Ольга Табоякова - From Moscow to love Страница 3

Семен опять улыбнулся. Но в этот раз улыбка была мечтательная. Елисей понял, что Семен думает о своей супруге. Все же истористам проще. Живут в одном городе, всегда при семье. Не то что ему - лекарю - туда сюда мотаться постоянно. Он один лекарь на всю Европу, а городов столько, что дома он не бывает никогда. Хорошо, что теперь эта проблема решена. Елисей и сам улыбнулся, подумав о своей подруге. Марина - красивая яркая женщина, занимающаяся фотографией. Она уже пять лет ездила с Елисеем по миру. Даже ребенка они родили в "пути". Елисей был уверен, что его подруге и сыну снятся красочные добрые сны. Ведь ни один город никогда не обижал лекаря.

Я знал, что мне надо найти того, кто будет писать. Знаете, как тяжело отказаться от того, чтобы писать самому? Это ужасно. Но я смог. С одной стороны, я знал, что если не откажусь, то так и загнусь от осознания бессмысленности. Я не мог прописать и сотую часть того, что слышал и узнавал от людей. Все это уходило бы в никуда. А вот если бы у меня была команда, которая... В общем, я понял, что надо искать тех, которые будут писать то, что я им скажу. Я поделюсь своими знаниями. Я был уверен, что никто другой не сможет узнать столько, чтобы рассказывать другим. Я откуда-то знал, что мне это любопытство в сочетании с некоторыми способностями досталось от того необычного старика. Уж до этого я додумался давно. Только вот найти старичка не удавалось, несмотря на все мои усилия. Я не говорил? Так вот, я выяснил, что могу размотать любую историю по одной фразе. Я слышал, что толстая женщина с плохо пробритыми усами говорила своей не менее толстой подруге: "Васнецов украл три миллиона. А куда смотрит прокурор?". Я узнавал, кто такой Васнецов и как он украл эти три миллиона, а также вызнавал, куда смотрит прокурор. Это было для меня очень простым. Не знаю, как получалось, но за день я мог узнать и не такие нехитрые тайны. Я говорю, что мне достаточно одной фразы, лишь бы это задело меня. Но большинство подобных тайн были излишне простыми. Все это было скучно и несколько комично. Так нелепо тратить свою жизнь.

Семен пожал плечами. Мнения остальных разделились. Это ясно видел Елисей. Кто-то счел, что последнее утверждение Семена относилось к нему самому, а вот кто-то был уверен, что к этим пустеньким историям маленьких людей.

И вот тогда я прозрел, что мне нужно делать. Я вышел из этой клиники и стал искать людей. Не просто людей, а настоящих людей. Я ищу писателей, тех, кто слышит музыку слов и может ее отразить на бумаге.

Могу рассказать кое-что о писателях. Во-первых, естественно, я обратил свой взор на всех уже известных. Сами знаете, что здесь много издательств. Эти издательства - "золотой клондайк" для меня. Там множество авторов. А какой автор не нуждается в идеях? Нет, таких авторов.

Про "нет таких авторов" Семен заявил очень убежденно. Но вот Елисей знал, что есть такие. Только истористу знать не положено, и не дай Бог ему додуматься.

Я стал подбираться к авторам. Сначала, как я говорил, известным. Я хочу, чтобы мои идеи читали миллионы. Это не совсем мои идеи, это все истории, которые я слышу и стремлюсь передать остальным. Ведь так много интересного. Но воплотить это я мог только через других авторов. И вот, я стал подбрасывать им идеи.

Знаете, как это делается? По началу, я был довольно глуп. Я пытался рассказать им. От этого потерял налаженный было контакт с одной милой писательницей. И не с одной.

Здесь Семен себя еще раз мысленно укорил за эту ошибку. Остальные посочувствовали, но в меру. У каждого свой груз ошибок и ошибочек.

А потом я придумал, нет, это даже не я придумал. Мне просто показалось, что я вполне могу подбрасывать им истории. Но вот как упаковать историю, саму идею, чтобы автор ее взял и написал. Я вам скажу, что в написании, чтобы взяло за душу, должна быть искра. А по-другому, еще это зовут душевным светом и страстным желание выразить идею на бумаге.

Мне припомнился все тот же старичок. Я достал монету из тех самых семидесяти двух рублей. Это была двухрублевая монета. Дальше, я нашептал историю о любви, предательстве, нежности и волшебных лодках, плавающих по небу. Потом я отправился к тому писателю, которому мне хотелось подарить эту историю. Я подбросил монетку в сдачу, которую ему дали в кафе. Он ее взял.

Знаете, как приятно увидеть, что лицо творческого человека озаряется светом и предвкушением. Это сильнее любых известных мне эмоций.

Другие приглашенные на этот ужин имели свою точку зрения на то, что является самой сильной эмоцией, но никто не стал перебивать Семена. У них будет время высказаться. А Семен? Он историст. Все истористы слегка чокнутые. Это ж надо столько историй хранить в своей голове.

Потом я стал подбрасывать истории по десятку штук в день. Я действовал, как умопомешанный. Но иногда авторы не брали монетки, а иногда, казалось бы известные, признанные авторы брали монетку, а истории не слышали. Я дивился, но потом понял, что некоторые глухи от рождения, а некоторые пишут, увы, не сами. Они лишь вывеска.

Монетки того старика кончились, но я научился нашептывать историю на любой предмет. Это забавно проследить за авторшей детективов. Она заказывает одежду. Приходит на примерку, а там ее осеняет. А еще, например, можно нашептать на чашку с кофе. Человек пьет и здесь!

Семен сильно возбудился. Сейчас только он осознал, что буквально орет. Другие его не одергивали. Повышенный тон им, конечно, не нравился, но это дело хозяина ужина. Елисея интересовало, будет ли продолжение у этой истории. Все ли понял московский историст. Ведь, если нет, то городу может совсем не помочь эта история, а лишь усугубить весеннюю депрессию. Семен заговорил тише и гораздо спокойнее.

Я почти целый год шептал, наговаривал, я понял, что я не бесполезен. Мне стало не хватать этих авторов. Ведь они пишут не очень-то и быстро, не считая отдельных личностей.

Семен усмехнулся.

Я тогда взялся за неизвестных авторов. Их очень много, но здесь надо пробовать. Мне нужны только талантливые и еще везучие. Некоторые же отказывались от моих историй. И такое бывало. Не хотел человек взять, что ему предлагалось. Кафе и разговоры непризнанных авторов мне мало, что дали. Но есть прекрасное изобретение человечества, так это интернет. Там есть весьма полезные ресурсы с тысячами этих авторов. А дальше дело техники. Конечно, здесь приходилось решать достоин ли автор моей истории. Ведь воплощение должно быть под стать истории. Но я хотел, чтобы истории воплощались. Пусть иногда коряво, но они должны жить, иначе слова умирают.

Семен искренне горевал по ненаписанным историям. Для него они были такими же родными, как и дети. Здесь Семен замолчал, а Елисей подумал, что все же ошибся он. Не знает историст всего, а это плохо, очень плохо.