Александр Хомяков - Весенние заморозки (СИ) Страница 3

Но и во мраке видела она черты Амунуса, резкие и решительные.

Пять сил себялюбия?

-Пятью, - прошептала она. - пятью ненавидящими себя я остановлю тебя, Элбис.

Глава 1.

Дигбран. Бросая камни.

Бросая камни. И нет дела до кругов на воде. Их нет - вода дыбится мартовским половодьем, и камни тонут с едва слышным глухим бульканьем. Как время, что уходит.

И вся жизнь - это серые вечерние сумерки. В этом есть странное удовольствие - в беспомощности, ненужности и бесцельности. Время собирать камни и время разбрасывать камни. Глупое занятие. Как и любое другое.

Бросая камни. И нет дела до кругов на воде. Их нет.

-Что ты делаешь, Дигбран?

-Бросаю камни.

Ланнара. Вот ведь надоедливый ребенок.

-Ты совсем как маленький, Дигбран. Лучше расскажи что-нибудь.

-Иди спать, Лани. Время... позднее. И называй меня "дедушка Дигбран".

-Ты слишком молод для "дедушки", Дигбран.

Чушь. Он стар. Да что взять-то с ребенка?

Перестук сапожек: удаляющийся, потом - обратно.

-Называй меня Ланнарой. Я никак внучка барона, а ты - безродный.

-Иди спать.

Барон Дох Глойдинг сидел на краю большого дубового стола.

Стол занимал большую часть зала, отведенного бароном под свой кабинет. Был он круглый, как и все столы арденов от начала времен, отделанный тяжеловесной, но искусной резьбой, и старый, как и сам замок Дубр. С какой целью использовали стол ардены, бывшие хозяева замка - про то одним арденам и ведомо, а они - народ неразговорчивый. Нынешний барон Глойдинг употреблял его как рабочий и как обеденный, как полку и как хламник, а также с совсем уж специфической целью, от которой у создателей стола, прознай они об этом, отвисли бы их истлевшие в земле арденские челюсти.

Барон любил сидеть на краю стола и грызть ногти.

Злые языки утверждали, что занятие сие барон предпочитает всем прочим баронским утехам, в том числе охоте и доброй сече, и регулярнейше сгладывает ногти до крови. Оттого-то и носит Дох Глойдинг алого цвета перчатки - дабы не выдавать сего увлечения, достойного младенца, но никак уж не зрелых лет воина и сеньора благородных кровей.

Насчет перчаток злые языки не заблуждались. Но истинная причина глодания заключалась в том, что таким образом барон побуждал к работе свои мозги. А побуждать их приходилось - барон, как и все миакринги благородных кровей, не любил изнурять свою голову мыслительными процессами.

Скорость этих самых процессов в баронской голове определялась скоростью роста ногтей. В этот день первая превзошла вторую. Но у барона была достаточная причина, очень даже веская, чтобы его ногти кровоточили.

-Уезжаю, - заявил барон похоронным голосом.

Дигбран кивнул. Потом сел на изящный стул аглайльской работы. Взял предложенный слугой-арденом бокал вина. Вино было кислое - прошлый год урожай в Нерберии был никудышный.

-Слышал о зеленокожих?

Дигбран опять кивнул и проводил взглядом слугу, отошедшего в дальний угол кабинета и застывшего там каменной скульптурой. Серый плащ поверх темно-бурого кожаного панциря, плотно облегавшего фигуру и поблескивающего в полумраке бронзовыми заклепками; такие же бурые, но из плотной шерсти штаны; острые носки изящных сапог, которые ни один миакринг не смог бы купить ни за какие деньги; руки на широком поясе и длинный меч в зажиме без ножен; светлые, слегка вьющиеся волосы, лицо Ровенда Великого со старинных гравюр и прямой, устремленный в никуда взгляд.

Он посмотрел на барона, простоватого, неряшливого, к тому же с обгрызенными до корней ногтями. Мысленно перевел взгляд на себя.

Кто же тут, Амунус их всех забери на скалу, слуга? И вообще в этой стране?

-Веггарские бароны уже не справляются. Светлейший герцог Илдинг призвал меня исполнить свой вассальный долг.

Дигбран пристально посмотрел на барона. На миг в его сердце шевельнулась надежда.

-Я готов встать под твое знамя, барон.

От неожиданности Дох Глойдинг укусил себя за палец, сморщился и сплюнул на пол благородную баронскую кровь.

-Ты бы хоть предупреждал... больно ведь. Спасибо, Дигбран. Нет, веришь - я тронут. Я всегда знал, что могу на тебя положиться.

Надежда в сердце Дигбрана дернулась напоследок и испустила дух. В благодарностях барона звучал отказ.

-Знаю, барон. Я стар, - он помолчал и на всякий случай спросил: - Зачем звал-то?

Слуга принес еще вина. Дигбран принялся пить его большими глотками, корча страшные рожи от сводившей челюсти кислятины.

-Даже не знаю, с чего начать-то.

-С начала.

Барон с сожалением посмотрел на свои ногти, сглоданные до основания, и вздохнул.

-За внучку боюсь. Я ведь могу и не вернуться.

Дигбран про себя ругнулся. Ответ-то лежал на поверхности! А он, старый дурак, тешил себя пустыми надеждами с того самого часа, когда барон, возвращаясь из Скейра, велел ему наутро явиться в замок.

Было когда-то у барона Глойдинга два сына: Муррох, старший, и Ахрой, младший. Как водится, старший был силен, благороден и туп до безобразия. Принцессы таким олухам достаются только в сказках, а потому женился он на Бенаре, единственной дочери Дигбрана. Да, был ведь еще у барона Глойдинга верный воевода Дигбран, чье мужество, смекалка и осторожность не давали до поры до времени барону Глойдингу и его старшему сыну благородно лечь костьми в чужой земле.

Так, конечно, долго продолжаться не могло. Едва родила Бенара мужу своему дочь Ланнару, как Муррох исхитрился-таки подставить свою тупую башку под нерберийский топор. От тех пор и начались головные боли барона, излечить которые не могло и глодание ногтей. Не успевало отрасти ногтей на все тяжкие думы Доха Глойдинга. Так уж природа человеческая устроена.

Младший сын барона, Ахрой, был редкой скотиной - вот, собственно, главное, что можно о нем сказать. Так уж повелось за младшими сыновьями благородных миакоранских баронов. Природа не обделила его известной долей наивной хитрости, жадности и тщеславия. Что бы там не говорил Ахрой, ни для кого в округе не было секретом, что метит он на баронский титул. И как ни хотел выгнать его из родового замка барон, а все рука на родного сына не поднималась. Только и смог, что прилюдно объявить наследницей титула Ланнару, а не Ахроя.

На что не любят миакринги, чтоб ими женщины верховодили, но велика была в округе нелюбовь к Ахрою. Крепкие своим варварским умом крестьяне понимали, что не будет им нормальной жизни при таком сеньоре. А когда на решение барона Глойдинга прислал подтверждение сам светлейший герцог Илдинг, тоже особых иллюзий насчет Ахроя не питавший, вассалы барона и вовсе успокоились. Тем паче что Ланнару, с малых лет шлявшуюся по округе в сопровождении няньки и двух туповатых стражников, знали и любили все.