Кейт Миллер - Книга Полетов Страница 3

Иногда он тайком относил стихи девушке, что жила на верхушке башни, так и не зная, прочтут их или просто бросят в огонь, ибо ответа ни разу не получил.

В одно утро, рассеянно спускаясь по винтовой лестнице, он увидел гриб размером с детскую голову, с непостижимой растительной силой поднявший каменную плиту пола в центре библиотеки. Пико сорвал гриб и отнес на свой стол, затем вернулся УЛОЖИТЬ на место каменный квадрат. Склонившись, он заметил в нише бледный выступ, который в первый момент принял за корень или раковину, но, стряхнув землю, обнаружил фаянсовый кувшин. Вскоре кувшин занял место рядом с грибом. Была извлечена глиняная пробка, и, просунув в горлышко руку, он достал шкатулку черного дерева. А когда дрожащими пальцами приподнял крышку, под шелковым платком обнаружился вчетверо сложенный кусочек бумаги, сразу же треснувший по сгибам, когда он его расправил. Наклонившись к бумаге, Пико прочитал в дымчатом утреннем свете:

«Я стар, и, пока пишу эти строки, город внизу горит. Все башни обратились в пламя, покраснели морские волны. В комнате над городом, сидя над своими книгами, я наспех пишу тебе, мой преемник, ибо, даже сгорев, как ухе случалось, библиотека будет восстановлена, и книги с островов, что за горизонтом, вновь заполнят полки. Пост библиотекаря не исчезнет, в этом у меня нет сомнений.

Крылатые улетели либо встретили гибель, пронзенные стрелами, спасаясь с подожженных башен; на улицах опьяненные разрушением безумцы увековечили свое безрассудство. К рассвету весь город обратится в пепел. Мой никчемный подручный, вечно идущий, куда позовет толпа, рассказал, прежде чем кинуться в хаос, что крылатый юноша полюбил бескрылую девушку и после родительского запрета на их союз утопился в море. Подобных историй довольно в собрании этой библиотеки, и будь то правда или ложь, ныне они заставят запылать страницы, где были написаны. Когда же бескрылые поймут, что крылья внутри них и зависть их растет из их же семени, их чресла должны возродить крылатый род.

Из прочитанных книг и рассказов моего предшественника я заключил, что сказочный город Паунпуам, утренний город, лежит не за морем, как говорят иные, но за лесом на востоке. Вопреки расхожему мнению древние тома утверждают, что лес имеет границы и пересечь его, преодолев бесчисленные испытания, дано тому, чьи помыслы чисты и с кем пребудет удача. За лесом лежат другие препятствия, поименованные и безымянные, пройдя которые достигнешь разрушенного города, прочтешь Книгу Полетов и обретешь крылья.

Теперь я поднимусь и спрячу письмо там, где не найдет его пламя, но через многие годы найдешь ты. И, повесив мешок за плечи, отправлюсь на поиски выдумки и либо отыщу ее, либо сгину. Я вижу толпы, заполонившие город. Многие привязали к рукам отрубленные крылья и безумно машут ими, и у всех в волосах окровавленные перья. Мне нужно поспешить. Я отправляюсь за своими крыльями».

***

В тот вечер Пико разложил костер на склоне горы, вдалеке от стен библиотеки, поскольку, как все книжники, боялся огненного ада. Поджаривая гриб на продетой на манер вертела зеленой ветке, он думал о найденном письме. Предание о городе утра было ему знакомо из фрагментов книг, из мимолетных шепотков на улицах - таинственное место, где лишенному крыльев дано обрести их и выучиться летать. Но притом что город не шел у него из головы, кочуя из снов в стихи и обратно, до сегодняшнего дня Пико считал его всего лишь бесплотным утешением, желанием, облеченным в слова. Однако его предшественник, что расхаживал по тем же каменным плитам и так же просиживал ночи напролет в окне под куполом, надел историю, как надевают куртку, натянул ее на ноги, точно сапоги, и отправился в лес, оставив позади горящие книги.

Он отломил кусочек гриба и положил на язык. Пламя у его ног внезапно взметнулось, заполонив все пространство вокруг, и через жар песчаной пустыни он отыскал взглядом разрушенный город, где с полуобвалившихся башен и арок взмывали, как листья в ураган, крылатые люди, устремляясь к солнцу. Крылатые кружили над утренним городом Паунпуам, а затем вокруг вновь сгустилась ночь, и Пико снял с углей шипящий гриб.

Поднявшись назавтра чуть свет и положив в карман несколько серебряных монет, он отправился на базар, где бродил среди уличных торговцев, подолгу останавливаясь перед безделушками, привезенными из дальних портов с другого края света. Его внимание привлекали карты неизвестных земель, странные одеяния, экзотические птицы в клетках, а торговцы тем временем на все лады пытались выманить у него деньги.

В результате он купил компас в медной оправе, запас свечей, маленький жестяной чайник на проволочной ручке, флягу для воды, клубок бечевки, серое шерстяное одеяло, клеенчатую подстилку и брезентовый рюкзак. Он обошел лотки с одеждой, пока не отыскал рубашки и штаны из прочной толстой ткани, и приобрел у сапожника крепкие черные башмаки.

- Никак собрался в путь? - кивнул на покупки сапожник.

- Поутру отправляюсь искать свои крылья, - улыбнулся

в ответ Пико, на что сапожник неуверенно хмыкнул и уткнулся в свой товар.

На остаток денег Пико закупил банку засоленной сельди, буханку хлеба, несколько кругов копченой колбасы и головку твердого сыра, с чем и вернулся в библиотеку.

Когда солнце село, он срезал последний ирис и в последний раз спустился к коралловой стене на краю моря полюбоваться полетами. Никогда еще, казалось ему, Сиси не летала так прекрасно; ее крылья блестели, как слюда, на гранитном небе. Он так и не понял, заметили ли его, ведь она ни разу не взглянула вниз, и когда крылатые, кувыркаясь, устремились к своим башням, он бросил ирис в прибой, движением одновременно печальным и благоговейным, помня, что пылающий в нем огонь воспламенило именно ее искусство.

* * *

На рассвете поэт, в заправленных в красно-белые гетры мешковатых штанах, в новых башмаках, синей поношенной куртке и довершавшей туалет старомодной шляпе, покинул свою библиотеку. Книги были расставлены по порядку, пол тщательно подметен, двери заперты, ключ положен под коврик, - впрочем, ставни в комнате под куполом остались открытыми, чтобы не лишать кошек последней миски молока.

Он закинул на плечи рюкзак, чуть пошатнувшись от непривычной ноши, в последний раз окинул увлажнившимся взором город, где лился перезвон колоколов, а расправленные на башнях крылья приветствовали солнце, и направился в лес.

Поначалу казалось, что далеко ему не уйти. Колючки цеплялись за поклажу, впивались в его шляпу, ползучие побеги оплетали ноги, и он почти не разбирал пути. Но постепенно глаза привыкли к тени, а сердце стало биться ровнее. Из густого кустарника он вырезал посох, с помощью которого стал продираться через чащобу Прошло несколько часов, когда он остановился, оглянулся и чуть не заплакал, увидев высоко над головой лишь крошечный лоскуток неба. Тоска по дому внезапно ударила ему в грудь с такой силой, что он едва не повернул, но, вспомнив привидевшиеся в огне крылья над пустыней, протянул руку к следующему стеблю, затем к следующему и, когда вновь оглянулся, увидел только царящий вокруг ровный зеленоватый сумрак.