Олеся Андреева - Дочь Солнца Страница 27

— Упасите Боги, нэвэсту на тракте искати, те для радости тэлэсной. Есть ужо нэвэста-то у меня. Гарна дивчина, червлена губами, бровьми союзна.

— Ну, так чего тебе надо, собака? — Вспомнила я советскую комедию.

— Дык, ничего, ничего не надо, госпожа.

— Дык, и женись, хороняка!

Глаза Федьки засияли, и видно было, что любит избранницу свою этот незадачливый похититель. И именно за это и прониклась я к нему доверием. Ладно, что умом не вышел, зато верный (женская логика)!

— Жениться-то не мудрено!

— Сватался уже? — Что-то так интересно стало. А как еще время в пути коротать, когда ноги воют волками от безвылазного сидения на седле, спина по той же причине, только душа стосковалась по общению.

— Дык, в том-то и дело, госпожа, я хто — простой холоп на службе у Потаниных, купцов нашенских местных. Давеча был! — Вспомнил Федька о многообещающей перемене в жизни. — А теперича оно, конешно, все по-другому! Теперича я могу к Марфой Васильвне посвататься, когда службу-то по вам отслужу…

— Ты еще панихиду мне закажи! — Обрадовалась я неожиданному пророчеству. Может и не успею до Пустыни доехать? Али там горемычная сгину?

— Простите, госпожа! — Кинулся рыжий в ноги опять. — Не грамотный я, можу ляпнуть. Як выслужуся!

— Да, встань, Федор! Прощаю я тебя! И давай не отходи от темы, что там с твоей Марфой Васильвной?

— Дык, она дочь купца Малахина и приданое за нее дают ОГО!

— Что за деньгами повелся?

— Нет, госпожа, нет! Люблю Марфушу, деревянника от ееного батьки не надо, лишь бо со мною была. Но разве Малахин отдаст свою едину дочь такому, как я, голоногому? — Опечалился Федька.

— Ты прав, жизнь здесь несправедлива! — Поддержала я. — А Марфа-то любит тебя?

— Любит! Я ей-то и сказал, сбежу от Потаниных, деньгов соберу и засватаюсь к Малахину. А она на грудь кидается и ревет, не пущу, мол, пропадешь!

Глазки Федьки опять засияли, замечтался о подвигах, сложенных о нем народных песнях и как приедет на вороном жеребчике, да в новом кафтане с закрученным чубом и усами к невесте своей! Я прямо-таки видела эту несложную цепочку размышлений. Подъехала к Ниалу, оставив Федьку наедине с мечтами и планами на будущее.

— Если я из Пустыни не вернусь, выдай ты ему, пожалуйста, коня да денег, можно дом какой-нибудь.

— Если ты из Пустыни не вернешься, боюсь, ему не конь с домом понадобиться, а местечко под могилку.

— Ну, спасибо! Ты настоящий друг, можешь поднять боевой дух!

Я еще толком и возмущаться не начала, не развила мысль свою, вдаль уходящую, а эльф уже извинился.

— Прости, ляпнул, не подумав.

— Надо же, и с эльфами такое бывает?

— А чем мы тебе не люди?

Пожал плечами эльф. И действительно, чем они мне не люди? Ноги есть, руки на месте, голова вроде тоже. Ушастые только, да самовлюбленные, а так люди, как люди.

— Почему ты меня не остановил с этим обменом? — вспомнила я торги за Федьку. Ножны все же стало жалко.

— Да, разве тебя остановишь? — Засмеялся Хранитель. — А с другой стороны, ты Дочь Светила, знаешь, что делаешь.

— О-о! Это ты зря сказал! — Обрадовалась я, припоминая наши разногласия и зная теперь, что ответить, если они опять возникнут.

— Я рад, что ты хотя бы меч оставила.

— А что в нем такого особенного?

— Ничего, в принципе, если не считать, что он эльфийской работы из серебра, что добывали гномы и заговорен самим Феодом. Ножны это уж слишком много за этого певца, что теперь на нашей шее. Жаль все же, ведь могла деньгами расплатиться, если бы у меня спросила. — Засмеялся эльф.

— Что? — возмутилась я. А что мне оставалось делать?

— Ты ж летишь сломя голову на ворота, как тот баран. Не поторопилась бы, посоветовалась бы со мной, откупилась бы деньгами!

— Ну, ты и наглец, эльф. А еще король! Что еще ты захватил, чего я не знаю?

— Да так, по мелочи! А смотри, насколько веселее стало!

Веселее стало это точно, особливо, когда Федька опять петь начал.

— Шоб ты сдох, да шоб ты помер, ты мою невесту спер!

— Федька! — Заорали мы с эльфом в один голос.

Федор подскочил от неожиданности и притих. Минут на пять. В общем, путь с Федькой должен был выработать в нас крепость духа, терпение и любовь к ближнему своему.

Начало смеркаться, и на горизонте, на востоке появлялись первые звезды. Тени, отбрасываемые редкими деревьями, сгущались, длинными дорожками ложились и превращали тракт в зебру. Пора было устраиваться на ночлег, но подходящего места мы пока не нашли. Тем паче, Федька сказал, что мили через две должен появиться трактир. Он теперь благополучно сидел за спиной эльфа (заставили мы его таки, а то телепаемся, как черви навозные), через каждые пять минут повторяя: "Дык, вон ужо скоро должон быть". Но небо все больше окунало землю в ночную тьму и прохладу, а долгожданный приют никак не появлялся. Мой желудок громко требовал положенного ужина, Ной ему вторил жалостливым ржанием.

— Ну, Федька, колись, куда завел нас, увалень? Трактира твоего так и не видно! — Грозно спросила я.

— Дык, должон быть, госпожа! Мы завсегда мимо него проезжаем, когда тоже на Лукошкину ярманку ездим.

— Какую ярмарку? — Подал сердитый голос эльф. — Ездил я пару раз здесь, никогда ярмарки не видел.

Федька, как конь, уши прижал и шепотом отвечает.

— Лукошкина ярманка! Каждый год ездим, нынче вот ужо началася. И завсегда в трахтире "Зорькино копытце" ночуем. Выпимши куда поедешь? Вот и коротаем ночку другую.

— Так, что ж у вас ярмарка так далеко от села?

— Дык, почему далече? Лукошка у нас главное село, а остальные, как грибочки вокруг и рассыпаны. То-то и назвали Лукошкой. Часов три на телеге и трахтир, а там дальше и Лукошка, село.

До меня стало доходить, а эльф продолжил допрос с пристрастием.

— А ты с чего взял, что мы на ярмарку в Лукошку твою едем?

— Дык, ярманка же, все едут! — Веско аргументировал Федька, блестя своей эрудицией и дедуктивным методом старика Холмса. — Дык, вы не в Лукошку? — Искренне удивился он. А потом его осенило. — То-то я смотрю местность не знакомая! Свернули шоль куды?

Иногда человеческая, м-м, недальновидность поражает до глубины души. Не удержавшись, я расхохоталась.

— Свернули, свернули. И не по вашей дороге на ярмарку, а по Марианскому прямиком в Пустыню.

В наступившей темноте мой голос в купе со словами о Пустыне, что в народе имела огромную популярность, детей попугать на пример, произвели эффект, который так любят использовать в фильмах ужасов. Что-то типа "Вот ты и попался, добрый молодец, ща жрать тя на живую будем! Хе-хе!" Если бы я обладала ночным зрением эльфов или вампиров, то увидела бы, что круглое лицо вытянулось, глаза полезли на лоб, и как-то неуверенно и смешно Федька стал пытаться отодвинуться от Ниала, сползая с коня.