Елена Грушковская - Багровая заря Страница 26

И Аделаида, затянувшись, округлила рот в чёрную дырку и выпустила одно большое колечко и два маленьких, которые ловко юркнули сквозь первое. В пускании колечек она была виртуозом. Я колечек делать не умела, а поэтому выпускала дым просто струйками и клубочками, пользуясь по настоянию Аделаиды мундштуком. Взгляд у неё был отчуждённо-задумчивый, из-под полуопущенных век, а временами уголки её рта иронически приподнимались.

— Если хотите знать моё мнение, дорогая, то вам следует отбросить все колебания. То, что сделал для вас Оскар, было сделано в расчёте на то, что вы, умерев для человеческого общества, воскреснете в нашем. Вы не должны бояться: став вашим наставником, Оскар будет вам отцом и матерью, он не оставит вас, пока вы не станете вполне самостоятельной. Если вы сохраните с ним дружеские отношения, он и после будет вас поддерживать. Оскар имеет большой вес и влияние среди нас, и вам повезло, что вашим наставником станет именно он. Такую возможность получает не всякий. Для вас это всё равно что бесплатно попасть в Гарвард.

2.9. Мыши в норах

Если бы мне год назад сказали, что я поступлю в Гарвард, я бы была, наверно, в восторге. Ещё бы! Кто не хочет попасть в это престижное учебное заведение? Но сейчас я не испытывала восторга, потому что это был не тот Гарвард. В настоящий Гарвард не принимают несуществующих людей, а меня по всем понятиям не существовало на свете, и это подтверждали официальные документы, а на кладбище была моя могила. Призраков также не принимают на работу, не регистрируют по месту жительства, они не могут вступить в брак и владеть недвижимостью, не могут иметь счёта в банке, водительских прав и медицинского страхового полиса. Их просто нет.

В кармане у меня было немного денег, и я нырнула в лабиринт улиц, гонимая отчаянием. Кто и за что сделал всё это со мной? Почему я? Что мне делать? Все эти вопросы оставались без ответа. Ледяные пальцы отчаяния вцепились мне в загривок, оплетали мои руки и ноги, и серая холодная лапа уже протянулась к моему сердцу, чтобы накрыть его, сдавить и остановить. Я была у них в руках, они наблюдали за мной отовсюду, они были везде, мне было некуда бежать! Но я всё равно бежала, хоть уже кожей чувствовала холод безнадёжности. Сегодня должен был прийти Оскар, и я предприняла попытку бегства.

Нет, это даже нельзя было назвать бегством. Скорее это было бессмысленное и безнадёжное метание в лабиринте улиц, бегство от самой себя. От хватки ледяных пальцев нельзя было никуда деться, она повсюду была со мной. Глупо, наивно было бы полагать, что от Оскара можно убежать и спрятаться, и меня хватило только на то, чтобы выкинуть напоследок дурацкое коленце — купить бутылку водки и напиться.

Выписывая заплетающимися ногами зигзагообразную траекторию, я плелась по улице с недопитой бутылкой в кармане, сама не зная куда. Смеркалось. "Да, я безобразно пьяная, — думала я, перемежая свои мысли ритмической икотой, — и пусть!.. Пусть Оскару станет противно, глядя на меня. Мне самой противно".

Ик!.. Да, однако и набралась же я. А зачем? Да чёрт его знает! Бреду вот теперь неприкаянная, бесприютная, живой труп, человек без имени, пустое место… Ик! Однако, как меня плющит!.. Уж не палёная ли была водочка-то, а? Табуретовка. А в общем-то, плевать. Вот возьму сейчас и вылью её… в себя. Но идти становится всё затруднительнее. Что это с моими ногами? Они, никак, устремляются каждая в свою сторону? Да ещё этот проклятый гололёд. Ик!.. Ух ты, ё-моё!..

Кое-как снова возвращаясь в вертикальное положение с опорой на обе ноги и отряхивая места, соприкоснувшиеся с обледенелым тротуаром, я окинула взглядом покачивающееся пространство тёмной улицы — а может, и не улицы. Бутылка в кармане цела, а ведь могла разбиться. Ик!.. Нет уж, теперь я по стеночке… А это ещё кто за мной крадётся?

— Девушка, а девушка!

Да, судя по голосу, честными намерения у этого перца быть не могут. Не буду обращать внимания — авось, отвяжется. По стеночке, по стеночке…

— Девушка, а у вас закурить не найдётся?

Нет, ведь какой настырный! Нету у меня закурить. Вот так, потихоньку, идём, идём…

— Девушка, девушка, а можно с вами познакомиться?

Да их, похоже, двое! Вот ещё свалились на мою голову. Какие-то глючные чуваки. И чего им надо? Впрочем, ясно, чего… Только этот номер у вас, ребятки, не пройдёт! Я не снимаюсь.

— Девушка, а как вас зовут?

Вот ведь черти полосатые! Уже шагают рядом со мной и отвязываться, похоже, не собираются. Один слева, другой справа. Сейчас я одного как двину локтем под дых, а другого в пах коленом… Й-й-й-яяя!

— Тихонько, девушка, осторожно! Скользко на улице.

Н-да, Чак Норрис из меня не получается. А эти перцы уже руки распускают! Беспредел!

— Девушка… А у нас ещё выпивончик есть. Пойдём с нами?

Нетушки, спасибо. Вы не в моём вкусе, пряники, и ваш выпивончик мне тоже нужен, как столбу гинеколог… Так, я чего-то неврубон! Куда они свои клешни суют? А ну, гребите отсюда ушами в камыши!

— Э, э, ты чё кусаешься? Коза драная!

Ого! Была девушка, стала коза драная? Ну, ты это зря, кентуха, я тебе сейчас твои моргалки вырву, как редиску в июне! Банзай!

— Сволочь! Сучка! Держи её, мы её щас прямо тут оприходуем!

И руки, руки, вонючие пасти, шумное дыхание, пустынная стройплощадка. Мои джинсы, его ширинка, мой каблук, его щека.

Трёхэтажный мат: я попала, куда надо.

Получил, засранец? Получи ещё!

— Ноги, ноги ей держи! Вон туда, туда её тащим! Здесь видно!

— Ай, сука, кусается!

Ни души, чтобы мне помочь, мои крики не слышны, все попрятались, боятся, затаились в норах — суслики, мыши, жертвы! Глупые люди, трусливые люди, где вы? Где вы, рыцари, герои, заступники? Где вы, бдительные старушки? Нажмите кнопку, поднимите трубку, наберите номер! Где вы, где вы все?!

Никого, никого, никого!..

— Оставьте её в покое.

Спокойный голос, глуховатый, знакомый. Стройная фигура, реющая на ветру встрёпанная грива, широко расставленные ноги в ботфортах с высокими каблуками, красные угольки глаз. Сдавленный шёпот:

— Чччёрт… А эта ещё откуда взялась?

— Так пойди, разберись с ней!

Твёрдые шаги ботфорт с каблуками, лезвие ножа, взмах — нож, тускло блеснув в полумраке, упал на лёд, выбитый из руки его обладателя тонкой, но поистине железной рукой. А дальше — как в фильме ужасов. Жуткий хруст рвущейся плоти, разъярённые угольки тигриных глаз, клыки, рык кровавой пасти.

— Срань господня… Это что ещё за…

Хрип горла, стиснутого тонкими стальными пальцами, кровавый оскал, короткий утробный рявк, вырванная гортань с кольцами хрящей — на ледяной корке.