Жертвуя малым (СИ) - Медейрос Вольга Страница 41

«Проклятые упрямцы! — процедил он, помогая мне вытирать въедливую краску. — Знаешь, что самое противное в слишком долгой жизни? — я покачала головой. — То, что все твои поступки возвращаются. То, что сделал, и, в особенности, то, чего не сделал, — все, как бумеранг, прилетает к запустившему его. А мудрости, что бы подсказала, как теперь действовать дальше, как не было, так и нет».

Он был очень расстроен, но я не понимала предмета, приведшего его дух в упадок. Впрочем, как и всегда. Соль начинал с середины, и на середине же заканчивал, совершенно невозможно было понять, что именно он имеет в виду. Я и не пыталась. Я считала дни до приезда Лучезарного столичного дона. Мне казалось, подойдет к исходу последняя неделя нелегального пребывания у меня Соля, пожалует дон Август, и вся тягомотная история с поисками Аласты закончится, выйдет за пределы моего внимания. Ждать, когда же это случится, уже почти не оставалось терпения, но я сжимала зубы, и старательно ждала, утешая себя мыслью о скором избавлении от страшных секретов и переполненных намеками разговоров. Ждала так, будто не знала, что посвященного в часть тайны члена клуба заговорщиков никогда не оставляют в покое.

И, наконец, долгожданный день визита настал.

Аристократы, верховные жрецы-иерофанты и воплощения богов, приезжали в наш город каждый год. И всякий раз я, стоя среди прочих послушниц вдалеке от места отправления богослужений, втайне мечтала о том, как однажды тоже смогу быть непосредственно причастна к таинству общения с представителями высшей знати. Скажи мне кто, что такой день не за горами, я не поверила бы, а, поверив, страшно загордилась.

Но в действительности, а не в мечтах, все обстояло иначе. Случай, или насмешница-судьба свели меня с Солем, а затем и с единственной в наших краях аристократкой, прекрасной и учтивой донной Фредерикой. Ничего, в сущности, обо мне не зная, она выбрала меня себе в ученицы, и новый статус обязывал сопровождать ее для встречи царственного родственника. Его поезд прибывал на рассвете, за сборами и беготней мне удалось выкроить на сон не более часа, и, стоя позади донны в ее запряженной черными кобылами колеснице, я боролась с сонливостью изо всех сил, но чувствовала, что проигрываю. Вялые, кружились в голове мысли. Когда, в перерыве между посещением покоев Сиятельной жрицы, я забежала в свою комнату, чтобы переодеться, у нас Солем (а он разнообразия для коротал время под моим скромным кровом) состоялся примечательный диалог.

— Ты разве не собираешься на встречу Светлейшего дона? — в сердцах спросила я, едва не наступив на постояльца в тесноте комнатушки.

— Нет, — безразлично отозвался тот, и убрался из-под ног в единственный свободный угол между стеной и спинкой кровати. — Явится, полезет лапать ее. Нет ни малейшего желания смотреть на это.

Онемев от изумления, я принялась было переодеваться в парадное платье прямо на глазах у аристократа, но вовремя остановилась.

— Кто полезет?

— Любой бы полез, хватило б гонору, — мрачно пожал плечами Соль. Читать и писать ему было нечего, все атрибуты оставались на столе, из-за которого я его выгнала, вот он, видимо, от безделья и точил со мной лясы.

— И ты, что ли, тоже? — ошарашенная фантастичностью беседы и крайне заинтригованная, не унималась я.

Соль оглядел меня с головы до пят и тяжело вздохнул.

— Любой, — веско повторил он. И умолк, откинувшись на стену и сцепив на животе руки. Погрузился, так сказать, в размышления.

— Вам-то зачем, ведь вы же родственники, — забросила пробный камень я, но слабый ручеек разговорчивости квартиранта уже иссяк.

Смирившись, я подобрала платье и отправилась переодеваться в душевую раздевалку, оставив Соля вариться в собственном соку.

Сейчас, когда я стояла за спиной донны и одного из ее гвардейцев, железной рукой правившего лошадьми, предрассветный разговор был тем единственным предметом, на котором я могла сосредоточить свой отупелый от недосыпа ум. Я вертела его и так, и эдак, не пытаясь разгадать смысл, но он придавал слабенькую остроту ожиданию встречи с благородным доном Августом и тем самым поддерживал во мне интерес к происходящему.

