Елена Грушковская - Багровая заря Страница 27

Мыши в норах, я — на льду, надо мной — хищница в ботфортах с каблуками и приколотой на груди чёрной ленточкой — в том месте, где её пронзил железный прут перил крыльца. Вокруг — мерцающие холодные огоньки жёлтых глаз, наблюдающие, выжидающие, но не приближающиеся.

Ни один суслик не высунулся из норки, чтобы посмотреть, чем всё кончилось, две мёртвые жертвы распластались чёрными пятнами на сером льду, а третья, живая, дрожащая, пьяная, обняла руками шею хищницы в ботфортах. Она была подхвачена чёрным ураганом и унесена в небо. Жёлтые огоньки глаз, чёрные горбатые спины и голодные пасти ринулись на свою добычу.

2.10. Очиститься от старой

— Они ничего ей не сделали?

— Не успели.

— Глупышка. Зачем? Не понимаю.

— Она пьяна. Водка.

— Вот уж глупость! Только люди могут такое учудить… Кстати, дорогая, зачем ты носишь эту ленточку? Кажется, ты никогда не была особенно сентиментальной.

— Когда будет превращение?

— Не раньше, чем через неделю. Алкоголь должен выветриться.

Фортель, который я выкинула, не понравился Оскару. И Аделаиде тоже, разумеется. Хищники физиологически не переносят алкоголя, поэтому пьяниц среди них не найдёшь. Очнувшись в постели с отвратительным самочувствием и мечтая о глотке холодной минералки и стакане кефира, я не нашла ничего, что могло бы облегчить мои страдания. А тут ещё Аделаида, окинув меня полным глубочайшего порицания взглядом, сказала:

— Ну, милочка, на такое способны только люди.

В её устах это было наихудшее осуждение.

Оскар пришёл вечером. Его тёмно-синее пальто с чёрным меховым воротником было перехвачено широким поясом, на руке сверкали баснословно дорогие часы.

— Ну что, дорогая, понравились приключения?

— Очень, — сказала я мрачно. — Хочу ещё.

— И не мечтай, — улыбнулся он.

Скинув пальто, он присел ко мне на кровать, заглянул мне в глаза и взъерошил мне волосы. Из-под его верхней губы в улыбке показались молочно-белые клыки, выступающие совсем чуть-чуть.

— Ты готова к превращению, детка?

Я молчала. Хватка ледяных пальцев сомкнулась вокруг моего горла. Бежать было некуда, да собственно, уже и не хотелось. Мыши в норах. Руки, тяжёлое дыхание, вонючие пасти. Глючные перцы чёрными пятнами на льду.

— Ты не говоришь "нет", это уже хорошо, — сказал Оскар, пронзительным взглядом проникая мне в душу. — И это значит, что скоро ты будешь с нами.

Он сказал: "Будешь с нами", — а я не нашла, что возразить. Все доводы, за которые я могла ухватиться, рассыпались, как древесная труха.

— Когда? — спросила я.

— Недельку придётся подождать, дорогая. Следы алкоголя в твоей крови могут очень тебе навредить во время превращения. Перед вступлением в новую жизнь ты должна очиститься от старой.

2.11. Великий день

По календарю началась весна, но на улицах было ещё много снега. Мою последнюю неделю в человеческом облике я провела, сидя безвылазно дома и соблюдая суровый пост — для очищения организма перед превращением. На день мне полагалось три литра подкислённой лимоном воды, а вечером Аделаида приносила мне чашку очень сладкого чая. Она сама его готовила, заливая кипятком чайные пакетики и кусочки сахара. Режим мне полагалось соблюдать полупостельный. Что я делала в постели? Читала — с утра до вечера. Это немного отвлекало меня и успокаивало. Читать мне не воспрещалось, не разрешалось только выходить из дома. На четвёртый день меня начало шатать от слабости, и когда я влезла на скамеечку, чтобы достать с полки новую книгу, у меня закружилась голова, а перед глазами всё застлала коричневая пелена. На грохот моего падения примчалась Аделаида — прямо-таки материализовалась надо мной из воздуха.

— Деточка! Ну, зачем же вы встали сами, попросили бы меня… Я бы подала вам, что нужно. Мне совсем не трудно. Ну-ка, держитесь за мои плечи.

Она легко, как куклу, подняла меня и перенесла обратно на кровать. Уложив меня и укрыв одеялом, она принесла мне стопку книг и сказала:

— Пожалуйста, дорогая, читайте. Теперь вам не придётся вставать.

Она была сама предупредительность. Но когда я, совсем изнемогая от голода, пробралась на кухню, чтобы хотя бы погрызть сахара, она застукала меня на месте преступления и сурово сдвинула брови.

— Это что такое? Девочка ворует сахар! Сейчас я кого-то отшлёпаю!

Она поставила коробку с рафинадом на самую верхнюю полку, чтобы я из-за слабости не смогла до неё добраться, и погрозила мне пальцем. Опустившись в изнеможении на стул, я залилась бессильными слезами.

— Ну что вы, дорогая моя!

Аделаида вытерла мне щёки кружевным платочком и, как ребёнка, унесла на руках в спальню.

— Милая, поймите, это необходимо. Ваш организм должен полностью очиститься от всех остатков человеческой пищи. Только при этом условии превращение может пройти благополучно.

За три дня до назначенной даты меня начали ежедневно мучить очистительными клизмами — утром и вечером. Их проводила, разумеется, Аделаида. Мурлыча себе под нос какую-то французскую песенку, она втыкала мне в зад наконечник резиновой трубки, а потом подставляла мне, совершенно обессиленной, горшок. Я стонала, а она благодушно успокаивала:

— Ну, ну, ну… Всё хорошо, всё замечательно.

Помимо клизм мне давали слабительное. Горшок стоял рядом с кроватью, поскольку добежать до туалета у меня не хватило бы сил.

Слабая, еле живая, но очищенная, я лежала в постели, когда пришёл Оскар. Он принёс два букета тюльпанов — для меня и Аделаиды: оказывается, сегодня было 8 Марта.

— С праздником, дорогие дамы!

Аделаида рассыпалась во французских благодарностях, а Оскар, склонившись надо мной, спросил:

— Ну, как мы себя чувствуем?

— Душа не держится в теле, — прошептала я.

— Ну, ничего страшного.

Оба букета были поставлены возле моей кровати. В руках Оскара я увидела какой-то пакет, и мои очищенные, ослабевшие кишки похолодели. Заметив направление моего взгляда, Оскар улыбнулся. Он достал из пакета шприц, резиновый жгут, какую-то картонную коробочку, а также высыпал целую гору пластинок гематогена.

— А это для чего? — спросила я шёпотом — громко я не могла разговаривать от слабости.

— Придёт время — узнаешь, — ответил Оскар с улыбкой. — Ну что ж, моя девочка… Настал великий день.

2.12. Подарок на 8 Марта

С кровати мне было видно, как в соседней комнате Оскар сидел за столом в одной рубашке, и рукав его был закатан, а локтем он опирался на подушечку. Его рука выше локтя была перетянута жгутом, и он ритмично сжимал и разжимал кулак, а Аделаида стояла рядом со шприцем — ни дать ни взять, сестра милосердия.