Исповедь палача (СИ) - Меркушев Арсений Викторович Страница 39

— Не знаю. Должно. Года через три узнаем. Закладка только началась. Вернешься с грузом в Обитель Веры — Маркус тебе все расскажет подробнее.

Говорим еще долго. Старик, открывающий истину, мужчина, который давно уже все сам знает, догадался или понял, но еще нуждается, что бы кто то окончательно сложил пазлы, и ждет даже не в откровения, а в одобрения.

Но это нормально. Других Маркус мне не присылает. Тот кто имеет право задавать некоторые вопросы старику из Седьмой цитадели — должен знать большую половину ответов.

Такие разговоры редко проходят легко и непринужденно, и после того как его святейшество наконец сваливает — второй мой гость не спешит вступать в диалог. Спасибо ему и за это.

Наконец занавесь в дальнем углу сдвигается, и из темноты как привидение выплывает белоснежный лик моего дорого шурина.

— Ты всегда с ними так?

— Жестко?

— Мягко. Я ожидал увидеть кровь и сопли по стене. А тут… Я едва не заснул. Кстати, как он тебе?

— Нормально. Не хуже тех, что были до него. Ты уверен, что ему стоило знать про наш маленький секрет со сбором мочи?

— Стоило. Шила в мешке не утаишь. Мы допускаем, что у технарей могут быть свои люди, и те, кто работаете на них вслепую. А потому пусть считают, что мы только-только начали закладку, и урожая ямчуги нам ждать еще годы и годы. Скорее всего, что-то они и так знают. А Мы создадим …Как ты это называл?

— Белый Шум?

— Правильно. Шум. Много сведений. Разных. Мы не делаем, мы делаем, мы собираемся делать, мы делаем, но передумали, мы начали делать, но у нас ничего не получилось. Нужно утопить крупицы их знания в море нашей лжи.

— Но ты ведь пришел не за тем, что бы преподавать мне уроки дезинформации и контршпионажа?

— Да. — Лысый толстяк грустно вздыхает и начинает теребить своими пухлыми пальцами четки. — Несколько лет назад ты предложил некий план по Технограду. Так сказать — вариант окончательного решения проблемы нашего вынужденного сосуществования. Тогда мы посчитали его излишне аморальным и жестоким.

— А теперь?

— А теперь мы его считаем излишне запоздалым. К тому де повод неплохой. Технари нам сами его дали.

А инициатива, как ты сам понимаешь, наказуема. Да и выполнить задуманное, я думаю, лучше всего получиться у тебя.

Есть впрочем еще кое что. Вот…

Маркус-Добрый, Маркус-Милосердный словно две стеклянные слезы роняет на стол два маленьких стеклянных шарика. Желтых. Слезы Маркуса. Ядовитые. Смертельные.

— Цианид?

— Цианид. Мы проверяли. Действует, как и 100 лет назад.

— На ком?

— А оно тебе надо?! Меньше знаешь легче на душе. Просто постарайся сделать так, что бы они тебе не понадобились. А понадобятся…Там счет идет на секунды. Это что б ты знал.

— Знаю. Уж постараюсь. Кто будет в курсе.

— Савусаил и Яков …..Им я прикажу подчиняться тебе во всем. Буквально во всем. Только если ты не прикажешь… В общем — они мои правые и твои левые руки.

— Хорошо. Но тогда и ты должен дать мне шанс.

— Это справедливо. Как я должен это сделать?

— Для начала накажи меня.

— За что?

— Да за что угодно. Хотя бы за смерть той старухи. Как наказать — я уж тебе сам скажу…

— Гад.

— Что?

— Гад. Змий. Холодный, скользкий, опасный. Так тебя описывал покойный доктор Томаш. Он был прав. Он умел давать людям оценки. Ты серьезно надеешься извернуться и в этот раз?

— Возможно. А ты надеешься, что мне таки понадобится твой дар.

— Почему ты так решил?

— Ты все еще не простил мне Алю. Долгое молчание повисает в небольшой комнате. Толстяк вдруг замирает, и словно на мгновенье превращается в того, кем был лет 20 назад — в высокого сильного мужчину, тело которого еще не вкусило яда, а душа не отравлена предательством.

- Нет, не простил. И не прощу. Никогда. И ты это знаешь.

— Знаю.