Наша большая и неуклюжая, зато позолоченная колесница двигалась во главе длинной процессии жриц, жрецов и послушников всех пяти главных городских святилищ. Первыми в алых с золотом мундирах маршировали поклонники Шлемоблещущего, будущие милиционеры, пожарные и телохранители знатных семейств, настоятель храма, гладковыбритый и подтянутый, гарцевал на лошади по правую руку от моей наставницы. Слева, меланхоличный и худой как пугало, ехал верховный авгур, а его подопечные, служители Лучника в желтом и спутницы Охотницы в голубом, несли украшенные разноцветными лентами штандарты божественных Близнецов. Музыканты шагали следом, но их лиры и гобои молчали.

Далее двигались паланкины старших жриц и городской знати, среди них мелькали коляски рикш, под куполами которых, как моллюски в раковине, скрывались от солнца важные господа и разодетые матроны. В пестрой толпе позади них смешались белые традиционные хламиды эскулапов, черные с серебряной вышивкой по подолу платья пифий, темно-синие накидки любителей Совоокой мудрости с островерхими, похожими на столбики надгробий капюшонами. Наособицу вышагивали мастеровые: каждая группа в кафтанах своего цеха, с гербами и разными знаменами, все крепкие, спортивные, загорелые, девушки в косынках, парни с аккуратными бородками, в одежде цветов земли и того, что на ней растет.

Замыкали процессию поклонники Подземных божеств, близкая мне по духу братия. Их мрачные стройные ряды двигались ровно и неотвратимо: сосредоточенные девушки в глухих длинных платьях земляного цвета, серьезные юноши в черно-серых одеждах. В руках они несли фонари, забранные черной и темно-синей бумагой, бронзовые жезлы со сплетшимися на навершии змеями, занавешенные до поры клетки с птицами и барабаны.

В самом конце тащились зеваки из числа простого работного люда. По обочинами дороги, несмотря на ранний час, толпился народ, нас приветствовали заздравными окликами и восхищенными вздохами. Взгляды всего этого несметного множества людей устремлены были на донну, но и мне досталось сполна чужого непривычного внимания: я чувствовала их кожей, они словно прошивали плотную ткань парадного платья насквозь, — эти восторженные, недоверчивые, завистливые, подозрительные взгляды. Изящная донна, аристократка на позолоченной колеснице во главе праздничного шествия, одетая в длинное, до пят, платье полуночно-синего цвета, в глубоком декольте молочно белеет великолепная грудь, хрупкая талия перевита серебряным поясом, черная шляпка с плотной вуалью открывает мне, стоящей сзади, восхитительный вид на нежный, лебединый изгиб белой шеи. Кажется, что шествие — в ее честь, весь город собрался в этот ранний утренний час, чтобы полюбоваться на нее, Сиятельную, полубогиню, едущую навстречу своему небожителю-дяде. Она величественно кивает толпе, машет людям рукой, ее гвардейцы и городские патрульные расчищают нам путь, прогоняя с дороги излишне ретивых зевак, а те отступают к домам, и смотрят, смотрят, смотрят. Донна излучает мир и любовь, и красоту, способную этот мир сохранить, а мне хочется зевнуть, но я в самом фокусе людского внимания и не могу позволить себе подобную слабость. Я даже пошевелиться не могу, и стереть с лица вымученную улыбку — тоже, стою и пялюсь на идеальный затылок наставницы, прокручиваю в голове полуночный диалог с Солем и думаю, что в мечтах этот момент был во сто крат более волнующим. «Почему же, боги побери, так хочется спать?» — думаю я, на миг выхватывая взглядом в толпе искаженное уродливой гримасой бледное мужское лицо с жадно пожирающими донну глазами, и послушные кобылы вывозят нашу колесницу на привокзальную площадь.

Здесь нас уже дожидается мэр города с советниками и — чуть поодаль — газетчики во всеоружии своего ремесла. Со своего высокого и удобного для обзора места я замечаю Лидию, по случаю раннего утра и плотной облачности нанесшую на лицо прямо-таки устрашающую раскраску; при виде меня она делает большие глаза, потом улыбается и поднимает кверху большой палец. Беспомощно, не имея возможности среагировать, я гляжу на нее сверху и проезжаю мимо: гвардеец направляет лошадей под вокзальную арку к перрону, куда прибудет особый поезд Императорской семьи Его Величества. По ходу движения мэр приветствует донну, она отвечает тем же. Процессия тиха, лишь жесты, выразительные в царящем вокруг безмолвии, служат нам сигнальным кодом. Пантомима, которая повторяется из года в год. Новый персонаж в ней — Сиятельная наставница, но она превосходно справляется со своей ролью. Впрочем, наверняка в Вечном городе ей приходилось участвовать в подобном спектакле.