Дана Арнаутова - Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ) Страница 29

Ночь пахла не липой, как на бульварах, а дымом, мокрыми кожами и слегка — помойкой. Сиял огнями центр города, а еще вдалеке еще одна россыпь рукотворных звезд затмевала звезды настоящие на другой окраине, восточной. Там высились башни астероновых фабрик — основа промышленности Империи.

Но Маред с ее второго этажа лучше всего был виден кусок внутреннего дворика с мусорной кучей, вывалившейся из переполненного бака. И вдруг стало до слез ясно, что никогда-никогда ей не выбраться из этой жуткой квартирки с вездесущими тараканами и мусорной вонью в окно.

А еще жалко до слез стажировки в «Корсаре». Стоит лишь подумать, что кто-то получит такой шанс — ее шанс!

Но и это не самое отвратительное. А самое — в том, что Монтроз был прав. Она воровка и шлюха, потому что согласна была на все, лишь бы отпустили.

Маред едва не застонала от омерзения и ненависти, вспоминая, как горячие жесткие пальцы гладили ее тело, умело и бесстыдно прикасались там, где никто, никогда… И как ей это чуть было не показалось приятным… Все! Хватит!

Дрожь стала еще сильнее. С силой захлопнув окно, Маред кинулась к висящей на вешалке сумочке, достала фониль. Открыла список контактов, от волнения не попадая пальцами по значкам. Хватит уже издеваться над собой! Монтроз А., юр. дом «Корсар»… «Удалить». И подтвердить! Все!

С души свалилась могильная плита — не меньше. Маред почти услышала грохот, с которым она рухнула. Интересно, соседи не проснулись?

Глупо улыбаясь, Маред села на диван, закуталась в плед, обняв руками колени. Никакого контракта! Вот вам, светлейший лэрд королевский стряпчий! Ищите себе другую шлюху. Подавитесь своей практикой… Улыбка свела скулы, превращаясь в в гримасу. «Будет больно и противно… Жизнь, о которой ты мечтала… Какой ты была жаркой и мокрой…»

Голос Корсара не отпускал, вцепившись в сознание. Маред сжалась в комок, еще сильнее обхватив колени.

— Ненавижу. Ненавижу вас! Какое вы имеете право так поступать с людьми? Не знаю, как, но я вам это еще припомню!

Звук собственного голоса в тишине квартиры казался тусклым и чужим. Слова не помогали. Она сама согласилась, сама! А этот мерзавец еще и пожалел ее! Скот! Чаем отпаивал, обнимал, предлагал остаться… А потом предложил продаться! Тварь… Назло ему сделаю карьеру и найду способ его уничтожить. Хоть как-нибудь! И все на этом, теперь уже точно. Спать надо. А завтра — опять работать и написать прошение декану.

Тело ныло, словно она опять училась верховой езде. Неужели от переживаний можно так устать? Еле двигаясь, Маред заставила себя встать, добралась до раковины и вымыла чашку, чтоб не оставлять ее в поживу тараканам. Умылась, легла… Сон словно рухнул на нее сверху: тяжелый, густой, липкий, как чай, которым потчевал Монтроз. Но это уже был последний отблеск, и потом Маред провалилась в дремоту, не думая уже ни о чем.

А через три дня ей позвонили из канцелярии факультета.

Маред звонка, конечно, не ждала, ведь прошение о льготах было подано всего день назад, а дела такого рода разбирались коллегией Университета неспешно до умопомрачения. И все же приятный мужской голос учтиво попросил зайти к декану, так что в Университет Маред летела, как на крыльях. И жестоко обманулась в ожиданиях. Величественная тье Армитин, личный секретарь декана, недоуменно вскинула изящно выщипанную и подведенную бровь, качнула высокой башенкой прически и с подчеркнутым вниманием просмотрела список аудиенций. После чего с холодной вежливостью сообщила, что тье Уинни определенно не назначено. И кто мог ей позвонить — неизвестно. Возможно, глупая шутка?

Маред старательно улыбнулась, приседая в реверансе, поблагодарила и вышла за дверь — что еще оставалось делать? А покинув серомраморную громаду Университета и пройдя уже пару улиц, вдруг услышала за спиной:

— Тьена Уинни?

Голос был вежливый, с прекрасным столичным выговором, и Маред медленно обернулась, нарушая правила этикета в пользу любопытства. На мгновение кольнула тревога — вспомнился Оршез — но что с ней могло случиться посреди респектабельного района на оживленной улице? Вон, и полисмен на углу бдительно взирает…

У кромки тротуара стоял невысокий полноватый мужчина в отлично пошитом, но каком-то блеклом камзоле. Рядом раскинула летний тент небольшая кофейня, и солнечные лучи, проходя через полосатую оранжево-зеленую ткань, словно по контрасту окрашивали лицо незнакомца в клоунские цвета.

— Тьена Уинни! Прошу прощения, что представляюсь вам подобным образом. Тьен Герберт Чисхолм к вашим услугам. Не уделите ли мне время для разговора?

— Да, конечно… — растерянно отозвалась Маред. — Рада знакомству, тьен Чисхолм. Но…

— О, вот эта кофейня замечательно подойдет! — с явным облегчением отозвался тьен Чисхолм, с легким поклоном предлагая Маред присесть за легкий деревянный столик. — Уверяю, если бы не важность разговора, я бы вас не побеспокоил.

Маред расправила платье и послушно опустилась на такой же деревянный стул, выкрашенный белым. Кофейня была совершенно пуста, но на повелительный оклик тьена Чисхолма из кухни выглянул официант.

— Тьеда Уинни, прошу разрешения угостить вас чем-нибудь.

— Не извольте беспокоиться, тьен, — с решительной вежливостью отказалась Маред и повернулась к официанту: — Мне чашку кофе, будьте любезны. Черный, без сахара.

— Кофе в такую жару? — удивился Чисхолм, смахивая салфеткой капли пота с влажного лба. — Ах, здоровье молодости! Мне стакан яблочного сидра. И еще раз прошу прощения за настойчивость. Вы, наверное, уже теряетесь в догадках? Видите ли, я, некоторым образом, ваш коллега. Служу юрисконсультом в одной очень уважаемой компании…

Он парой глотков осушил чуть ли не половину высокого стакана сидра, перевел дух, поставил стакан на столик и неожиданно пронзительно глянул на Маред.

— Прежде всего, позвольте вас уверить, что миссия, возложенная на меня, никоим образом не доставляет мне удовольствия.

Помолчал, отведя взгляд и смотря мимо настороженно застывшей Маред, и продолжил спокойно:

— Так уж сложилось, нас с вами, дорогая тьена Уинни, очень нужно обсудить то, что произошло на дне рождения лэрда Монтроза.

Маред, уже приготовившаяся к какой-то гадости, все-таки не удержалась от короткого судорожного вздоха.

— Да-да, — кивнул с виновато-грустной миной тьен Чисхолм, — я все знаю о том отвратительном преступлении, жертвой которого вы стали. Поверьте, дорогая тье, мне жаль. Очень!

— Мне тоже, — уронила Маред, когда молчание стало совсем уж долгим, лихорадочно пытаясь сообразить, что же известно тьену Чисхолму. Явно ведь не все, раз он подразумевает… А что он подразумевает-то? — Но я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.