Кэйтлин Свит - Узор из шрамов Страница 37

Я думала, что буду писать и писать после того первого «Телдару». Потому что вот оно, слово, к которому я все это время приближалась, и после него остальное будет как один глубокий долгий выдох. Но этого не случилось. Я спала, или не спала, а просто лежала, глядя в летнее небо, на тяжелые, серые грозовые облака.

Вчера утром в приступе неугомонности я взяла на руки принцессу и вышла из комнаты. Силдио вскочил с табурета. Не думаю, что видела его таким удивленным раньше. Я велела ему закрыть рот и сообщила, что собираюсь прогуляться. Мы прошли через главную башню и спустились вниз, на центральный двор, где труппа актеров и мастеровые с севера устанавливали палатки. Я смотрела, как слепые глаза ребенка движутся, следя за звуками: равномерное шипение, исходящее от факелов; странные, напевные слова актеров. Эти вещи отвлекли и меня. С удивлением и облегчением я подумала: «Уже несколько минут я не беспокоюсь о своих записях!» Когда мы вернулись в комнату, я устала, испытывала боль (после весенней болезни мое тело уже не такое крепкое), но все еще была неугомонна.

Этим утром я проснулась от дождя, стучащего в приоткрытые ставни.

Время идет. Я создаю этот Узор, не создавая его; он плетется вокруг меня, и я не хочу, чтобы так было. Я вновь готова описывать Путь, который прошла, и следовать по тому, что лежит впереди.

В своей новой клетке, крошечной комнате без окон с дубовой дверью, которая дрожала, когда ее захлопывали, я вспоминала. Здесь было нечем заняться, только вспоминать.

Я вспоминала, как Телдару нахмурился, глядя на Халдрина:

— Не знаю, что ты имеешь в виду. Кто эта девочка? — А потом, когда король объяснил, Телдару сказал:

— Она сумасшедшая.

— Она не выглядит сумасшедшей. — Король всмотрелся в мое лицо, которое оцепенело, как и остальное тело.

— Хал, — Телдару выглядел опечаленным. («Телдару», снова и снова думала я в такт биению сердца). Он был чисто выбрит. Никакой короткой рыжевато-золотистой щетины, которая отражала солнце или царапала мне лоб. — Ты и раньше видел, что некоторые люди не могут вынести собственной силы. Люди, жаждущие Иного мира, но не способные выдержать его сияние.

Я засмеялась. Смех больше походил на кашель, и это мне не помогло — Халдрин, все еще смотревший на меня, сказал:

— Да. Я видел таких людей. Но она другая. Она… — «Он сумеет, — подумала я. — Он поймет. Он хочет».

— Как тебя зовут? — спросил он.

Я повернулась к Телдару.

— Почему ты не скажешь? — и снова засмеялась, когда он огорченно покачал головой. В его глазах было сочувствие и непонимание.

— Он знает, — сказала я королю. — Это я не знала, как его имя, но мое он знал всегда. Я Нола. А также госпожа Торопыга, госпожа Любопытная Провидица, и…

Слова сорвались в плач — нет, я не должна плакать.

— Нола, — сказал король.

В своей тюрьме я слышала звуки. Приглушенные шаги и голоса, смех и крики.

«Это дом наоборот, — думала я, глядя на потолочную штукатурку. — Там у меня было пространство, много вещей, но никаких людей. А здесь нет ничего, кроме матраса, стула и лампы, зато с той стороны целый мир. Я слышу его. Чую лук, хлеб и мясо — кухня Лаэдона, — или Лаэдон тоже был ложью?»

— Нола, — повторил король. — Телдару о тебе позаботится.

— Нет, — сказала я с уверенностью, что было странно, поскольку в моей груди узлом извивался крик.

— Да, — Телдару шагнул мне навстречу. Борл гавкнул. — Ты провидица. И ты нездорова. Я найду тихое, спокойное место и позабочусь о тебе.

— Надо кому-нибудь сообщить? — спросил Халдрин. — У тебя в городе есть семья?

Как еще можно выйти отсюда?

— Да, — быстро сказала я. — Бардрем, он живет в борделе, где я…

— Хорошо, — поспешно кивнул Телдару. — Мы найдем его и сообщим, где ты теперь. — Он улыбнулся обеспокоенной, подбадривающей улыбкой.

— Нет, не сообщишь, — произнесла я еще быстрее, чтобы Халдрин услышал хоть какие-то мои слова. — Ты скажешь, что искал, но не нашел, или что нашел, но ему все равно, и все тебе поверят, потому что…

— Видишь? — голос Телдару был громче моего. Он развел руками в стороны и вновь поднял брови, не сводя глаз с короля. — Она бредит. Но ей повезло, что безумие привело ее сюда, потому что в городе нет ничего, кроме страданий. Ей повезло, что она молодая. Молодая и сильная.

Я не могла отвести от него взгляда. (Телдару, Телдару, Телдару, говорил мой пульс).

— Идем со мной… Нола. — Он произнес мое имя с вопросительной интонацией, словно мог неверно расслышать. — Поищем тебе более подходящее платье. И что-нибудь поесть.

— Я не голодна, — ответила я. — И почему тебе не нравится платье? Ведь это ты мне его дал.

Я думала: «Можно снять лампу и разбить о стену». Я представляла, как пламя охватывает постель, матрас и мою одежду, начиная с подола коричневой юбки. Тогда они откроют дверь. Вынесут меня отсюда, кашляющую, покрытую волдырями — или нет, еще лучше, меня вытащит Борл, вонзив зубы в тело или уцепившись за пояс, а Телдару скажет «Молодец, Борл» и посадит меня в другую клетку, где вообще не будет света.

Сколько это продолжалось? День, два? Дверь открывали несколько раз (звенели ключи, отодвигался засов), он приносил подносы с едой, которая превосходно пахла, но по вкусу была как пыль. Он не разговаривал. Смотрел, как я ковыряюсь в тарелке (я бы вообще не ела, но после нескольких дней проголодалась) и уносил из комнаты туалетное ведерко. Поначалу я краснела, но спустя какое-то время это превратилось в одну из тех вещей, которые он просто делал, молча и быстро.

Когда он заговорил впервые, с ним был Халдрин. Я не знала, который час, но в тот момент я спала и проснулась от звука ключей и скрежета засова. Увидев короля, я попыталась сесть, прижимая к себе одеяло, хотя была в рубашке.

— Нола, — король придвинул к матрасу стул и сел. На нем была богатая туника, темно-красная, с золотой вышивкой, украшенная вдоль каймы маленькими медными кругами. На него падал свет лампы, и это сияние резало глаза. — Как ты?

— Она… — начал Телдару, но Халдрин остановил его взглядом:

— Пусть скажет сама.

Телдару нахмурился, и мне было этого достаточно. Я глубоко вздохнула и ответила:

— Гораздо лучше. — Легко, спокойно, как будто не было ни темноты, ни ведерка в углу, ни Телдару у закрытой двери.

Король улыбнулся.

— Рад это слышать.

— Да, — сказала я. Быстро думать и медленно говорить было сложно. — А поскольку мне гораздо лучше, я бы хотела узнать, когда мне разрешат выходить на улицу.