Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы Страница 30

— Я Рональд Бернард Муэрлат! Виконт Муэрлат, ты, деревня! И я вызываю тебя на поединок — здесь и сейчас! Немедленно!!!

Я оскаливаюсь.

— А я — Александр Леонард Раденор. Можете называть меня просто — ваше высочество, виконт Мурло… А ваш друг?

— Я — маркиз Тирнен, ваше высочество, — сдувается «шарик». — Эдуард Мишель Тирнен.

Имя моей матери — и этот толстяк?!

Рене едва сдерживает ехидный оскал. Еще бы. Одно дело позадирать и убить провинциального дворянчика. Другое — принца.

— Смерти не важны имена. — Я продолжаю улыбаться. Перстень, помогающий поддерживать самоконтроль и, соответственно, оставаться в человеческом облике, все сильнее нагревается на пальце. Почти обжигает. Спокойно, Алекс. Сейчас ты просто убьешь их — и все будет хорошо. Я посильнее прикусываю раздвоенный язык, чтобы не вылез не ко времени.

Уговоры помогают — и я медленно вытаскиваю клинок из ножен. Отстегиваю их и кладу на землю рядом с собой. Рональд отшвыривает ножны прямо мне в лицо. Я ловко отбиваю их так, что на землю падают две половинки когда-то роскошного украшения. Да. Именно украшения. Назвать это оружием было бы насмешкой.

На ножнах да и на его мече было столько золота и драгоценных камней, что хотелось назвать все это «сорочьей радостью». Даже по лезвию меча шла гравировка из золота. А эфес какая-нибудь красотка могла бы носить вместо здоровущей броши.

Мой клинок был намного проще. На нем вообще не было ни единой золотой или серебряной искорки. Серый матовый металл, акулья кожа на рукояти. Но я спокойно разрубал им кольчугу. И клинок после этого оставался таким же острым, почти без щербинок.

Сам поединок длился не больше двадцати секунд.

Рене, Ральф и Леонид встают треугольником. А в центре располагаемся мы с Рональдом. Рональд делает резкий прямой выпад в мою сторону. Но уже по стойке я вижу — его учили фехтовать в красивой кирненской школе. В которой много времени уделяется изяществу поз и очень мало — функциональности.

Меня учил фехтовать Анри. И учил меня — убивать. Я не парирую выпад. Смешно. Зачем?

Я просто смещаюсь на шаг в сторону и вперед — и молниеносно чиркаю самым кончиком меча по шее противника, растянувшись в низкой стойке. И — в сторону. Портить любимый камзол вовсе не хочется. А ранение было… грязным. Кровь льется несколько секунд, и Рональд все старается зажать горло ладонями.

Не помогло.

Я могу с точностью до секунды сказать, когда он умер. Дар некроманта.

Толстячок становится белее мела. Но отказаться от поединка он не может. Тогда я получу право убить его на месте, как труса. Или за меня эту работу сделают секунданты. И Эдуард Мишель Тирнен прекрасно это понимает. Он отстегивает от пояса ножны, вытаскивает меч, аккуратно кладет ножны на камни площадки… Он так отчаянно трусит, что меня пробирает брезгливость. Убивать такое? Все равно что мечом убирать навоз.

Но кто-то и чем-то ведь должен?

Этот навоз уберу я.

Толстячок не нападает первым. И я делаю шаг вперед. Осторожно. Очень осторожно.

— Запомни, Алекс, трусливые твари самые ядовитые…

Если бы не Анри, я бы пропустил молниеносный двойной выпад толстячка. Правой рукой он взмахнул мечом. А левой просто попытался задеть меня. Легонечко, наотмашь…

Но не просто же так он носит на левой руке всего один здоровущий перстень?

У полудемонов чувствительное обоняние. Запах яда я чувствую в тот самый момент, когда из перстня выскальзывает иголка. Ах вот как! Отравить противника — и зарубить, когда он потеряет силы?!

Мразь!

Я резко уворачиваюсь от еще одного неуклюжего удара. А толстячка неплохо учили. Такая нарочитая неловкость — и как бы балансирование левой рукой, которой он беспомощно размахивает в воздухе…

Все равно ему это не поможет.

Я подлавливаю его на очередном замахе. Косой удар справа направлен мне в ноги. Я легко взвиваюсь в высоком прыжке — и уже оттуда отрубаю толстячку левую ручонку.

Раздается дикий крик.

И Эдуард оседает на камешки, которыми вымощен двор.

А я киваю виконту Моринару:

— Рене, вас не затруднит осмотреть это интересное украшение на руке нашего пухлячка?

— Какое?

— А вот это колечко… Только не голыми руками. Отравлено!

Рене осторожно стягивает кольцо, всматривается, показывает его остальным секундантам… что приятно — гримаса отвращения у всех одинаковая. Неприятно, когда тебя могут отравить просто так, потому что ты лучше фехтуешь, да и вообще, кто их, отравителей, любит, кроме палача?

— Мерзость какая! Алекс, а как ты?..

— Знаю я о таких игрушках, — ворчу я. — Читал.

— Надо сообщить его величеству.

— Полагаю, секунданты проигравших возьмут это на себя. — Я многозначительно гляжу на них. Парни резко спадают с лиц. Еще бы, такое пятно, позор на весь род… — А вас, Рене, я приглашаю выпить в честь победы… только я не знаю где.

— С вашего разрешения я покажу, Алекс.

Рене смотрит открыто. Улыбается — и демонстрирует готовность к дружбе. Вроде бы искреннюю.

Мы развернулись и ушли с места дуэли.

Кабачок «Зеленый кролик» был выше всяких похвал. Вино неразбавленное, мясо в меру прожаренное, а служанки казались симпатичными не только после пятого кувшина.

Мы выпили по первой, по второй, разговорились, и я вспомнил, почему фамилия Моринаров казалась мне знакомой.

Ну да, был такой казначей у моего деда. Известный на всю страну тем, что не воровал.

Вообще.

А зачем ему? Графу с диким талантом делать деньги? Это кто не умеет — воровать будет, а он там налоги снизил, тут пошлины чуть поднял, нашел деньги на ремонт дорог, оживил торговые пути, на деньги купцов нанял охрану, чтобы повычистить разбойников, — и одно покатилось, цепляясь за другое. Разумеется, когда к власти пришел Рудольф, казначей был выставлен с позором — по многочисленным просьбам родных Абигейли. Он им воровать не давал, вот гад-то!

— Я слышал о вашем дедушке.

— Да?

— Мой дед очень ценил его, я знаю. Надеюсь, он в добром здравии?

— К сожалению, дедушка умер год назад.

— Примите мои самые глубокие и искренние соболезнования. — Вышло очень убедительно, потому как правдой было. Мне бы такого казначея!

Рене смотрит внимательно и задумчиво, но увиденным остается доволен. Поверил.

— К сожалению, ваше высочество, наша семья не в милости у короля.

— Мое высочество также не в милости. — Я небрежно пожал плечами.

— Это так… печально…

— Так давайте выпьем и поплачем, — ухмыльнулся я.

Рене ухмыляется в ответ. Кажется, мы сможем стать друзьями. Ну, насколько это возможно с нами, полудемонами.