Грегори Арчер - Конан и алтарь победы Страница 35

Внезапно тот, кого кхитаянка считала своим спасителем, с девушкой на руках бросился бежать в сторону от кочевья и в мгновение ока растворился в ночи. Ки-шон оказалась на распутье: последовать за тем, кому она поклялась служить, или остаться и продолжать поиски жирного мерзавца? Второе показалось ей мелким и нестоящим. И она решила идти за черноволосым богом.

Две женщины, громко и истерично визжа, промчались мимо всех воинов, шатров и загонов, оказались в степи и продолжили свой бег, но уже молча, путаясь в одеждах, спотыкаясь и иногда даже падая. Наконец они, обессилев от усталости, повалились на землю и откинули с голов платки, скрывавшие доселе их лица.

— Кажется, удрали! — тяжело дыша, выговорил Омигус.

Толстый торговец рабынями лишь открывал и закрывал рот, точно рыба, выброшенная на берег. Долгий бег чуть не убил его. Кое-как отдышавшись, он обратился к магу со словами благодарности.

— Ах, мы, торговцы, завсегда должны помогать друг другу. Как хорошо, что мы спаслись! И даже не жалко денег, которые мне обещали заплатить завтра. Жизнь ведь дороже, правда?

На самом деле все золото, полученное за рабынь, покоилось в набрюшном поясе толстяка, но не говорить же об этом неизвестно кому!..

— Правда,— согласился маг.— Жизнь лучше, чем смерть. Мои наконечники тоже пропали, а какие хорошие были наконечники! Их у меня даже купить не успели. Теперь я беден. Совсем бедный купец…

Толстяк хотел было предложить своему неожиданному спутнику партнерство на будущее, но решил пока повременить, присмотреться.

— А что дальше делаем? — поинтересовался он.— Неужто через степь пешком?

Омигус подмигнул ему.

— Парень, тебе со мной повезло. Моя купеческая жизнь заносила меня и не в такие передряги. Как-нибудь за ужином, заказанным за твой счет, я расскажу о некоторых из них. А сейчас смотри и удивляйся. К нам прибегут лошадки — из тех, что разбежались по степи.

Маг полез в свою сумку. Был в его цирковом репертуаре такой трюк — он обращался к публике со словами:

«Мне, великому чародею Черного Круга, подвластны стихии и животное царство. Чьи приказы птицы и звери будут выполнять беспрекословно? Мои! Смотрите и изумляйтесь. Часть своего колдовского дара я растрачу, чтобы убедить вас в могуществе магии. Глядите, я произношу заклинание и приказываю всем кобылам на этой площади подойти ко мне!»

И, к вящему удивлению зрителей, кобылицы, даже с седоками на спинах, с громким ржанием срывались с мест и направлялись к магу.

«А теперь прочь! На место!» — вдруг командовал Великий Чародей, и лошади поворачивали вспять. Секрет фокуса заключался в порошке, сотворенном из семени жеребца. Стоило потереть пальцами щепотку этого порошка, как призывный для кобылиц запах быстро распространялся окрест, и те послушно шли к его источнику. Но во избежание неприятностей в нужную минуту приходилось растирать пальцами другой руки порошок иного, отталкивающего свойства, перебивающий запах первого.

Вот и сейчас Омигус извлек из своей сумки полезный порошок и, высыпав большую горстку на ладонь, принялся растирать его.

Прошло немало времени, чародей уже устал от монотонных движений и начал было сомневаться в успехе затеи, как вдруг вдалеке послышалось возбужденное ржание, а вскоре — приближающийся стук копыт.

— Держи-ка.— Омигус пересыпал порошок в ладони толстяка.— Три, как я. А я пока достану одну штуку… вот …— Он развязал небольшой узелок и вытащил из него сухие листья какого-то растения. Выбрав два листика, он аккуратно упаковал остальные и положил обратно в сумку. — Опытные конокрады знают, что это такое, и платят за листы этого дерева бешеные деньги. Стоит лошади пожевать один такой лист,— а жуют они охотно, нравится им почему-то запах этой дряни,— как она становится покладистой, словно невеста в брачную ночь.

Из темноты выплыла лошадиная морда, за ней еще одна… И вскоре два купца, настоящий и фальшивый, отправились на послушных кобылах в ночное конное странствие. Они решили не ждать, прискачет или нет третья на ароматный порошок. Главное сейчас — побыстрее смыться из этих мест.

«Нет, точно, предложу ему быть моим партнером». Толстяк все больше проникался уважением к новому приятелю.

«А золотишко у него, небось, с собой,— думал тем временем маг.— За товар наверняка уже уплатили. А такие уроды всегда носят золото на себе. Завтра и проверим».

Конан опустил обнаженную девушку на холодную землю. Не мешало бы на нее что-нибудь накинуть, но под рукой ничего не оказалось.

— Конан, Конан, ты пришел,— выдавила из себя Луара и разрыдалась.

Кочевье, обозначенное в ночи пламенем догорающих шатров, осталось уже далеко позади, и можно было не беспокоиться о том, что на Конана и Луару случайно наткнутся трусливые кочевники, а также женщины, дети и старики, пережидающие в степи, пока все уляжется. Здесь Луара будет в безопасности, а он должен вернуться. Чтобы не дать Дикарям надругаться над телом Хорга, чтобы добыть лошадей и одежду для девушки.

Ки-шон помчалась за черноволосым богом со всей быстротой, на которую была способна. Но, разумеется, очень скоро она потеряла из виду слившуюся с непроглядной мглой исполинскую фигуру. Кхитаянка пошла наугад, оставляя за спиной полыхающее кочевье. То и дело она останавливалась, вслушивалась в ночные звуки, припадала ухом к земле.

Вдруг ей показалось, что кто-то рыдает. Ки-шон замерла. Да, чей-то плач доносился из темноты. И этот кто-то находился совсем рядом.

В разоренном кочевье стоял заунывный женский вой над павшими мужьями, отцами и сыновьями, тела которых сносили и укладывали рядами, готовя к погребальному ритуалу, в самом центре стойбища. Из степи с покаянно опущенными головами возвращались отсидевшиеся в безопасности кочевники.

Самые родовитые и уважаемые кочевники собрались возле тел шума-хана, Батыр-хана, Юсуп-хана и других погибших соплеменников и совещались, кому теперь быть главой племени, кому, как только соберут лошадей и рассветет, отправляться в погоню за подлым шадизарским шакалом. Хорг лежал там, где и упал, кочевники подходили, плевали на него и осыпали проклятиями. Никто из них даже не подозревал, что жизнь все еще теплится в груди кузнеца…

А тот, кого вскоре собирались преследовать охваченные жаждой мести степные воины, находился совсем близко от кочевья. Конан лежал на холодной земле, переводил дух после стремительного бега и обдумывал, как выгоднее использовать внезапность своего вторичного появления в стойбище. Чуткое ухо варвара уловило стук копыт — он становился все явственнее. «Лошадь без седока,— определил киммериец.— Идет слишком размеренно. Похоже, ведут под уздцы. Ха, как раз то, что надо…»