодые особи выучили новый маршрут у опытных почтовых орлов, но они так и пропадали по двое… Однако тогда мы с вами, уважаемый смотритель Акила, списали это на песчаные бури, довольно активные в то время.

— Именно так, младшая дочь матриарха, — подтвердил немолодой хетай-ра, почтительно склонив голову. — После какого-то момента все это прекратилось довольно быстро, не вернулось всего четверо или пятеро особей. Но теперь птицы стали пропадать вновь, и уже в гораздо большем количестве. К тому же, исчезают орлы, посылаемые в любых направлениях. Что исключает вариант с попаданием в самумы, как вы сами понимаете…

— Это дурной знак, — сказала Лантея, нахмурившись. — Такие совпадения подозрительны.

— Не вижу здесь ничего подозрительного, — чуть громче, чем надо, властно произнесла матриарх, даже не повернув лица в сторону дочери. — Это животные, они обладают собственной волей, над которой мы порой не властны. В конце концов, на поверхности их могли поймать хищники, плохие погодные условия сбили их с пути, или же просто птицы остались в других Барханах после перелета.

— Но это же не единичный случай! Восемь особей… — возмутилась было Лантея.

— Тишина! — чуть прикрикнула матриарх, оборвав речь младшей дочери на середине, а после мягко и в тоже время строго обратилась к управляющему птичником. — Продолжайте свою работу, смотритель Акила. Скоро ваши орлы вернутся. Вам не о чем беспокоиться.

Управляющий ушел опечаленным, это явно читалось на его худощавом морщинистом лице, а вот Лантея, смущенная и взволнованная окриком матери, лишь сильнее задумалась на тем, как необычно выглядели эти исчезновения. Она сама много общалась с почтовыми птицами в свое время, знала их повадки и то, что они просто не могли нигде заблудиться. Это были чрезвычайно умные создания. Девушка твердо решила, что стоило подробнее разобраться в этой ситуации после слушаний, раз уж матриарху было все равно.

Ашарха же совершенно не интересовали выступления, из которых он не понимал ни единого слова. Профессор неуверенно себя чувствовал, стоя рядом с троном своей спутницы у всех на виду и стоически сдерживая кашель, рвущийся наружу. Периодически он ловил на себе очередной любопытный взгляд и просто мечтал о том, как бы все это скорее закончилось. А вот предстоявшее выступление перед этой самой требовательной публикой и вовсе страшило его безмерно. Чтобы хоть как-то занять себя и отвлечься, преподаватель изучал правящую семью, впервые увиденную им в полном составе. Матриарх каждой своей чертой напоминала то каменное изваяние, которое Аш только недавно разглядывал в длинных палатах с бюстами. Она сидела прямо, подбородок был приподнят, а на лице сложно было прочитать хоть какие-то эмоции. Ее старшая дочь, занимавшая трон по правую руку от матери, старалась во всем подражать правительнице. Хетай-ра сидела в абсолютно идентичной позе — распрямив ладони на подлокотниках и сдвинув колени, своими огромными глазами она гипнотизировала каждого просителя. Ее элегантное оливковое платье струящимися складками спадало до самого пола и, даже несмотря на подвешенный к поясу топорик, выглядела эта молодая женщина изящно, хоть от нее и веяло едва уловимым шлейфом опасности. Профессор невольно сравнил Мериону с младшей сестрой, которая, слегка ссутулившись, сидела на троне, устало подперев подбородок рукой. Для одной слушания были торжественной церемонией, где можно было продемонстрировать свою власть и силу, для другой же — скучной обязанностью.

Больше всего внимания Ашарх уделил мужчинам, стоявшим за спинами матриарха и Мерионы. И если младший брат девушки показался профессору субтильным и немного отстраненным юношей, для которого вся эта церемония была настоящим наказанием, то отец вызывал совершенно другие впечатления. Он молчаливой угрожающей тенью высился за троном правительницы, одну руку постоянно держа на рукояти изогнутого костяного меча. Татуированный мужчина хмурил свои широкие кустистые брови и беспрерывно оглядывал тронный зал, словно ожидая нападения в любую минуту. И почему-то Ашу сразу же вспомнилась увиденная на рыночной площади казнь, где Бартелин, не колеблясь и не сдерживаясь, толкал преступников в зыбучие пески твердой рукой. Будь и здесь подобный резервуар, кажется, он не преминул бы кого-нибудь в него отправить в эту минуту просто ради собственного успокоения.