Дэвид Геммел - Друсс-Легенда Страница 37

Эскодас подошел. Гигант был моложе, чем казался на первый взгляд — его старила пробивающаяся темная бородка. Эскодас, встретившись с его голубым взором, холодным, твердым как кремень и неприветливым, улыбнулся:

— Доброе утро.

Гигант только буркнул что-то в ответ, но белокурый щеголь встал и протянул руку.

— Здорово. Меня зовут Зибен, а его Друсс.

— Как же. Он победил Грассина в поединке — сломал ему челюсть, кажется.

— В нескольких местах, — подтвердил Зибен.

— А я — Эскодас. — Лучник сел на бухту каната и прислонился к какому-то тюку, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. После краткого молчания те двое возобновили беседу. Эскодас не слишком прислушивался — они говорили о какой-то женщине и об убийцах.

Он думал о предстоящем путешествии. Он никогда не бывал в Вентрии — но, если верить книгам, это страна баснословных богатств, где водятся драконы, кентавры и разные дикие звери. В драконов Эскодас не слишком верил: он много странствовал по свету, и в каждой стране ходили рассказы о них, но он так ни одного и не встретил. В Чиадзе есть музей, где собран скелет дракона. Скелет, конечно, громадный, но крыльев у него нет, а шея не меньше восьми футов. Разве из такой глотки можно извергать огонь?

Но водятся там драконы или нет, Эскодас от души предвкушал встречу с Вентрией.

— А ты не из говорливых, верно? — сказал Зибен. Эскодас открыл глаза и улыбнулся.

— Когда мне будет что сказать, я скажу, — заверил он.

— Такого случая тебе не представится, — пробурчал Друсс. — Зибен говорит за десятерых.

— Как и подобает сказителю, — учтиво заметил Эскодас.

— Приятно, когда тебя узнают.

— Я слышал тебя в Кортсвейне. Ты исполнял «Песнь о Карнаке». Особенно мне понравилось место об осаде Дрос-Пурдола — хотя боги войны и таинственная принцесса, имеющая власть вызывать молнию, показались мне лишними.

— Поэтическая вольность, — с натянутой улыбкой пояснил Зибен.

— Там она ни к чему. Только умаляет мужество защитников — какие же они герои, если нуждаются в божественной помощи?

— Это не урок истории, — уже без тени улыбки заспорил Зибен. — Это поэма, песня. Появление богов должно показать, что судьба порой становится на сторону отважных.

— Гм-м. — Эскодас снова откинулся назад и закрыл глаза.

— Что это должно означать? Что ты не согласен со мной? Эскодас вздохнул:

— Я не хотел заводить этот спор, досточтимый поэт, но нахожу, что твой прием неуместен. Ты говоришь, что хотел этим прибавить силы своему рассказу, — на том и покончим. Я не желаю сердить тебя еще больше.

— Да не сержусь я, будь ты неладен!

— Он просто не любит, когда ему делают замечания, — вмешался Друсс.

— Не забавно ли слышать такое от человека, который швыряет попутчиков за борт при первом же неласковом слове? Так почему же мой прием неуместен?

— Я бывал во многих осадах, — сказал Эскодас. — Миг величайшего мужества настает в самом конце, когда кажется, что все пропало, — именно тогда слабые бегут или молят о пощаде. А у тебя как раз перед этим прибывают боги, чтобы помочь победить вагрийцев. Вот вся соль и пропадает — ведь ясно же, что победа обеспечена, раз боги явились.

— Но иначе я лишился бы лучших своих строк — особенно в конце, где воины спрашивают себя, увидят ли они богов снова.

— Да, я помню: «О, свет богов, волшебный зов, звон Элвенских колоколов». Так?

— Совершенно верно.

— Мне больше по душе другие, суровые и правдивые строки:

Но день пришел, и молодость увяла,

Огонь и меч уже не манят нас,

И то, что было встарь, уже забылось.

Да, в тайны зачарованных лесов

Лишь глупой юности прилично верить.

— Ты что, знаешь всю поэму наизусть? — с искренним изумлением воскликнул Зибен. Эскодас улыбнулся.

— После того выступления в Кортсвейне я раздобыл твои книги — их было, помнится, пять. Две самые ранние хранятся у меня и теперь.

— Я просто не нахожу слов.

— Этот день войдет в историю, — проворчал Друсс.

— Да уймись ты. Не диво ли — обнаружить среди этого сброда истинного знатока? Возможно, путешествие окажется не столь уж невыносимым. Скажи мне, Эскодас, что побудило тебя отправиться в Вентрию?

— Мне нравится убивать, — ответил тот, и Друсс покатился со смеху,

Первые несколько дней новизна морского путешествия занимала наемников. Днем они играли в кости или рассказывали разные истории, а ночью спали под навесом, закрепленным на обоих бортах.

Бескрайние морские дали зачаровывали Друсса. В машрапурской гавани «Дитя грома» казалось мощным, непотопляемым, но в открытом море оно представлялось хрупким, как плывущий по реке цветок. Зибену путешествие наскучило очень быстро, с Друссом дело обстояло по-иному. Вздохи ветра, колыхание судна, крики чаек над головой — все воспламеняло кровь молодого воина.

Однажды утром он влез по снастям на гигантскую рею грот-мачты. Сидя на ней верхом, он не видел земли — только бесконечную голубизну моря. Босоногий матрос подошел к нему по рее, ни за что не держась руками, и остановился, уперев руки в бедра.

— Пассажирам тут не место. Друсс усмехнулся:

— Как это ты стоишь тут, словно на твердой земле? Тебя ветром сдует.

— А вот гляди! — Матрос соскочил с реи, повис в воздухе, держась за канат, и подтянулся назад к Друссу.

— Здорово. — Внимание Друсса привлекла серебристо-голубая вспышка в море, и матрос пояснил:

— Это боги моря. Дельфины. Если они пожелают, то покажут тебе немало чудес.

Сверкающее тело вылетело из воды, перевернулось в воздухе и вновь ушло под воду с едва заметным всплеском. Друсс полез вниз, решив получше рассмотреть этих морских красавцев, а они высовывали головы из воды и оглашали все вокруг пронзительными криками.

И вдруг стрела, посланная с корабля, вонзилась во взмывшего над водой дельфина.

Остальные тут же исчезли.

Наемники со злостью набросились на стрелявшего.

— Да ведь это только рыба, — оправдывался он. Милус Бар протолкался к нему.

— Глупец! — вскричал капитан, серый под слоем загара. — Это боги моря — они пришли, чтобы оказать нам честь. Иногда они проводят нас сквозь предательские воды. С чего тебе вздумалось стрелять в них?

— Мишень попалась хорошая, вот и стрельнул. Мое дело.

— Да, парень, твое, но если удача теперь отвернется от нас, моим делом будет выпустить тебе требуху и скормить ее акулам. — Кряжистый капитан вернулся к рулю. Недавнее хорошее настроение испарилось, и люди без охоты занялись прежними делами.

— Боги, как они великолепны, — сказал Друссу Зибен. — По преданию, колесницу Асты влекут шесть белых дельфинов.