Маргит Сандему - Зловещее наследство Страница 42

Однажды мужчины намеривались, взяв с собой Эли, навестить ее дедушку. Но в последний момент Маттиаса известили, что ему необходимо приехать в Эйкебю к бабушке, которая стала очень старой. Он немедленно отправился туда.

Поэтому поехать с девочкой вынужден был Калеб. Но Эли, будучи большой почитательницей Габриэллы, настояла на том, чтобы и та также приняла участие в поездке. Габриэлла же была в этот момент подавлена и решительно отказалась от этого.

— Что случилось с Их сиятельством? — спросил раздраженно Калеб.

— Я не думаю, что тебе хочется, чтобы я поехала с тобой, — робко промолвила она.

— Боже мой, — простонал он удрученно. — Что думаю я, не имеет значения! Неужели Вы не можете хоть один раз перестать думать о себе, маркграфиня, и порадовать Эли?

Поняв, что отказаться не может, она стыдливо уселась в сани. Эли обрадовалась, что Габриэлла едет, вся засветилась от восторга.

Они сидели по разные стороны от девочки, и их словно барьер разделяло молчание. Габриэлла считала Калеба исключительно грубым и неотесанным мужланом, с которым не о чем говорить. Она обратила внимание на то, сколь неприятными они должны выглядеть со стороны, взяла Эли за руку и ободряюще пожала ее.

Девочка в ответ благодарно улыбнулась.

— Ваше высокопревосходительство, вы уже способны на многое, стоит только вам захотеть, — коротко бросил Калеб, обращаясь к Габриэлле.

— Это не так легко, когда человек полностью замкнулся в себе, — тихо произнесла она в свою защиту.

— А ваши родители?

— Мои родители?

— Вы никогда не думали о том, как они все это переживают?

Она вопросительно посмотрела на него.

— Их единственная дочь вернется отвергнутой, непригодной для замужества. Можете ли вы представить себя на их месте, в их горе, Ваше сиятельство? Представьте, что у вас самой есть единственная дочь, которая вынуждена пережить то же, что пережили вы!

Габриэлла попыталась представить.

— Они взяли на себя все заботы, не так ли, маркграфиня? — продолжал безжалостно Калеб. — Вы можете страдать и спокойно переживать, а ваша мать должна садиться за стол и написать, может быть, сотни неприятных для нее писем о том, что свадьба не состоится. Ибо жених не пожелал венчаться с ее дочерью, о которой она проявляла такую заботу и, уверен, очень гордилась ею. Ваш отец вынужден отказаться от всего, переделать все, что он организовал для вас двоих. Дом, приданное. Не жалуясь, не правда ли? Вы о них подумали?

Габриэлла проглотила сдавивший горло комок.

— Я напишу домой, поблагодарю их. Расскажу, что мне здесь хорошо и я забыла историю с Симоном.

— Забыли?

Габриэлла ответила, взвешивая каждое слово:

— Я забыла Симона. Но не думаю, что я осмелюсь поверить кому-нибудь снова.

— Не все же такие, как он.

— Нет. Но я осталась той же. Некрасивой, худой, нежеланной. Такое не забывается.

— Значит, когда Вы разговариваете с кем-нибудь, Вы все время думаете о том, как выглядите Вы сами? А если позабыть о своей незначительной персоне и подумать о собеседнике? Поинтересоваться его жизнью и его проблемами?

У нее не нашлось слов для ответа, ничего не смогла она сказать в свою защиту.

Эли вмешалась:

— Тебе не следует так строго относится к Габриэлле! Она такая добрая и так переживает, что никто ее не любит.

— Я хочу только помочь ей выбраться из футляра, в который она сама себя спрятала, Эли, — сказал Калеб и подстегнул лошадь. — Вы уже кое-что можете, Ваше сиятельство! Когда Вы находитесь с детьми, то думаете лишь о том, чтобы им было хорошо, мы это видим. Вы в эти моменты становитесь мягкой и приятной. Почему бы в таком случае Вам не попытаться вести себя так же с мужчинами, когда вернетесь ко двору?

— Обратно, — тихо произнесла Габриэлла и отвернулась. — Мне хочется домой к семье, но ко двору? Пусть они катятся ко всем чертям! Мне хорошо здесь у вас.

— Это уже звучит лучше, — жестко заметил Калеб. — Но Вам предстоит пройти еще долгий, долгий путь. Сейчас мы, например, говорим все время о Вас. Но вы ни разу не поинтересовались моей жизнью или жизнью Эли.

— О, — произнесла Габриэлла, покраснев. — Извини меня, Калеб! Я ничего не знаю о твоей жизни после того, как ты выбрался из шахты. А мне хочется услышать!

— В другой раз. Когда Ваш вопрос не будет таким неожиданным.

Ей отказали. И она это заслужила. Странно, но мысль о несуществующей белокурой крестьянке, которую Калеб мечтает взять в жены очень беспокоила ее.

Но она получила новый заряд мужества, когда они узнали лежащего в постели деда Эли. Габриэлла и Калеб ощутили чувство подъема, слушая, как девочка рассказывает о сказочном замке, где она живет, и о том, как все прекрасно.

Им казалось, что они добились многого.

Как выразился Калеб, их большая попытка к спасению детей не улучшила условия жизни всех страдающих малышей в Норвегии. Но для четверых они все-таки создали возможность жить настоящей человеческой жизнью. Они были довольны этим. Калеб прекратил борьбу с властями. Тогда его удары сотрясали только воздух. Здесь же они, во всяком случае, видели результаты своих усилий: одним нищим да меньше.

Андреас часто заглядывал к ним. Была зима, и в Липовой аллее дел было не так уж много. Когда по вечерам дети ложились спать, молодежь сидела за беседой. Однажды и Лив присоединилась к ним, и никто не обратил внимания на то, что в их круг вошла женщина 62 лет. Душа у Лив всегда оставалась молодой и открытой.

Но в этот день перед самым Рождеством она выглядела чем-то озабоченной, погруженной в собственные мысли. Маттиас поинтересовался:

— В чем дело, бабушка?

Она запнулась.

— Да нет, ничего.

— Нет, скажи! Беспокоишься о детях?

— Нет, нет. Старею. Временами слышу какие-то звуки.

Габриэлла, ежедневно ждавшая с нетерпением этих часов живой болтовни, вздрогнула, услышав слова бабушки.

— Звуки?

— Да. Зловещие. Откуда они идут и что это за звуки — не знаю. Они такие неясные.

— Они звучат мрачно, — улыбнулся Маттиас. — Не привидения ли?

— Нет. Привидений в Гростенсхольме никогда раньше не было.

— Раньше? — спросила Габриэлла. — Какое неприятное маленькое слово!

— Нет, я не то хотела сказать. Давайте кончим этот разговор! Габриэлла, я видела, что ты сегодня рисовала для детей. У тебя хорошие способности. Я этого не знала.

— Спасибо, — улыбнулась радостно Габриэлла и покраснела под удивленным взглядом Калеба.

Однако она не правильно поняла его удивление. Но слова Андреаса кое-что объяснили.

— Габриэлла, у тебя необыкновенно красивая улыбка, — заявил ее молодой родственник из Липовой аллеи. — Она исходит как бы изнутри и лучится так, что ты становишься другой! И это ты, такая кислятина, — закончил он скорее откровенно, чем любезно.