Джо Аберкромби - Последний довод королей Страница 32

«Корабли гурков, точно как говорил Юлвей, явившийся ночью. Возможно, это пустые слова. Но слухи порой оказываются правдой».

— Ну, и когда же они явятся?

— Этого я не могу сказать. Собрать такой поход — колоссальная работа. Но гурки всегда были организованы гораздо лучше, чем мы. Именно поэтому иметь с ними дело — одно удовольствие.

«Мой собственный опыт был не такой радостный».

— Сколько же у них сил?

— Много, я полагаю.

Глокта усмехнулся.

— Простите меня, если я не вполне доверяю словам человека, чье предательство было доказано. Тем более вы не очень-то щедры на подробности.

— Как хотите. Я пригласила вас, чтобы предупредить, а не убеждать. Я обязана вам жизнью.

«Как трогательно старомодно это звучит в ее устах».

— И все?

Она вытянула руки перед собой.

— Может ли дама привести в порядок ногти или это преступление?

— Но почему нельзя было просто написать мне? — резко осведомился Глокта. — А не волочить меня за шкирку по улицам.

— О, не надо волноваться. Вы всегда производили впечатление человека, не боящегося неудобств. Кроме того, нам представился случай возобновить чрезвычайно приятное знакомство. Позвольте мне этот краткий миг торжества после всего, что мне пришлось претерпеть от вас.

«Что ж, я не против. Я попадал и в менее приятные ловушки. По крайней мере, вкус у нее получше, и встретились мы не в свинарнике».

— Значит, я могу просто уйти?

— Эй, кто-нибудь подобрал трость?

Никто не откликнулся. Эйдер широко улыбнулась, показав ослепительно-белые зубы.

— Ну да, вы можете удалиться ползком. Как вам такое?

«Лучше так, чем всплыть на поверхность канала после того, как несколько дней пролежал на его дне, раздутый, как огромный бледный слизняк, и вонючий, как все могилы на городском кладбище».

— Ну, хотя бы так. Однако я спрашиваю себя: что удержит меня от того, чтобы послать практиков по запаху ваших дорогих духов после того, как мы закончим разговор? И они завершат то, что начали.

— Ваши слова меня не удивляют, это очень похоже на вас. — Она вздохнула. — Но должна сообщить вам, что у одного моего старинного и заслуживающего доверия делового партнера имеется заверенное печатью письмо. В случае моей смерти оно ляжет на стол архилектора и откроет ему истину относительно того, что случилось со мной в Дагоске.

Глокта раздраженно пожевал деснами.

«Сейчас мне придется жонглировать ножами».

— А что произойдет, если независимо от моих действий вы вдруг умрете от болезни? Или на вас обрушится дом? Или вы подавитесь куском хлеба?

Она широко распахнула глаза, как будто подобная мысль в первый раз пришла ей в голову.

— В любом из этих случаев… письмо все равно будет отправлено, независимо от вашей виновности. — Она как-то беспомощно рассмеялась. — Мир так устроен, что справедливости в нем не сыщешь. Но должна сказать, что жители Дагоски, взятые в плен наемники и принесенные в жертву солдаты Союза, которых вы заставили участвовать в заранее проигранном сражении, были бы довольны. — Она улыбнулась так мило, словно они говорили о садоводстве. — Для вас все было бы гораздо проще, если бы вы привели приговор в исполнение.

— Вы читаете мои мысли.

«Но уже поздновато. Я сделал доброе дело, и вот, конечно, за него надо заплатить».

— Скажите мне вот что, прежде чем мы расстанемся навсегда — на что мы оба можем только надеяться. Вы вовлечены в дело с выборами? — (Глокта почувствовал, как у него дернулся глаз.) — Это относится к моим служебным обязанностям.

«На самом деле это занимает все мое время, если я не сплю».

Карлотта дан Эйдер наклонилась к нему так близко, как того требовала конфиденциальность. Локти она поставила на стол и оперлась подбородком на руки.

— Кто же будет следующим королем Союза, как вы думаете? Брок? Ишер? Или кто-то еще?

— Пока рано об этом говорить. Я работаю над этим.

— Тогда ковыляйте прочь. — Она выпятила нижнюю губу. — И будет лучше, если вы не скажете о нашей встрече его преосвященству.

Она кивнула, и Глокта почувствовал, как ему снова натянули мешок на голову.

Толпа оборванцев

Командный пост Джезаля — если можно говорить о командовании, когда человек пребывает в столь растерянном и смущенном состоянии, — находился на вершине довольно высокого холма. Оттуда открывался чудесный вид на широкую долину внизу. По крайней мере, в благополучные времена этот вид был чудесным. Но в нынешних обстоятельствах приходилось признать: такое зрелище трудно назвать приятным.

Основные силы восставших полностью заняли несколько обширных полей на подступах к долине. Они походили на темное, грязное, угрожающее скопище насекомых, посреди которого то и дело ярко поблескивал металл. Это были крестьянские орудия труда и инструменты ремесленников, но весьма острые.

Даже издалека можно было заметить среди бунтовщиков тревожные признаки организованности — например, ровные, регулярно повторяющиеся промежутки между рядами восставших, предназначенные для того, чтобы по ним быстро доставлялись припасы и передвигались гонцы. Даже такому малоопытному командиру, как Джезаль, было очевидно: в этой армии, больше похожей на толпу, явно присутствовал кто-то, кто знал свое дело. И знал его больше, чем сам Джезаль.

Другие группы восставших, мелкие и беспорядочные, были разбросаны на довольно большом расстоянии друг от друга по всей окружающей территории, и каждая из них жила по собственным законам. Люди, которых посылали за фуражом, едой и питьем, обчистили всю округу. Эта расползающаяся черная масса на зеленых полях напоминала Джезалю орду черных муравьев, облепивших груду очисток от яблока. Он не имел представления, сколько их там было, но с дальнего расстояния можно было прикинуть, что не меньше сорока тысяч.

В деревне на краю долины, позади основных сил восставших, полыхал огонь. Костры это или горящие дома, сказать было трудно, но Джезаль опасался второго. Три высоких столба черного дыма поднимались и плыли над округой, придавая воздуху слабый и тревожный привкус пожарища.

На командном пункте должна царить атмосфера бесстрашия, вдохновляющая подчиненных. — Джезаль, конечно, помнил об этом. Но глядя на уходящее вниз и вдаль поле, он не мог не думать об огромном множестве людей на противоположном его конце, отчаянно и пугающе устремленных к цели. Он не мог удержаться и время от времени бросал взгляды на собственных воинов. Их жидкие ряды выглядели весьма неуверенно. Джезаль морщился и неловко дергал воротник своего мундира. Эта чертова штука по-прежнему теснила его.