Небольшая комната. И двое мужчин. Единомышленников. Не друзей. И мир, который только что прошел очередную точку бифуркации

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПОРТРЕТ ПАЛАЧА

Настоящее. 20 апреля 55 года Эры Пришествия Пророков. Где то на территории Технограда.

«Врага надо знать в лицо»- 75 лет назад эти мудрые слова были сказаны основателями того, что сейчас называлось «Техноградом». Кто именно оставил этот завет — было неизвестно. Это мог быть идейный вдохновитель и пастырь преподобный Иван Григорьевич Сахно, а мог быть один из руководителей ВЧ 32, или…Да не важно кто. Важным было иное — заветы основателей не забывались. И выполнялись.

Самый обычный альбом. И в нем враги, — те, кто должен умереть, что бы люди Технограда могли жить.

Густо и обильно заполненный в самом начале Основания, альбом долгое время не велся, а лишь хранился, как весточка из прошлого, и как знак своеобразной избранности настоящих людей. А еще как знак того, что цель и средства избранные лидерами общины верны. Альбом словно говорил: люди на фотографиях и рисунках хотели нам зла, они желали нашей смерти, но мертвы они, а мы или наши дети живы. Практика — лучший критерий истины. И практика говорила, что они мертвы, а мы живы. Значит, мы все делали правильно.

Сделанное издали фото фигурки человека, одетого в темно-зеленый пиксель. И рядом краткий комментарий, говорящий, что именно он руководил первым и наиболее опасным и организованным штурмом «Технограда» в первые дни после «Смрадной недели». И тут же рядом второй снимок, сделанный уже с очень близкого расстояния. И тоже комментарий. Без него было бы трудно понять, что тело залитое кровью с половиной черепа и далекий силуэт в камуфляже — это одно и то же лицо.

Еще пиксельная одна форма. Фигурка, и почему это женская. Стройная издали. Или отощавшая. Тот же комментарий — попытка атаки с целью завладеть едой и работоспособной техникой. И еще одна фотография, сделанная с близкого расстояния с комментарием — «Предположительно она».

Еще одна фигура в камуфляже, а потом сплошь гражданские. Лишь двое сняты издали, остальные же просто запечатлены грубыми штрихами, словно художник стремился скорее отразить чем объект его творчества не похож на других людей. Раньше — это могли бы назвать плохим шаржем, но тут это уже была ценная ориентировка.

Но с каждой новой фотографией или ориентировкой лица тех, кого надо убить, становятся все более осунувшимися. А потом провал. И нет снимков, и нет шаржей-ориентировок. Провал на четверть века покоя и мира, когда нет ни внешних врагов, ни угроз….

Лишь один раз… Фото. Лицо человека. Уже мертвое, обезображенное выстрелом в упор. И приписка ниже, сделанная видимо по горячим следам — «Сдох Вадим, и хер с ним».

Кто он, и чем смог насолить этот загадочный «Вадим» настоящим людям, чем угрожал, и почему удостоился быть занесенным в этот альбом — оставалось загадкой.

И снова тишина …На долгие годы покоя и благоденствия, когда главной проблемой остается поиск запчастей и патронов, и периодические вылазки по прореживаю отвергнутых Богом.

А через четверть века уж нет ни реактивов для снимков, ни техники для съемок. Зато снова появляется рисунок. Простенький такой. Лицо немолодого азиата, а ниже подпись — «Апостол Ян Гутман».

А рядом другое лицо. Европеец. Это апостол Тэд.

Все-таки рисование — это навык, а не набор реактивов — при желании его можно передать.

Поэтому лица тех, кого посчитали опасными для людей, для настоящих людей, худо бедно запечатлены. Это даже не лица, и не портреты, а скорее наброски, зарисовки, позволяющие легче узнать, отличить, выделить из группы.

Снова Ян, Тэд, Магда и и другие. Видно что рисунок обновился.

Потом новые картинки. Часто и густо. Разные лица.

И простая подпись под каждой — «Иерарх эксплорации, Сервус», а рядом приписка (руководитель разведки). И уже нет рядом с ними дублирующих фотографий или рисунков. Потому что враги живы или ушли, оставив приемников и последователей. Старая рука переворачивает альбом.

— Смотри, Саша, смотри. Возможно, через год-два тебе придется с ними столкнуться.