Светлана Литвакова - Зона особого влияния Страница 29

Процессия медленно подошла и остановилась у подножия помоста.

— Помолимся, братья и сестры! — заблеял главный, осеняя толпу крестом.

Люди привычно попадали на колени, подняв тучу пыли. Похоже, что батюшка исповедовал какую-то особенную веру, поскольку ни одной нормальной православной молитвы он не знал.

— Простим грешников, как велел Господь наш! — продолжал гнусавить "святоша", не замечая, что четыре человека стоят, когда все остальные молятся.

Откуда-то появился палач с зажженным факелом в руке и толпа охнула.

Его лицо скрывал просторный красный колпак с прорезями для глаз, но телосложение показалось очень знакомым.

Палач подошел к священнику и что-то зашептал ему на ухо, показывая пальцем на нас.

Мы приготовились, плотно став плечом к плечу.

На лице "святоши" отразилась мучительная борьба мыслей. Здравый смысл проиграл!

— Богохульники! — завопил священник, размахивая крестом. — Держите их! Ловите!

Вместо того, чтобы держать, толпа испуганно шарахнулась от нас в разные стороны, причем некоторые уползали на коленях, не успев подняться.

— Колдуны! Ведьмы! — пронесся шепот над площадью.

Стражники, напуганные толпой, тоже не изъявили особого желания нас ловить, а попятились, усиленно крестясь.

Палач подскочил к помосту и ткнул горящим факелом в сухой хворост. Он вспыхнул и тут же занялись просмоленные дрова.

Маринка слабо вскрикнула и, закатив глаза, в глубоком обмороке обвисла на веревках.

Игорь сжал губы и зажмурил глаза, а Колобок так дернулся, что пошатнулся деревянный столб.

Ждать было нельзя! Костер стремительно разгорался, подбираясь к ногам пленников!

Четыре пары рук выдали такую волну, что дрова разметало по всей площади, включая торговые ряды и загон для лошадей.

Лошади испуганно ржали и били копытами. Некоторым из них, невероятным усилием, удалось сорваться с привязи. Они метались в загонах, переворачивая кормушки и ломая слабые перегородки.

На головы людям полетели горящие поленья, кое-где занялись прилавки и одежда, выставленная для продажи. Кто-то заорал:

— Пожар! Горим!

Люди в панике заметались по площади, сбивая друг друга с ног.

— Они же подавят друг друга! — Лариска растеряно смотрела на Андрея и Эльвиру.

— Еще одна волна! — крикнул Андрей. — Тушим огонь!

Мы выдали еще одну волну, которая разбегаясь по кругу, тушила пламя и бросала людей на землю.

На площади, вдруг, наступила тишина. Люди лежали на земле, прикрывая головы руками. Матери закрывали детей своими телами. Священники тихо поскуливали, прижавшись друг к другу и растеряв церковные принадлежности. Сломанный крест и дымящееся кадило валялись поодаль, никого из них не интересуя.

С головы палача сорвало колпак и мы увидели противную рожу старосты, который сидел в пыли и обалдело тряс крупной головой с присыпанной пеплом лысиной.

— Кого я вижу?! И давно ты в палачи подался, Феоктист Пименович? — насмешливо спросил Андрей, шагнув в сторону Федорчука.

Староста перекрестился и стал отползать, шаркая задом по земле и протирая до дыр штаны.

Люди стали потихоньку подниматься, испуганно озираясь по сторонам.

— А чего это было? — спросила меня молодуха с ребенком, дернув за сарафан.

— Колдовство! — серьезно ответила я.

— Ух ты! — восхитилась она. — Значит настоящие колдуны! Не сбрехали! Надо соседке рассказать, а то она, дура, дома осталась! — Молодуха еще внимательнее стала наблюдать за происходящим, энергично покачивая ребенка.

Мы развязали пленников и привели Маринку в сознание, влепив звонкую пощечину. Такая бесцеремонность ей не понравилась, но она смолчала, понимая необходимость данной процедуры.

Толпа не расходилась. Люди пришли в себя и с любопытством ждали, что будет дальше.

Священнослужители подозвали старосту и недолго посовещались.

— Люди! — Федорчук выступил вперед, требуя внимания. — Наша святая церковь считает, что господь подал нам знак! Он потушил огонь, не допустив пожара! Эти трое, — он указал на пленников, — не колдуны! Отпустим их с миром! — Священники согласно закивали головами, держась от нас подальше.

— Так не пойдет, уважаемый Феоктист Пименович! — Андрей сделал еще один шаг в сторону Федорчука. Тот испуганно попятился. — Мы требуем денежной компенсации за оскорбление и унижение наших товарищей!

Священники опять зашушукались.

— Мы считаем ваши требования справедливыми! — сообщил "главнюк". — Мы готовы выдать из церковной казны сто серебряных монет и принести свои извинения!

— Двести! — категорично заявил Аникин.

— Хорошо! — поспешно согласился священник.

Я поняла, что Андрей продешевил, церковь могла раскошелиться на большую сумму.

Мы подождали, пока нам принесут деньги.

Мешочек получился увесистым.

Сзади меня тронули за плечо. Я обернулась. Улыбающаяся Варвара протягивала рюкзаки.

— С гмурами я договорилась, — сообщила она. — Они вас ждут на переправе.

— А что можно купить на двести серебряных монет, — поинтересовалась любопытная Лариска.

— Четыре лошади, две коровы, сотню гусей…, - стала перечислять Варвара.

Меня порадовало, что мы сильно разбогатели. Мало ли, что с нами может случиться в Зоне? С деньгами было как-то спокойнее.

Раздался рассерженный голос Маринки:

— Мое зеркало! Любимая пудреница! Духи! — она доставала из своего рюкзака осколки упомянутых предметов. — Этого старосту убить мало!

Мы сделали вид, что нас это не касается и скромно отошли в сторонку.

— А ты как дальше жить будешь? — спросила я Дарину. — Так и будешь ходить толстой бабищей?

— А что делать? — загрустила она. — Я его боюсь! Опять приставать будет!

— Не будет! — Я решительно взяла ее за руку и потащила за собой, что было совсем нелегко сделать, учитывая габариты Варвары.

— Феоктист Пименович! — староста вздрогнул, когда я дернула его за рукав. — Сейчас я расколдую эту женщину и дам ей оберег. Если ты хоть раз дотронешься до нее своими погаными ручонками, то оберег превратит тебя в толстую жабу, а сыну достанутся все твои деньги! Причем заметь, совсем не по завещанию!

Староста вжал голову в плечи и согласно закивал, заискивающе улыбаясь:

— Конечно, госпожа ведьма! Как скажешь!

Я сделала несколько пассов над головой присевшей Варвары, незаметно сняв с шеи камень.

Перед глазами обалдевшего старосты появилась Дарина. Он икнул и с размаху сел на землю.

— Свят, свят, — запричитал он, мелко крестясь. — Чур меня!