Донован Фрост - Конан и Копье Крома Страница 31

Однако окружающие все разводили руками и прятали глаза.

И тогда Сапсан вспомнил про Атли и его отряд.

— Немедленно выслать отряды на восток. Там без дела шатается нужный нам отряд. Он должен быть где-то в половине дневного перехода от нашего лагеря. Пустоши сейчас безлюдны, все черноголовые варвары здесь, перед нами. Дай, Митра, нам сроку полдня, отврати штурм до темноты!

Глава 11

Вот это да, клянусь всеми богами! — Восклицание, вырвавшееся у Эйольва, было совершенно искренним. Он наблюдал всю схватку Конана с псами Ванахейма из-за угла крайнего дома. Столь быстрая расправа со знаменитыми собаками-убийцами впечатлила его едва ли не больше, чем «дуэль» Атли с бароном.

«А ведь этот дикарь не был даже толком вооружен!» — с благоговейным ужасом подумал паж.

Атли был могучим воином, опытным, проведшим в боях годы и годы, а Конан был его ровесником. Что бы сказал аквилонец, если бы его знакомство с киммерийцем началось чуть раньше?

Не когда вдруг в подступившей темноте залаяли собаки и какая-то неведомая сила сжала его запястье, выкручивая меч, и Эйольв оказался пленником раньше, чем осознал факт нападения, а когда добрая сотня грозных нордхеймских наемников была выведена из строя за неполный час?

Однако, кроме эпизода со снежным барсом да его собственными нелепыми попытками убить варвара, битва с псами была первой бойней, учиненной Конаном у него на глазах.

— А, южанин! — весело воскликнул Конан, волоча за ноги двух мертвых собак. — Помоги лучше, чем стоять столбом. — Зачем они тебе? — спросил Эйольв, заворожено глядя на кровавые дорожки, пятнающие снежную белизну.

— Я их сожру! — бодро заявил Конан.

— Какая мерзость! — воскликнул паж и схватился за горло. Дурнота вновь подкатила к самому горлу, а проклятый варвар вновь захохотал.

Ему даже пришлось бросить свою ношу и утирать слезы. Эйольв не видел здесь ничего смешного.

— Вот схватит тебя за брюхо голодная Хель, а собачатины уже не будет, и придется тебе искать дохлых ваниров, чтобы подкрепиться. А я, и мой народ — не людоеды, что бы вы о нас в своей Аквилонии ни говорили. Мне и собак вполне достаточно.

Эйольв так и не понял, всерьез это говорил Конан или нет. Он как-то отрешенно наблюдал, как варвар втаскивает в центр поселка свои жертвы, аккуратно снимает с них шипастые ошейники, вбивает в снег оглобли, подвешивает туши и свежует их. Конан же не обращал внимания на пажа совершенно — он весь ушел в свою работу.

— Эй, южанин, подбрось-ка дров в костер — не ровен час, ванирская дружина нас пропустит. Сам погреешься, да и спасители твои здесь будут побыстрее, а то они, видать, заблудились где-то, — прокричал он какое-то время спустя.

Эйольв последовал его совету и уселся у огня, со словами:

— Жду не дождусь, когда они появятся здесь и подвесят тебя рядом с этими тушами.

Конан никак не отреагировал на эти слова аквилонца, продолжая расхаживать по поселку, лазить по крышам, спускаться в какие-то ямы. Паж уже разобрался, что киммериец готовит из всего того хлама, что он набрал в поселке, какие-то ловушки. Наконец все уже было готово, и довольный Конан подсел к костру, разглядывая своего пленника.

— Теперь будем ждать, — сказал он и вытянулся прямо на снегу. Потом привстал на локте и сказал, весело щурясь: — Бежать тебе нет смысла, за тобой и так придут, а бросаться на меня больше не стоит. Я готовлюсь к битве и могу зашибить ненароком. Просто сиди и молчи. И по селению не ходи, попадешься в калкан, оторвет твою никчемную голову.

— А как ты готовишься к битве?

— Коплю злобу, — отрубил Конан, хищно ухмыльнулся прямо в лицо аквилонцу, снова захохотал, а потом мгновенно затих, словно бы уснул.

«Интересно, а что он со мной будет делать, когда сюда придут?» — подумал Эйольв, поеживаясь. Ответа на сей вопрос он не знал, а потому принялся разглядывать облака, стараясь не смотреть на зловещие собачьи туши, под которые натекло крови и которые раскачивались, усугубляя ощущение запустения вокруг.

Психология этого варвара оставалась для Эйольва совершеннейшей загадкой. А он-то себя считал знатоком человеческих характеров…

С детства выросший среди воинов, прошедший нелегкое обучение в пажеской роте гвардейского панцирного полка, он никак не мог уразуметь этого дикарского типа.

На его месте, думалось Эйольву, любой воин бы готовился к битве, именно готовился бы — чистил, скажем, оружие… хотя, конечно, какое уж тут оружие… ну тогда хотя бы разминал тело, чтобы в схватке не порвать мышцы, не растянуть связок, не вывихнуть запястье.

Паж с завистью посмотрел на могучее тело варвара. «Как же, порвешь эти мышцы. Он выглядит как детеныш великана из сказки. И ведет себя, кстати, тоже как детеныш великана».

Конан же безмятежно спал. По его лицу отнюдь нельзя было сказать, что он «копит злобу». На лице спящего киммерийца сияла буквально детская улыбка. С уголка рта на щеку даже вытекла ниточка слюны, тут же замороженная холодным воздухом, и теперь сверкающая, как карнавальная блестка на платье у столичной кокетки.

Вот только множество синяков, царапин и шрамов портили все впечатление безмятежности, волнами исходившее от спящего Конана. И зловещая стальная полоса, правда, очищенная уже от песьей крови, напоминала Эйольву о том, что перед ним лежит человек, готовящийся драться и, может быть, умереть.

«Ну не перебьет же он целый отряд наемников!» — в отчаянии думал Эйольв.

«А может — он безумен? Говорят, в этих пустошах в людей вселяются злые демоны убийства и разрушения, заставляющие самых робких бросаться на вдесятеро сильнейших врагов». Однако паж и сам знал, что его похититель мало походит на сумасшедшего.

Больше всего он похож был на старого лесничего герцога Орантиса, который присматривал за Эйольвом в детстве, в те минуты, когда старик, расставив силки на куропаток, спокойно приваливался к древесному стволу и безмятежно играл на флейте, пока юный дворянин возился как на иголках, ожидая первой жертвы.

«Точно, у лесничего было такое же спокойно-радостное выражение лица, хотя они совсем не похожи, этот дикарь и утонченный аквилонский слуга, вышколенный и обученный множеству наук и ремесел в столичных солидных школах для прислуги».

«А ведь он действительно не собирается сражаться с ванирами, он собирается на них охотиться, как на куропаток, — подумал Эйольв, — так же, как Атли в Венариуме не собирался сражаться с бароном, а просто дал тому напасть, и вывел его из строя».

Если бы в эти минуты Конан не спал, витая мыслью где-то во владениях своего бога, и он владел бы искусством красочной речи, то вполне мог состояться меж ними разговор. Разговор двух юношей, варвара и сына утонченной хайборийской культуры, о войне. И об охоте. Варвар мог бы сказать: