Сергей Морозов - Приключения Красной Беретки Страница 35

— Я связался с управлением. Я ничего не раскрывал. Но я сказал им, что и где нужно искать. Убитый жил в общежитии – помните, да? Полицейский пришел в общежитие, где жил погибший. Да, и на стене висел этот самый календарь. Вот этот самый календарь!

— А что‑нибудь нашли собственно по личности?

— Да, и по личности хорошо поработали. Погибший был серьезно нездоров. Множественные заболевания, у меня есть список. Психически в том числе.

— У него могла быть демоническая одержимость?

— С таким списком – вполне.

— Ладно… Будем еще меньше расстраиваться по его поводу.

— Да, конечно, — Полицейский задумался, — но мы не должны самоуспокаиваться. Главный подозреваемый еще может ходить где‑то вокруг. И это не человек.

Полицейский еще немного подумал и добавил:

— Вы знаете… Я иногда чувствую, что это рядом. Сейчас я чувствую, что это совсем близко.

— Это оттого, что мы обсуждаем тему. Просто психология.

— Я боюсь Келли. Она слишком красива.

— Но я ведь тоже слишком красива!

— Вы светлая. А она темная.

— Бросьте эти суеверия. Мне было открыто, что светлые и темные боги отличаются только формой крыльев.

— Я не видел такого в книгах…

— Значит, увидите…

— Волк

Машина шла через поле. И вдруг краем глаза Беретка заметила какое‑то движение в заснеженной траве. Она остановилась, вышла из машины и помахала рукой. Она всмотрелась. Волк бежал ей навстречу.

— Гонял зайцев, — Волк выглядел довольным.

— Как успехи?

— Вчера поймал одного, а сегодня просто согревался.

— Прибежал бы ко мне, я бы тебя угостила.

— Я волк, во–первых, — волк подумал и добавил, — и, во–вторых, тоже.

— Ладно, — сказала Беретка, — Волк, что ты можешь сказать про любовь?

— Любовь – это животная сила, толкающая к продолжению жизни.

— Так уж и животная? Человеческая, божественная?

— Одно другому не мешает. Она – сила, направленная на смысл. На смысл продолжения жизни. Но сначала она животная.

— Любовь – это просто сила… Да?

— Да, просто сила.

— А как любовь соотносится со страданием?

— Со страданием? Со страданием может соотноситься что угодно. Со страданием может соотноситься любое удовольствие, не только любовь.

— Я как‑то об этом не подумала, когда говорила о любви с Келли. Мы говорили о ревности, о страсти… но забыли про любовь.

— Бывает, что когда вы любите – вы страдаете. Но стоит ли отказываться от любви ради страдания?

— Нет, любовь – это главное.

— У вас жизнеутверждающая позиция. Любовь – это смысл. Смыслы выше страданий.

Продолжение жизни – главный смысл для людей и волков.

— Продолжение жизни – главный инструмент богов в войне с хаосом, — сказала Беретка в такт.

— Это не моя тема. Смыслы животных заканчиваются на протяжении их жизни.

— Но ведь смыслы большинства людей тоже.

— Да, люди разные.

— А какой должна быть любовь?

— Любовь должна быть свободной от всего, что есть в материальном мире.

— Всего‑то? – улыбнулась Беретка.

— Кроме тела, — добавил Волк.

— Скелет

— Почему люди не понимают друг друга, — Беретка сидела в своем любимом кресле напротив камина, — нет, я понимаю, что есть люди нелюбопытные, есть люди не информированные, есть разные терминологии. Даже языки разные есть. Но люди понимают по–разному одни и те же слова, одни и те же фразы, которые были написаны для того, чтобы их понимать.

— Вы можете назвать цвет бесконечности?

— Ярко–голубой. А Келли считает, что черный.

— А древние европейцы считали, что темно–коричневый.

— Но как это понять?

— Никак. Это можно только принять. Так они видели мир.

— Странно…

— Есть такой миф о титане Прометее. Он похитил божественный огонь и отдал его людям. В процессе этого произошло множество занятных вещей, в том числе потоп с истреблением большей части человечества, конфликты между богами, охота богов на Прометея… Кончилось все тем, что Прометея приковали к скале. Так вот, на том, что Прометея приковали к скале, европейская трагедия заканчивается. А греческая трагедия на этом моменте только начинается! Почувствуйте разницу!

Но можно задаться вопросом… А могли ли они построить свою трагедию иначе? Точно так говоря о Европе, мы можем именно так спокойно говорить, что все кончилось. У нас не осталось действий, да и не интересны уже эти действия. У нас остался пафос. В хорошем смысле. Пафос, но ничего больше. Мы можем теперь говорить возвышенные слова, но мы уже ничего не сможем сделать. Воля богов свершилась.

— Скелет, опять ты со своей Европой. Хотя нет, в этом что‑то есть. Люди понимают друг друга по–разному, потому что они сами разные. И разные люди принадлежат к разным культурам. И для кого‑то – как ты сказал – воля богов свершилась, а для кого‑то ничего еще не свершалось. Да, у кого‑то Прометей уже прикован, а у кого‑то он еще действует.

— Кто‑то направлен в будущее, а кто‑то направлен в прошлое.

— А с чего им направляться… Наверно, с того, что у кого‑то будущее есть, а у кого‑то его нет. Ну а если у кого‑то будущего нет, но он все равно направлен в будущее? Как некоторые монахи, например?

— А тогда это называется мировоззрением. Или мировосприятием. Есть позитивное мировосприятие, направленное к жизни, направленное к продолжению жизни, к будущей жизни, а есть негативное, направленное против жизни.

— О, мне что‑то вспоминается. Культы делились на аполлонические и хтонические. Первые воздавали поклонение божествам жизни, а вторые – подземным божествам смерти.

— Мировосприятие тех древних было тоже несколько иное. Границы могут быть слегка смещены. Но в общем да, это должно совпасть. Но хтонические божества обычно побеждали. И начинался закат.

— Я не представляю себе хтоническое божество. – Беретка вопросительно посмотрела на Скелета. Аполлонические представляю, а хтонические – нет. Вот так.

— Ваше восприятие тоже можно только принять. Но не понять.

— О мрак! Да как же тогда вообще люди могут понимать друг друга? – Беретка разжалась, как пружина.

— Под давлением. Только под давлением извне.

— Папуасы

На ней была белая невесомая комбинация, «о ужас!» — совершенно прозрачная. «Надо что‑то делать! Я голая! Надо делать» Она напряглась, она думала об одежде. «Думай! Делай! Главное – не проснуться!» И она снова увидела себя. Мир из голубого становился зеленым. Проявились кусты и деревья. На ней был лиф из листьев растений, и легкая набедренная повязка из тех же листьев. А на голове – венок, тоже листья. Но эти листья – она чувствовала — были живые, и держались они не понятно на чем. А на плече у нее висел ее автомат с барабаном. «Бывает же такое», — подумала Богиня, и в голове ее что‑то сработало – «Гром–труба–богиня».