Андрей Назаров - Найти себя Страница 3

— Где это я? — хриплым голосом прошептал юноша.

Вокруг было тихо, лишь где-то чирикали птички, да стрекотали насекомые. Свежий влажный воздух, похоже, что недалеко была вода, был пропитан приятным ароматом цветов.

Где он находился, что это за мертвый воин, юноша не мог себе представить, как он не попытался что-то вспомнить.

Вокруг простирались густые кусты лесной ягоды. Совсем рядом, юноша лежал у его подножия, возвышался небольшой холм с крутыми склонами, со стороны которого кусты были поломаны и смяты, как будто кто-то большой и тяжелый скатился или проломился сквозь кусты, сбегая с этого холма.

«Похоже, здесь обитают дикие кабаны, — подумал юноша, — а может это я или этот мертвец и поломали кусты? А что, я, наверное, смог бы!»

Оглядев себя, юноша отметил свою тяжелую мускулистую фигуру, с тугими перекатывающими мышцами, выпиравшими сквозь одежду. Одет же он был в кожаные, немного изодранные, темно-коричневые штаны из мягкой кожи какого-то животного, холстяную рубаху и легкую кольчугу поверх рубахи. Кольчуга начиналась чуть выше колен и покрывала руки почти до локтей. На кольчугу была надета куртка-безрукавка из такой же кожи, что и штаны, зашнурованная спереди тоненькими ремешками. Куртка тоже была потрепанная и немного рваная. На штаны, сбоку по бедрам, и на куртку были нашиты многочисленные маленькие узкие длинные карманы неизвестного предназначения. На ногах были кожаные, но из более плотной кожи, полусапожки. Обе руки, начиная от запястья и почти до локтей, были защищены наручами из темного металла, по виду похожие на кору дерева. На шее мотался какой-то оборванный кожаный шнурок. Юноша вдруг замер.

— А я кто такой!? Не помню! — произнес он вслух.

У него опять резко заболел затылок. Пощупав его, он обнаружил на нем огромную перемазанную липкой загустевшей кровью шишку. Чья эта была кровь, то ли самого юноши, то ли мертвого воина, было непонятно.

«Видно, хорошо меня по затылку чем-то приложили, — подумал юноша. — Всю память отшибли, ничего не помню».

Недалеко зашевелились смятые кусты, и показалась голова большой черной с серыми подпалинами собаки. Тяжело дыша, собака высунула язык, посмотрела на юношу, сверкнула глазами и беззвучно скрылась.

— Постой! Ты откуда, ты чья!.. — крикнул юноша и полез за собакой, но ее и след простыл. Вместо собаки он наткнулся на две котомки, которые лежали на земле, зацепившись лямками за один из поломанных кустов лесной ягоды. Чуть поодаль на земле валялся помятый в затылочной части легкий железный шлем.

— О! Что-то очень знакомое! Может это моё?!

Юноша взял одну из котомок, жесткую на ощупь, и имевшую странную узкую удлиненную форму, из которой торчала рукоять, видимо, какого-то оружия, с приделанным к ней ремешком в виде петли из крепкой крученой веревки.

Ухватившись за рукоять, юноша вытащил на свет булаву, даже, скорее, шестопер («Похоже, я всё-таки кое-что помню, это явно шестопер», — мелькнула у юноши мысль).

Шестопёр весь был сделан, на взгляд, из такого же темного металла, что и наручи у юноши. Его общая длина была примерно в два локтя. Около пятой части длины приходилось на массивную головку с шестью ребристыми пластинами-перьями, остальную часть занимала длинная рукоять с круглым металлическим кольцом, играющим роль гарды.

— Увесистый…, - взвесил юноша оружие в руке.

Взяв шестопер за рукоять правой рукой, он быстро закрутил им в воздухе, несколько раз махнул, потом повторил то же самое левой рукой и понял, что держит действительно свое оружие, уж очень удобно и привычно лежало оно в его руках.

Юноша заглянул в котомку, откуда вытащил шестопер. Она представляла собой нечто похожее на скрепленный снизу кольчужный рукав с очень мелкой ячейкой, поверху покрытый жесткой тканью. Таким образом, котомка, по сути, являлась аналогом ножен для меча или сабли, и служила для переноса шестопера за спиной.

В другой, уже обычной, из плотной ткани, котомке лежала дюжина метательных ножей, по форме напоминающих узкие длинные листья какого-то дерева, из того же темного металла, примерно в полторы пяди длинной и чуть более полфунта весом. Каждый из них лезвием был вставлен в небольшие ножны.

— Теперь ясно, для чего у меня столько карманов, — сказал юноша. — Для ножей!

Это даже были не карманы, а специальные полости или своеобразные пришитые чехлы для метательных ножей. По всей видимости, в котомке, также как и в случае с шестопером, ножи просто переносились, а перед боем он помещал их в чехлы, вшитые в одежду, из которых их было удобно выхватывать.

«Значит, я и ножи метать могу…,» — подумал юноша.

Он вытащил пару ножей, освободил их от ножен и вставил в два кармана-чехла, находящихся в его куртке.

Юноша заметил, что ни на шестопере, ни на ножах не было видно ни следа крови и ни вообще какой-либо грязи.

— Что же это? Мне чуть голову не проломили, а я даже, похоже, и оружия не успел достать, — недовольно проворчал юноша.

— Так, а шлем тоже, что ли мой? Вон как у него задник помят!

Юноша поднял шлем и нацепил его на голову. При этом он задел свою многострадальную шишку, что вызвало на его лице недовольную гримасу.

Юноша запихнул шестопер обратно в котомку, и, перекинув обе котомки через правое плечо, стал присматриваться, где бы ему лучше забраться на холм.

По всему стояло лето. Ягоды на кустах еще не налились темно-синим цветом, который говорил о том, что они полностью созрели («И это помню!» — обрадовался юноша), что происходило в начале осени, а были зеленые. Вокруг носились бабочки, стрекозы, в траве прыгали кузнечики, ползали какие-то жуки, со всех сторон слышалось пение всевозможных птиц. В общем, жизнь кипела. Где-то недалеко раздавался мерный шум текущей воды, видимо, текла река, а с холма — голоса людей.

— Голоса! — вдруг понял юноша.

Резво вбежав на холм по крутому склону (постепенно стихавшая боль в затылке при этом опять дала о себе знать), он почти сразу выскочил на хорошо наезженную дорогу и огляделся. Внизу, откуда он поднялся, примерно в полете стрелы от холма, степенно несла свои воды широкая река. Холм, на котором он очутился, похоже, когда-то давно являлся частью высокого берега этой самой реки, пока она слегка не изменила свое русло или не обмелела. Но по весне, в половодье, вода наверняка доходила до него вплотную.

Дорога, на которую вышел юноша, проходила совсем недалеко от обрывистого края холма. С другой стороны в полполета стрелы от дороги скучилось несколько высоких, в рост человека, обросших мхом валунов. Чуть поодаль за ними начинался лес, сначала не очень густой, но постепенно превращающийся в непроходимую чащу.