Андрей Ренсков - Дети Барса. Туман над башнями (СИ) Страница 40

"Да проснись же, наконец! Открой глаза, сын кузнеца!"

— Я хочу спать, — пробормотал Вьяла, переворачиваясь на другой бок и подтаскивая за собой тяжёлое одеяло из стёганого войлока. Сознание раздвоилось. Часть его всё ещё была одурманена сном, другая начала осознавать проступающую сквозь него реальность: слежавшееся сено под рёбрами, запах дыма, громкий храп отца, как всегда, уснувшего, лёжа на спине.

"Очнись, глупый мальчишка! Речь о твоей жизни!"

— Ну и что? — Очень уж странное оно, это состояние, когда завис между сном и явью. Зыбкое, непонятное. То ли взаправду отвечаешь невидимому собеседнику, то ли тебе это просто снится. — Моя жизнь, мне ей и распоряжаться.

"В этом ты ошибаешься, Вьяла. Сильно ошибаешься".

— Тогда заставь меня проснуться, человек из тумана. Что, опять будешь пугать своими кошмарами? Теперь я не боюсь их: ведь они всего-навсего сон.

"И в этом ты тоже ошибаешься, сын кузнеца".

Туман снова сгущается, и из него, в который уже раз, выныривают причудливые твари. В этот раз незнакомые, таких ещё не было. Сгорбленное тело покрыто шелестящим чешуйчатым хитином. Неестественно длинные ноги поросли чёрной влажной шерстью и дрожат мелкой дрожью.

— Ну и что? Нисколько не страшно, просто противно.

Твари разбредаются по залу: принюхиваются, шевелят гигантскими усами. От них исходят невидимые удушливые волны, словно стоишь над открытой мусорной ямой, куда сваливают рыбьи потроха и выплёскивают помои. Какой-то он странный, этот сон. Слишком уж похожий на реальность.

"Поднимайся. Сегодня твоя жизнь изменится, раз и навсегда".

Внезапно одна из тварей замечает притаившегося в углу зала, и издаёт пронзительный визг. Над её головой раскрывается складчатый гребень, состоящий из острых хрящей и желтоватых перепонок между ними. С гребня капает что-то липкое и жёлтое. Спустя секунду тварь уже мчится к лёгкой добыче, разбрасывая в стороны волосатые ноги.

— Это — просто сон. Ничего она мне не сделает.

"И опять ты ошибаешься".

Не добежав примерно десяти локтей, тварь резко тормозит. Из слюнявой пасти вылетает что-то острое и длинное. То ли язык, то ли жало, то ли струя кислоты. Думать о том, что это такое, некогда: шею обжигает чудовищная боль.

Всё-таки, жало: если скосить глаза, можно увидеть, как оно торчит из-под кожи. Кровь из разорванной артерии хлещет на пол, по которому ползают струйки тумана. Ноги становятся ватными, а зародившийся крик никак не может протиснуться сквозь горло, пробитое насквозь. Остаётся лишь шевелить губами и надувать кровяные пузыри. Словно ещё живая рыба под разделочным ножом.

— Нет!!! — заорал Вьяла, неведомо как и чем. Схватился обеими руками за жало, впившееся в шею, стал раскачивать, пытаясь выдернуть. Через какое-то время понял, что сжимает в руках всего лишь плотную связку сухого сена, одну из тех, что служили постелью. Чтобы убедиться, что уже не спит, мазнул рукой по шее. Ладонь вернулась мокрой и скользкой.

— Так это был не сон?

Из потухшего очага медленно полз синеватый дымок, нырял под сбитую из кривых досок дверь и исчезал в ночи, полной шорохов и всхлипов. Отец перевернулся на бок и перестал храпеть. Только сестра спала беспокойно, пиная ногами одеяло, наполовину сползшее на пол.

"Сон. Не сон. На самом деле никакой разницы нет, сын кузнеца. Ты поймёшь это, рано или поздно. Но кровь из тебя сегодня действительно пили".

— Комары, — догадался Вьяла. — Просто комары.

Сделанное открытие убедило мальчика в том, что он уже не спит, а все твари с острыми жалами остались там, в тумане. Есть только мелкие кровососущие пакостники, но не пристало же взрослому восьмилетнему парню всерьёз бояться, что комары способны выпить всю кровь из его тела?

— Зачем ты разбудил меня? — спросил Вьяла, усаживаясь на ложе. За крошечными окнами стояла кромешная тьма. Ночь вступила в свои законные права, и родные спали крепко. Можно было бы не шептать, и даже не шевелить губами, можно было просто думать — живущий в голове всё отлично понимал и так. Но мальчик всё равно продолжал шептать, проговаривая слова, обращённые к незнакомцу. Ощущение, что все твои мысли кто-то слышит, всё ещё были непривычны. Всё ещё пугали.

"Возьми свою одежду и беги отсюда прочь. Одеваться нет времени. Будить родных нет времени. Считай, что они уже мертвы. Есть время только для того, чтобы бежать со всех ног".

— Что? — пискнул Вьяла, вжимаясь в тёплое, пахнущее дымом, сено. Опомнившись, заткнул себе рот, но его возгласа никто не услышал. Только сестра зашевелилась, простонала — её сны тоже были тяжёлы. — Бежать? Зачем? Как?

"Как можно быстрее. Сюда идут люди, которые хотят твоей смерти".

— Я не сделал ничего плохого, клянусь!

"Им довольно того, что ты ещё дышишь. Другие причины не нужны".

Смерть. Даже взрослые, знающие всё на свете, боятся этого слова, стараются не слышать и не произносить его. Это выглядит смешно и глупо. Ведь страх — просто инструмент для достижения цели, и сам по себе бесполезен.

"Всё верно. Я хорошо обучил тебя. Однако есть слово, за которым существует смысл. Это слово звучит так: дело. Наше общее дело. Ты — один из тех, кому удалось дожить до восьми лет. Если они схватят тебя, мне придётся начинать всё сначала".

— Мать? Отец?

"Твой путь будет очень долгим. На нём ты встретишь множество людей, и тебе придётся научиться использовать их в интересах дела. Придётся научиться жертвовать ими, оставлять за спиной без сожаления и состраданий. Родители — первые в твоём списке потерь, но далеко не последние."

— Отец спас мне жизнь!

"А мать прилюдно отреклась. Ты научишься не обращать внимания на такие вещи. Через некоторое время слова "мать" и "отец" потеряют для тебя смысл. Нет, конечно, ты будешь помнить, что такие люди были, но от этой памяти тебе не будет никакого прока. Когда вещи и слова теряют свой изначальный смысл, оставляя лишь бесполезные воспоминания — это и есть смерть, Вьяла."

Босые ноги осторожно встали на пол. Даже уложенная в два слоя, солома обожгла холодом. Земля по ночам быстро остывает: до настоящего лета ещё целых две луны. Туника переброшена через плечо, сандалии, сплетённые из ивовой коры и подшитые кожей, зажаты в руке. Теперь главное — не наступить в темноте на маленьких козлят. Если заблеют, тихо уйти не получится. Эх, ножик свой забыл… Он в стене спрятан, там камень вынимается, приметный такой.

"Некогда! Они уже рядом, в пяти минутах. Прошли через перевал, оставили коней и спускаются в долину пешком, не привлекая внимания. Они страшные люди, сын кузнеца."

— Как Смотрящие?

"Смотрящие никогда не убивают своими руками, а эти люди лишают жизни так же легко, как дышат. Хорошо, что их осталось мало. Недавно была большая война и почти все ублюдки погибли. Но не все, к сожалению".