Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди Страница 35

В тот вечер они начали с пива в прокуренном подвале, а потом поднялись в светлые залы ресторана, где пахло цветами и духами, и меланхоличный тапер играл какой-то медленный вальс. Поднялись, заняли несколько столиков, и начали нагло, хищнически оглядывать зал — искать хорошеньких дам, чтобы пофлиртовать с ними. Нет, ничего большего и никаких особых дерзостей курсанты себе не позволяли. «Черный лебедь» — не то место. Публика тут почтенная, так что с дамами — только флиртовать и танцевать, если только сама она не пожелает чего-то большего. Но некоторые желали. И несколько ребят с их курса уже завязали здесь серьезные романы с дамами зрелыми, богатыми, страстными и одинокими. И даже те, у кого уже были невесты, даже те, кто не мечтал о пикантной связи с незнакомкой, шли в «Черный лебедь», потому что хотели насладиться женским обществом. Прикоснуться к той красивой взрослой жизни, которая ждала их после окончания школы. Конечно, их ждала еще и война… Но она скоро кончится и они вернутся героями. Так что об этом нечего особо и размышлять.

Конрад засиделся в подвале дольше других. Ему хотелось напиться. И вовсе не хотелось танцевать. В конце концов, он остался один. Но потом за ним прибежал Эберхарт фон Грюненхофф: из всей компании он питал к Конраду больше всего расположения, находя его замкнутость и мрачность весьма загадочной, привлекательной и признаком настоящей мужественности. Эберхарт даже пытался Конраду подражать. И почти во всем следовал его примеру. Хотя слишком отрываться от коллектива боялся, и всегда шел туда, куда шло большинство.

Конрад думал — Эберхарт сядет сейчас пить с ним… Но тот восторженно залопотал:

— Идем, идем скорее наверх! Там такое, такое!!! Там настоящая богиня! Может, ты ей понравишься, ты им всегда нравишься… Идем же!

Вид у Эберхарта был счастливый и какой-то обалделый. И конечно, сам он не имел возможности понравиться богине, он и обычным-то женщинам не слишком нравился, уж очень прыщав был и сильно потел. И, сознавая свою неконкурентоспособность, Эберхарт всегда старался вытолкнуть вместо себя Конрада, и радовался его успехам — как своим.

— Пожалуйста, ну пожалуйста, пошли!

Отказать ему в его мольбе было бы, пожалуй, жестоко. К тому же Конраду показалось интересным взглянуть на «настоящую богиню» — прежде Эберхарт стеснялся выказывать такие бурные эмоции в отношении недоступных для себя женщин. Так что Конрад залпом допил то, что оставалось в кружке, и пошел наверх.

— Настоящая богиня! Мне кажется, она какая-то актриса, инкогнито… Мне кажется, я видел ее в синема! — продолжал верещать Эберхарт, пока они поднимались по лестнице. — Ее сопровождает сам Густав Лабе! Этот молодой наследничек, помнишь, газеты писали? Его дед, отец и дядя внезапно умерли от гриппа, и он один унаследовал все их заводы. Конечно, этот Лабе может себе позволить такую женщину. Но знаешь, она так явно с ним скучает, и когда наши — Бертольд фон Шаумбург, он наглый же такой, совсем бесстыжий! — в общем, когда к ней подкатили, она была совсем не прочь развеяться. А Лабе она явно в кулаке держит, он послушный, как собака, даже жалко смотреть. Она такая красавица, Конрад! Но несправедливо, если опять перепадет Бертольду. Пусть лучше тебе…

Она действительно была ослепительна, эта женщина. Высокая, тонкая, элегантная, вся будто состоящая из резких линий и четких изломов, из черного и белого, без полутонов. Белоснежная, ослепительная кожа, такая гладкая, просто сияющая — Конрад прежде не видел у женщин такой кожи! — и чернота узкого, предельно открытого платья, и чернота волос, скрученных в свободный узел на затылке, так что легкие завитки выбивались на висках и на шее, словно черным кружевом обрамляя бледное точеное лицо с высокими острыми скулами и узким, ярко накрашенным ртом. Этот алый рот, да еще великолепное рубиновое колье на шее были единственными яркими пятнами в общей черно-белой картине.

Несколько мгновений Конрад завороженно пялился на красавицу. Она действительно была невероятна. Прекраснее всех, кого ему случалось видеть в жизни. Прекрасней любой киноактрисы. Прекрасней мамы и Лизелотты… Хотя — вот странность! — в чертах этой женщины он заметил некое сходство и с мамой, и с Лизелоттой, возможно, именно поэтому она так пленила его.

Рядом с красавицей сидел Бертольд фон Шаумбург — откровенно счастливый, поглупевший от счастья, покрасневший от возбуждения, которое он не мог скрыть. По другую сторону от красавицы — угрюмый и бледный Густав Лабе, которого Конрад встречал пару раз в гостях у дядюшкиных знакомых, — сидел с окаменевшим лицом, словно не его унижала сейчас прекрасная женщина, флиртуя с наглым молокососом. Но, может, Лабе нравится, когда его унижают?

— Пожалуй, он уйдет сегодня с ней, если ты не вмешаешься, Конрад, — прошептал Эберхарт. — А почему все лучшее должно доставаться ему?

— Действительно, — пробормотал Конрад и уже сделал шаг вперед, когда краем глаза заметил что-то…

Профиль мужчины, сидевшего за столиков в тени колонны и тоже пристально смотревшего на красавицу.

Невероятно знакомый профиль.

Незабываемый.

Это… Это был тот вампир.

Конрад оцепенел вторично. Красавица? Какая там красавица, черт с ней, будут еще красавицы… Но вампир, которого он видел в счастливых снах, звал в слезах после наказаний, его спаситель — его вампир!

«Мой вампир» — так называл его Конрад.

Его вампир был тут. Рядом. При электрическом свете он выглядел менее загадочно, чем при лунном, но однако же — он смотрелся таким красавцем, хоть в кино снимай! — и одет элегантно, даже роскошно, золотые запонки, булавка для галстука с изумрудом. И при этом умудряется не привлекать к себе внимания.

— Эй, Конрад, ты куда? — разочарованно протянул Эберхарт.

— Старого друга увидел. Не мешай нам.

— А как же?..

— Отстань!

Долго думать Конрад не умел. Да и не было времени на раздумья: а вдруг вампир возьмет да и исчезнет? Он подошел к столику, коротко поклонился и даже щелкнул каблуками в знак почтения, затем — не ожидая приглашения сесть — сел напротив вампира и сказал:

— Я знаю, кто вы такой. Я помню вас. Вы убили вампира, который осиротил меня. Вы спасли мою жизнь. Я хочу, чтобы вы сделали меня таким же, как вы.

У вампира лицо ничего не выражало — ни удивления, ни гнева. Он просто смотрел на Конрада — не моргая, совершенно не моргая, как сова! — и размышлял о чем-то своем. Может, прикидывал, не поужинать ли глупым мальчишкой? Или просто собирался загипнотизировать Конрада и незаметно исчезнуть. Вампиры, судя по большинству свидетельств, это умеют. И будет Конрад сидеть, пялясь перед собой, пока его не приведет в чувство кто-нибудь из соучеников, заметивших его странное поведение. И тогда Конрад решил, что надо сказать что-то еще, как-то расположить вампира к себе.