Александр Прозоров - Врата смерти Страница 35

Выбрались путники из бани как раз к пиру, в сумерках, когда дворня вместе с управительницей – назвать сестру Годислава приказчицей или тиуном было бы, наверное, некорректно – вернулись с болота. На дворе царила суета, мычали коровы, блеяли овцы, фыркали лошади. Люди торопились задать им сена, кого – подоить, кого – почистить. Опоздать на щедрое боярское застолье не хотел никто.

Трапезная в доме находилась на втором этаже. Балки потолка поддерживали шесть столбов, благодаря чему размер помещения был изрядным – почти двадцать на двадцать шагов. Внутри было светло как днем – на множестве подсвечников с прозрачными, похожими на стекло палочками полыхало не меньше сотни чуть голубоватых огней. Составленный буквой «П» стол способен был принять не меньше сотни гостей – но собралось за ним всего три десятка людей, включая десятилетних подростков. Крепких мужчин старше шестнадцати Олег насчитал всего тринадцать душ, включая Мичуру, и понял, что в этой усадьбе боярам приходится трудиться наравне с дворней и холопами. Иначе с хозяйством наверняка не управиться. И на службу к далеким князьям здешние воины отправлялись явно не за славой, а за самым банальным серебром, словно простые нурманы или свены.

– Сюда, сюда проходи, дружище! – Годислав провел Олега во главу стола, посадил слева. Люб, стало быть, гость хозяину.

Вообще-то, слева от главы дома, каковым стал вернувшийся мужчина, полагалось сидеть жене. Но коли он не женат, так не зазорно и кому другому честь оказать. Справа от боярина сидела, естественно, его матушка, дальше – скуластая женщина в платке с глубоко впавшими глазами и серыми щеками. Судя по месту, ее ранг в доме лишь чуть-чуть уступал родительнице. Получалось, это и была та самая боярыня Лепава, сестра Годислава, что пережила мор и смерть всей семьи. Дальше занял место мужик, все лицо которого скрывала ярко-рыжая курчавая борода, поднимавшаяся чуть ли не до глаз и топорщившаяся в разные стороны: прямо застывший взрыв чернильницы. При этом мужчина был брит наголо, словно специально хотел подчеркнуть контраст между своей прической и мужским отличием. Это, скорее всего, был доверенный приказчик. Перед Олегом, Годиславом, его матушкой и сестрой стояли серебряные кубки, перед бородачом – оловянный. Всем остальным достались кружки глиняные или деревянные ковши. Значит – обычная равноправная дворня.

Едва боярин занял место, дворня зашевелилась, принялась наполнять пивом емкости. Хозяйка усадьбы взяла свой кубок, приподняла:

– Сынок вернулся... – и поставила обратно.

– Здрав будь, боярин, – тут же продолжил бородач.

– Здрав будь! Долгие лета! Слава! – тут же подхватили остальные, вскинули кружки и ковши, осушили, потянулись за угощением: солеными грибами, мочеными яблоками, запеченными половинками куриц, рубленой капустой и залитыми коричневым соусом, тощими бараньими ребрами.

Дав людям немного подкрепиться, Годислав махнул рукой:

– Мичура! – Холоп понимающе кивнул, вышел из-за стола, забрал с подоконника сверток и, обогнув весь стол, с поклоном поднес хозяйке. – Прими, матушка, скромное мое подношение, пусть они тебя греют, как мое сердце.

Женщина, кивнув, протянула руку, взялась за край ткани. Рядом тут же вскочила Лепава, быстро развернула подношение, радостно охнула:

– Глянь токмо, матушка, что за красота! – Боярыня подняла и показала всем золотые височные кольца, покрытые мелким рисунком, потом гривну с крупными шариками на концах.

Старуха только кивнула, прикрыла глаза. Застолье явно начинало ее тяготить.

– Долгих лет тебе, матушка!

– Здравия! Долгих лет! Здоровья тебе, матушка! – подхватила дворня.

– Благодарствую, – кивнула старая боярыня и попыталась подняться. С двух сторон ее тут же подхватили сын и дочка, через несколько мгновений подбежали еще несколько человек из дворни, помогли ей выйти из-за стола, проводили из трапезной.

В помещении повисла неловкая пауза, и боярин опять хлопнул в ладони:

– Мичура!

Холоп опять сбегал к подоконнику, принес второй сверток, с поклоном подал боярыне Лепаве. Та вскинула брови, глянула на брата, потом развернула ткань, слабо улыбнулась, подняла на всеобщее обозрение жемчужную сеточку, по краям утяжеленную изумрудами и рубинами – понизь для волос.

– Спасибо, братишка. Когда-то я мечтала именно о такой.

– Почему молчим? – поднял кубок Годислав.

– Здравия боярыне Лепаве! – опять первым встрепенулся бородач. – Долгие лета! Славься!

Его клич моментально подхватила прочая дворня, в очередной раз осушая посуду. Тут очень вовремя в трапезной появилась Елень. Пышная и румяная сама по себе и одетая в красный сарафан, стряпуха торжественно внесла огромное блюдо, на котором в обрамлении причудливо изрезанной моркови и кружочков лука возлежал целиком запеченный огромный карп. Дворня восхищенно заахала, девушка же водрузила угощение на стол аккурат перед Годиславом. Поклонилась в пояс:

– С возвращением, батюшка.

– Ай, спасибо, милая...

И едва стряпуха выпрямилась, он наклонился вперед через стол, взял ладонями за щеки, притянул к себе и поцеловал в губы. Дворня засмеялась, опять закричала здравицу хозяину. Годислав, выпив, принялся разделывать рыбу. Первый кусок положил себе, попробовал. Затем отделил еще по крупному ломтю и положил на хлеб перед Олегом и сестрой. Такие уж в нынешнее время правила вежливости: сперва докажи, что не отравлено, а уж потом угощай.

Рыба была ароматной, пахла сельдереем и чесночком и таяла во рту.

– Очень вкусно, – поблагодарил Середин подошедшую Елень.

– Кушайте на здоровье, – улыбнулась девушка и уселась на лавку слева от него. Это был сюрприз. Получается, свободное место рядом с гостем было оставлено не из вежливости, а потому что предназначалось конкретному человеку. Стряпуха имела в доме довольно высокий статус – раз сидела не вместе со всеми, где придется, а рядом с боярином.

Впрочем, подбивать к здешним красавицам клинья ведун и не собирался. Особенно сейчас, откушав изрядно хмельного меда сперва в бане, а теперь еще и на пиру. Он наполнил свой кубок, выпрямился:

– Храбрость друга моего, боярина Годислава, достойна изумления. Он смел, честен и великодушен к врагам. Долгие лета!

Дворня тост с радостью поддержала. Олег же, отдав дань вежливости, шепнул Годиславу:

– Я ненадолго...

Покинул трапезную, пробрался через дом в другое крыло, зашел в отведенную ему, жарко натопленную светелку и с наслаждением забрался в постель.

Когда он поднялся, то первым делом распахнул окно, чтобы хоть немного ослабить жару. Дом, несмотря на размеры, протопили сверх всякой меры. Печи грели так, словно хозяева всю ночь варили-парили яства к новому пиру. Во дворе же, однако, было тихо, точно в ночном лесу.