Далия Трускиновская - Сказка о каменном талисмане Страница 34

Я позволила ему подойти к ребенку. Халиф склонился над малышом и опять улыбнулся.

— В гадательных книгах моих дармоедов этот царевич уже назван именем Тадж-ад-Дин, — сообщил халиф. — Поди сюда, о Джафар, полюбуйся на этого ребенка и прикажи выдать придворным звездочетам, мудрецам, магам и гадальщикам все, что им причитается за такое удачное предсказание! А ты, о царевна Бади-аль-Джемаль, закрой поскорее лицо, чтобы даже я не мог оскорбить твоей царской крови лицезрением твоей красоты!

— Так, значит, ты — царевна, о Бади-аль-Джемаль? — растерянно спросил Ильдерим.

— А это что за воин? — осведомился халиф. — В гадательных книгах про него, кажется, ничего сказано не было!

— Я всего лишь купец, о повелитель правоверных! — с достоинством отвечал Ильдерим. — Путешествуя из Басры в Багдад, я повстречал царевну и оказал ей услуги, и теперь мне время возвращаться домой в Басру.

— О повелитель правоверных! — воскликнула я. — Если бы не этот купец, сын моего брата погиб бы не родившись, а в его царстве остался править злобный предатель Бедр-ад-Дин!

— Мы наградим купца, — милостиво кивнул халиф и отвернулся от Ильдерима. — Теперь приведите толмачей, чтобы китайский царевич мог поблагодарить свою спасительницу и вступить в беседу с нами. Нам же не терпится узнать, как и почему он был превращен в попугая! Это скрасит нам нашу бессонную ночь. И приведите также невольниц царской крови, которых я подарю Бади-аль-Джемаль, и приготовьте ей достойные покои, и немедленно найдите нянек и кормилиц для маленького царевича!

Тут началась суматоха, забегали рабыни с ворохом царских одежд для меня и Зумруд, засуетились евнухи, черные рабы начали по одному выходить из подземелья, а им навстречу спешили толмачи, и няньки, и кормилицы, и ничего невозможно было понять в этом человеческом коловращении. А когда я растолкала всех этих людей, Ильдерима уже не было. Только лежал на полу затоптанный пояс с ножнами от сабли, чернильницей и кошельком...

И Бади-аль-Джемаль с Ильдеримом привели Зумруд в подземелье, и время ее настало, и роды начались. И Бади-аль-Джемаль не знала как складывать камни талисмана, и не узнала бы вовеки, но через потайную дверь в подземелье явился гнусный визирь аш-Шаббан, сопровождаемый невольниками, и он хотел проникнуть во дворец и убить Зумруд. Но Бади-аль-Джемаль и Ильдерим прогнали невольников, и пленили аш-Шаббана, и стали расспрашивать его о тайне талисмана. И он, сам того не желая, намекнул им, в чем разгадка загадки, и Бади-аль-Джемаль составила талисман, и дитя благополучно появилось на свет.

А повелитель правоверных, Харун ар-Рашид в ту ночь, как обычно, мучился бессонницей. И он призвал Джафара Бармакида и Масрура, чтобы они развлекли его, и вдруг прибегают придворные звездочеты, которые только что наблюдали на башнях звезды и составляли гороскопы. И они увидели, что в эту ночь совершилось действие знаменитого каменного талисмана царицы Балкис, и появился на свет младенец царской крови, наследник престола, и что произошло это в подземелье халифского дворца! И халиф приказал найти людей, знающих входы в подземелья, и отвести себя туда. И он увидел там новорожденного младенца, и охраняющих его с обнаженными мечами купца, китайского царевича и девушку, чью красоту бессилен описать язык.

И повелитель правоверных Харун ар-Рашид на следующий день собрал диван, и богато наградил купца Ильдерима, и дал ему тюки с тканями, и золотые и серебряные блюда и кувшины, и сто кошелей с динарами, и невольников, и невольниц, и лошадей, и верблюдов, и мулов. А купец поблагодарил его и отправился своей дорогой.

А потом Харун ар-Рашид беседовал с китайским царевичем, и узнал, что тот хочет жениться на Бади-аль-Джемаль, и повелитель правоверных посватал царевну за китайского царевича, и устроил им пышную свадьбу. И царевну семь дней открывали перед женихом в разных нарядах, а на восьмой он вошел к ней, и сокрушил ее девственность, и они стали жить в мире и любви.

Когда же ребенку исполнился год, Харун ар-Рашид снарядил караван, и дал маленькому царевичу свиту и войско, и во главе войска поставил опытного военачальника, и Тадж-ад-Дин отправился в царство своего отца. А вместе с ним поехали его тетка, Бади-аль-Джемаль, и ее муж, китайский царевич. И они привезли мальчика на остров Шед, и там его растили и обучали всему, что должен знать царь, пока он не вырос и не возмужал, и не взошел на престол.

А Бади-аль-Джемаль и ее муж отправились в Китай, и там их встретили с великим почетом, и родители царевича сыграли для них еще одну свадьбу, и они жили прекраснейшей и приятнейшей жизнью, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний.

Ты можешь рассказать все это именно так своему повелителю, о сестра моя, ибо такое завершение будет ему понятно и приятно.

На самом же деле получилось совсем наоборот. И если ты, о Шехерезада, поклянешься всеми именами Аллаха, что тайна эта умрет с тобой, я поведаю тебе, чем же окончились эти неслыханные события.

Китайский царевич действительно пожелал жениться на мне, но при одной мысли о том, что мы и на ложе не сможем обойтись без толмача, я рычала от ярости, как Ильдерим при виде черной стражи. Я бы, пожалуй, могла привыкнуть к свисающей до пояса косе и самоцветам в ушах, но обречь себя на вечную немоту я не могла.

И кроме того, я желала принадлежать другому.

Но другой скрылся, даже не сделав попытки меня увидеть. Он отступил, он уступил меня бывшему попугаю, довольный, что ему выдали из халифских кладовых сколько-то там тюков с тряпками и ржавых кувшинов! Это было невыносимо.

Я не могла пожаловаться на свою судьбу даже попугаю, как привыкла за месяцы странствий, — ведь этот попугай собирался на мне жениться!

Должно быть, халиф решал со мной это дело, когда я из-за исчезновения Ильдерима была во временном помутнении рассудка. Иначе трудно объяснить, откуда вдруг взялось мое согласие, и началась подготовка к свадьбе, и меня стали охранять от внешнего мира строже, чем дочерей самого халифа. Я хотела все же направить весточку Ильдериму, и написала ее, и сложила, и отдала Ахмеду, но проныру Ахмеда не выпустили из дворца, потому что он принадлежал к моей свите, а меня берегли от сглаза, от злоумышленников, от охотников лицезреть мою красоту и вообще от всего на свете. Все попытки Ахмеда кончились тем, что его взяли под наблюдение.

И вот истекли три дня, полные суматохи, и сборов приданного, без которого халиф не желал отдавать меня китайскому царевичу, и бесед с бывшим попугаем из-за занавески в присутствии двух толмачей, потому что знатока его наречия во дворце не нашлось и призвали тех, кто хоть немного смыслил в этом щебете и чириканье. Они на пару переводили признания царевича, причем слово говорил один, затем два слова — другой, и так далее в том же духе. Сперва это меня забавляло. Сперва — забавляло...